4
Летел "Москвич" и мчал по долине хмельных седоков.
Дорога пролегала по полю. Машина то и дело с разгона наезжала на ухаб, ее крепко встряхивало, и у пассажиров на лбу и на затылке вздувались шишки - такие, что не только пятаком, даже старинным серебряным рублем не закроешь.
Ночь уже успела войти в полную силу и моргала звездными глазами.
Путники распевали во весь голос какие-то неразборчивые песни и все больше входили в раж - выпитое в изобили ркацители разбирало их, разливалось огнем по жилам.
Сегодня Закро во второй раз оспаривал первенство Грузии по вольной борьбе. По-прежнему судьба свела его на ковре с чабинаанским Бакурадзе. До смерти хотелось парню вознаградить себя за прошлогоднее поражение. Противники мяли друг друга, тискали, подсекали, подламывали, но ни один не смог швырнуть другого на ковер; наконец судьи присудили великому мастеру борцовых приемов победу по очкам - всего-то насчитали ему на одно очко больше…
И Бакурадзе снова, как в прошлом году, стал чемпионом Грузии.
Друзья-приятели приехали встречать Закро на телавский вокзал и сразу потащили его, огорченного, хмурого в буфет - чтобы пропустить бутылочку-другую, облегчить душу.
Раздосадованный парень искрошил крупными белыми зубами граненый стаканчик и, запрокинув голову, стал пить цинандали прямо из горлышка бутылки.
Потом приятели поднялись на "Москвиче" в Телави и до самого вечера просидели в каком-то погребке. Но напрасно пытался утопить горе в вине побежденный борец, наделенный богатырской силой и до прошлого года не знавший соперников…
Друзья утешали его, как могли. А когда настала ночь, компания села в машину и пустилась в путь, услаждая себе по дороге слух песнями.
Вдруг, перекрывая нестройные голоса певцов, горланивших очередную песню, раздался громкий возглас:
- Эй, дубина, куда ты едешь? Алазани у нас слева - туда и правь! Переедем реку по новому мосту и сразу очутимся в Алвани.
- Чего мы в Алвани не видали? - удивился кто-то.
- Есть у меня там девушка-тушинка, - склонив голову набок, сказал вполголоса первый и ухмыльнулся лукаво. - Заедем к ней, доберем, чего не допили…
Приятели встретили новое предложение восторженными кликами.
- Ну, так давай гони, дружище! Ты, завскладом, спой нам что-нибудь, чего молчишь, ослиная голова!
Что-то похожее на пение вырвалось из машины, перешло в хриплый рев и сразу оборвалось.
- Эх, матушка родная… Голос у парня - золото, и вот… Тьфу! Ничего, приедем в Алвани, заставим тебя сырые яйца глотать! Давай, Серго, дружище, гони!
Водитель, однако, не нуждался в понукании. А один из седоков, надсаживаясь, срывая глотку, выкрикивал слова песни:
Эй, гони, а я по следу
Прямо в рай к тебе приеду
В понедельник или в среду…
Они въехали в Алвани, остановились перед двухэтажным домом и принялись сигналить. Дом, однако, не подавал признаков жизни. Тогда они стали звать хозяйку по имени:
- Кето!.. Кето!
Наконец окно в верхнем этаже отворилось, оттуда высунулась чья-то голова, и сонный голос спросил:
- Кто это? Что вам нужно?
- Это мы… мы к Кето.
- А кто вы такие?
- Как кто? Мы ее товарищи.
- Кето нет дома. Она в больнице, на дежурстве.
Приятели помолчали, потом, посовещавшись, обратились к водителю:
- Ладно, крути баранку, Серго, выворачивай машину.
Серго "вывернул" машину и через минуту-другую дал протяжный гудок перед зданием больницы.
Спустя еще полчаса путники сидели за накрытым столом и вызывали друг друга с полными стаканами в руках "на аллаверды".
Мужчин в доме не было видно, а мать Кето - усталая, заспанная - все, еще никак не могла прийти в себя и поминутно извинялась перед нежданно-негаданно нагрянувшими кутилами.
Кето же, которая бросила дежурство, оставив вместо себя в больнице подругу, не знала, как угодить желанным гостям.
Крепкая водка распалила аппетит, ударила в головы, развязала языки. Гости зашумели, загалдели.
- Песню давай, песню, завскладом!
- Спой нам, соловушко!
- Нет, не надо песни, пусть лучше стихи прочитает.
- Какие там стихи - нашел тоже поэта!
- Ладно, пускай будут стихи, только что-нибудь покрепче, чтобы за душу взяло.
- Да, да, покрепче - это хорошо! Ну, начинай: "Заалели маки в поле…"
- Точка с запятой.
- Эй ты, полоумный, шутки не всегда к месту!
- Так пусть читает "Отелло".
- Нет, давай "Мухамбази".
- "Отелло" лучше.
- Нет, "Мухамбази".
