Наконец вспомним: "Путешествие…" завершает "Слово о Ломоносове", о достойнейшем человеке, рожденном "с нежными чувствами, одаренного сильным воображением, побуждаемым любочестием, исторгнутого из среды народной". Заметим: Радищев не смог в силу разных причин во всем по достоинству оценить научные достижения М. В. Ломоносова, но он верно понял, осознал и передал величие его человеческого подвига, ибо "вся красота вселенной существовала в его мысли". Итак, книга Радищева композиционно завершилась гимном совершенному человеку, гимном русскому самородку, во всей полноте утвердившему свое человеческое достоинство…
Так в самой композиции книги раскрывается ее основополагающий пафос, идея воспитания человека и человечества, оставившая неизгладимый след в русской литературе последующего времени…
3
Автор "Путешествия…", известный нам прежде всего как проповедник революционных идей, при внимательном взгляде предстает перед нами как философ, мысли которого "обращены… в неизмеримость мира" ("Любани"), как историк, сопоставляющий разные эпохи жизни России и рассуждающий о праве народном и соблюдении законов ("Новгород", "Зайцово" и др.), то в роли педагога и духовного наставника или убежденного политика, дающего примеры истинного воспитания молодежи, гражданственного служения народу ("Крестьцы"), наконец, в образе верующего христианина, призванного "представить вам зерцало истины", постоянно обращающего свои взоры к Богу и глубоко убежденного в Его великой любви ("Чудово", "Бронницы", "Хопилов", "Торжок").
Все измеряется и соизмеряется им с образом Человека, достойного своего великого назначения в мире, устремляющего силы "на пользу всех и каждого" ("Выдропуск"). Вот почему столь пристально внимание путешественника к человеческим добродетелям, к мысли о достойных людях, воспринявших с детства основы доброго жития.
И всюду в книге Радищева за живым описанием следует пристальное наблюдение (повествование), затем – размышление и сочувствование. В каждой главе сначала непосредственно воссоздаются живые картины наблюдаемой действительности, затем идет сравнение, анализ изображенного – и новый эпизод, осмысление виденного и эмоциональный на все отклик.
Вспомним, например, главу "Пешки". Вначале здесь описание одного из эпизодов путешествия ("…голод не свой брат, принудил зайти меня в избу…"), далее следует сопоставление в связи с тем, кто, чем и когда удовлетворяет голод, далее – новый эпизод: разговор с крестьянкой по поводу употребления сахара в условиях деревенской бедности, а вслед за тем – замечание-суждение крестьянки ("…не слезы ли ты крестьян своих пьешь, когда они едят такой же хлеб, как и мы?") и, наконец, передается эмоционально-оценочное суждение автора-рассказчика ("Сия укоризна… исполнила сердце мое грустью").
Затем – снова наблюдение, насыщенное массой "сообщающих" деталей, которые обращены к житейской прозе: "Я обозрел в первый раз внимательно всю утварь крестьянской избы. В первый раз обратил сердце к тому, что доселе по нем скользило. Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро, зимой и летом наполняющий избу; окончины, в коих натянутый пузырь едва пропускал свет; два или три горшка (щастлива изба, коли есть в ней всякой день пустые щи), деревянная чашка и кружки, тарелками называемые; стол, топором срубленный, который скоблят скребком по праздникам; корыто кормить свиней или телят, буде есть; спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется; к щастию кадка с квасом, на уксус похожим, и на дворе баня, в коей коли не парятся, то спит скотина; посконная рубаха, обувь, данная природою; онучки с лаптями для выхода".
Затем вновь – осмысление виденного: "Вот в чем почитается по справедливости источник государственного избытка, силы, могущества; но тут же видны слабость, недостатки и злоупотребления законов и их, так сказать, шероховатая сторона. Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучительство и беззащитное нищеты состояние".
И наконец следует этап "практический", этап познания-действия, выражение эмоционального призыва, возбуждение активного отрицания виденного: "Звери алчные! пиявицы ненасытные! что крестьянину вы оставляете?" – и т. д.
Радищев мыслил широко и откровенно; он видел существенную причину зла не только в дурных людях, но и в тех неблагоприятных обстоятельствах, в том строе человеческих отношений, который повсеместно закрывает пути добродетели. Поэтому и пришел к мысли о неизбежности революционного насилия над тиранами, которые суть узурпаторы человеческой свободы, человеческого достоинства и самого достойного человека существования. Вот корни его революционных идей, ярко отразившихся в оде "Вольность".
Вся жизнь крепостнической России, с глубокими изъянами крепостничества, унижающими достоинство личности, – вся эта жизнь предстает перед судом достойного Божественного предначертания.
В своем творчестве Радищев не только сумел прямо взглянуть на действительность и горячо откликнуться на человеческие страдания, но и проявил спасительную рассудительность в отношении к вечным вопросам бытия, не забыв о духовных началах Человека во имя утверждения его материальной обеспеченности. Что помогло ему? Благочестивое воспитание? Истинный энциклопедизм? Вера в великость человека? Убежденность в том, что не может быть счастья там, где дойдут "до края возможного", "несообразности разума человеческого", "необузданности и беспечалия"?
Так или иначе "Путешествие из Петербурга в Москву" (если не будем пристрастны и не станем с предубеждением заведомо считать его только революционным манифестом) – это прежде всего книга, написанная кровью сердца "сочувствователя", высоко ставящего Человека и верящего в его Божественное предназначение, а затем уже – книга негодования и протеста, возникшего потому, что "самодержавство (т. е. насилие над человеком. – В. Т.) есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние".
Между тем в "Путешествии…" отражены все основные сословия современной писателю России. Здесь и крестьяне ("Хотилов", "Клин", "Городня", "Едрово"), и помещики ("Медное", "Городня", "Вышний Волочок"), нередко злоупотребляющие своей властью ("Зайцово", "Городня", "Медное", "Едрово", "Пешки"), чиновники и офицеры ("Чудово", "София", "Тосна", "Зайцово") и купцы ("Новгород", "Вышний Волочок").
В книге Радищева возникают эпизодические, но весьма значащие образы. Один из них – "гражданин будущих времен", тот, чьи оброненные записки, поднятые путешественником, содержат проекты об отмене крепостного права и придворных чинов ("Медное"). Другие: "чувствительный друг" и "проситель свободного книгопечатания" ("Вышний Волочок", "Торжок", "Медное"), в уста которых Радищев вкладывает мысли о значении слова в преобразовании общества…
Писатель верил в будущее России и ее народа. "Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие народ российский… О народ, к величию и славе рожденный, если они обращены в тебе будут на снискание всего того, что соделать может блаженство общественное!" – восклицал он в одной из своих статей.
И все же, кто он – революционер, философ, просветитель, энциклопедист или трибун-проповедник? Он – и то, и другое, и третье… Он – все… Еще, целые книги будут написаны о нем. Мы же напомним, что едва ли не важнейшее, чем заслужил он благодарность потомков, есть истинное служение причине "всякого бытия", Слову, которое, следуя его выражениям, есть "начальный способствователь совершенствования рода человеческого".
В. Троицкий
Путешествие из петербурга в москву
Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
Тилемахида, том II, кн. XVIII, стих 514
А. М. К.