- "Отелло", говорю!
- "Мухамбази"! Давай "Мухамбази", завскладом!
- Ладно, пусть "Мухамбази".
- Жарь, друг милый, давай!
Толстый, грузный заведующий складом, чье иссиня-красное опухшее лицо свидетельствовало о самой тесной дружбе его с крепкими напитками, встал, окинул мутным взглядом сидящих за столом, потом уставился на хозяйскую дочку и начал медовым голосом:
Лишь засну я - ты в моей душе паришь.
А глаза раскрою - над ресницами паришь.
Тополь ли увижу - стан твой предо мной,
Радуга горит - твой пояс предо мной.
Десять у меня путей - гей, джан! - и все к тебе ведут.
Долго бормотал, шептал тихим, томным голосом заведующий складом, потом постепенно голос его стал громче, он выкатил заплывшие жиром глаза и ударил себя пухлым кулаком в черный волосатый треугольник груди, видневшийся под расстегнутым воротом рубашки:
Ты в бою кулачном посмотри - вот я каков!
Тулумбаша с чашей посмотри - вот я каков!
В Ортачальских погребках увидишь, - я каков…
У-ух, чтоб мне на месте умереть -
Тулумбаша посмотри, каков,
В Ортачальской чаше посмотри…
Ты в кулачной чаше…
Ты в кулачных погребках…
Завскладом путался в словах, голос у него вдруг сел; внезапно обозлившись, он грохнул кулаком по столу так, что вся посуда смешалась в общей куче.
Хозяйка заметно огорчилась.
Зато дочка ее и виду не подала, что ей неприятно.
- Собери осколки и сложи в сторонке, Серго!
- Что это тебя так разобрало, завскладом?
- Яйца, ребята, мы забыли про яйца!
- Ах да, яиц! Скорее, дайте яиц!
- Дай ему сырое яйцо, Кето, авось снова в голос войдет. Знаешь, что у него за голос? Ух, раскосые твои глаза! Кто с тобой сравнится! Разве что сам Годзиашвили!
И сосед обнял и расцеловал заведующего складом.
Певцу дали проглотить сырое яйцо.
- Да ну, что одно яйцо! Разве одно яйцо ему поможет? Все равно что ничего. - Сидевший рядом с певцом вскочил и вышел из комнаты.
Вскоре снаружи, с балкона, донеслось отчаянное кудахтанье курицы и неясное бормотание.
Вышедший вернулся через минуту. В поднятой поле рубахи он нес десятка два яиц.
- Это я с самого начала, когда мы поднимались по лестнице, приметил на балконе наседку, - заявил он, осклабясь, и неверным шагом направился к заведующему складом, но по дороге споткнулся о низенькую трехногую скамеечку и растянулся ничком на полу.
Гости с трудом поставили на ноги своего дружка, перемазанного яичным желтком.
Кето, скрывая досаду, повела пострадавшего к рукомойнику.
- На здоровье, Лео! - взревели в один голос собутыльники.
Разбив единственное, чудом уцелевшее и уже насиженное, с заметным зародышем, яйцо, приятели с хохотом заставили беднягу завскладом проглотить его.
Хозяйка отвела взгляд, отвернулась…
Снова мчался по шоссе "Москвич".
Когда переправились через реку Стори, мотор заглох.
Седоки приложились по очереди к прихваченной из Алвани бутылке водки и, не разуваясь, спустились в поток, доходивший им до бедер.
Вымокли сами, и машину залило водой, но под конец ее вытащили, запустили мотор и снова выбрались на дорогу.
Когда путники въехали в Чалиспири, почти все село спало мирным сном.
"Москвич" лихо промчался по пустынной улице и затормозил посреди села, у столовой. Из машины высыпались набившиеся в нее гуляки.
Стараниями распорядительного заведующего столовая была красиво оформлена как снаружи, так и внутри. Кроме общего зальца было в ней и несколько отдельных крохотных закутков-кабинок. Дверь в глубине помещения вела на задний двор, а там был колодец, в который жаркой летней порой опускали, чтобы остудить, бутылки с вином. Над колодцем высилось огромное тутовое дерево - густая его листва защищала от палящих лучей устроившихся у подножья застольцев. Двор, обнесенный высоким дощатым забором, был полностью отделен и от улицы, и от соседних дворов.
Приятели застали в столовой только заведующего и повара. Буфетчик и единственный официант уже ушли домой. Лишь один запоздалый посетитель еще оставался в зале - это был председатель сельсовета. Он то и дело чмокал алыми, разгоревшимися от вина губами и, перегнувшись через прилавок, о чем-то шептался с заведующим.
Заведующий столовой поднял на вошедших живые черные глаза и, прервав беседу с председателем сельсовета, пошел навстречу поздним посетителям. Он обнял шедшего впереди мрачного как туча Закро, поздравил его с серебряной медалью, а потом поздоровался и с остальными.