Мастеровой, назвавшийся Иваном Никешевым, привел их в свой дом на Верхней улице.
Той порой господин Ширяев, владелец Шайтанских заводов, во весь мах мчал в город.
Он приехал в Екатеринбург к вечеру. Дом, где жила Софья Алексеевна, стоял на самом бойком месте, - на Уктусской улице, рядом с гостиным двором. Поблизости, только перейти через улицу, желтели каменные здания горной канцелярии, горного училища, земского суда и острога.
С соборной церкви раздавался унылый великопостный звон. Ефим Алексеевич снял шляпу и набожно перекрестился.
Сестра встретила его на крыльце. Это была миловидная, пышнотелая блондинка, напудренная и надушенная. Глядя в ее открытые, чистые, как у ребенка, глаза, никак нельзя было подумать о многочисленных любовных приключениях этой женщины и о трех ее замужествах. В передней лакей снял с Ефима Алексеевича дорожное пальто. Сестра и брат сели в гостиной.
Прежде всего Ефим Алексеевич поинтересовался, как обстоят дела с Демидовым. Софья Алексеевна надула розовые губки.
- Все одно я с ним жить не буду, хотя бы государыня силой вернула к нему. Столько наобещал, когда женился, а после свадьбы посадил на хлеб, на воду.
Она гневно потряхивала ножкой, обутой в изящную бальную туфельку.
"И когда только Софья успела заправской дворянкой стать", - думал Ефим Алексеевич, оглядывая нарядное убранство гостиной с коврами на полу и на стенах, с бронзовым амуром на столике из черного дерева, с расписным плафоном.
Вспомнил, как в Горохове та же Софья мыла полы в отцовском доме, а братья по очереди сидели в лавке, торговали мелочишкой. И вдруг, как в сказке, приехал волшебный царевич, взглянул на девку-чернавку и стала она женой на всю империю знаменитого богача, а братья Ширяевы - владельцами Шайтанки, рудника и окрестных деревень. Враз все стали богатыми людьми. Младший брат еще не хочет расстаться с торговлей, но часть прибыли от завода, которую он получает ежегодно, дала ему право стать гильдейским купцом.
- Когда же ты думаешь попроведать свою Амальхен? - спросила Софья Алексеевна, желая закончить неприятный разговор.
- Да хоть сейчас… Эй, Мишка! Ты еще не выпряг лошадей? Поедем на Береговую.
- Смотри, не загащивайся, - смеясь, говорила сестра. - Пасху будем встречать вместе.
- Что ты? До пасхи еще две недели.
- Все равно не отпущу. У меня будет много гостей.
Ефим Алексеевич с радостным трепетом ехал на Береговую улицу. Там в маленьком домике, окруженным садом, жила его возлюбленная.
Уже совсем стемнело, когда он подъехал к заветному крыльцу. В одном окне светился огонь. Ефим Алексеевич заглянул в окно. Амалия сидела за столом и что-то вязала. Он постучал, как у них давно было условлено, три раза. Дверь отворилась, мелькнуло розовое платье.
- Ефим! О, ти не забыль свою Амальхен?
Ефим Алексеевич протянул к ней обе руки. Он точно переселялся в другой мир, полный светлых видений. Шайтанка, с курными избами, с унылыми фигурами мастеровых, злобно поглядывавших на владельца, - все это стало бесконечно далеким. Ефим Алексеевич наслаждался любовью и покоем. Он был счастлив сознанием, что, несмотря на свои сорок восемь лет, еще нравится женщинам. Правда, Амальхен ему стоит очень дорого, но что делать, в таком возрасте нельзя не платить за любовь.
- Я слышал, ты собираешься замуж выскочить?
- О, найн, найн! Я люблю только тебя. Ти один хороший.
- Смотри у меня! А то, давай, я тебя увезу в Шайтанку?
- Там Катиш.
- Катерину отправлю обратно к ее мамаше.
Она отрицательно покачала головой.
- Не хочешь - силой увезу.
Амалия посмотрела на него с испугом.
- Не хочу, не хочу. Ти злой.
- Ну, ладно, ладно. Шуток не понимаешь, дура. Ставь-ка лучше на стол вино и закуски…
На другой день Ефим Алексеевич отправился в горную канцелярию. Здесь он познакомился с новым членом горной канцелярии коллежским асессором Башмаковым. Одетый в полувоенный мундир чиновник с холодным и властным лицом встретил его вопросов:
- Как у вас на заводе? Спокойно?
- Грех пожаловаться. Народ у меня не балованный, работают…
Губы Башмакова сложились в улыбку. Должно быть, он не поверил.
- Советую все же завести команду из верных людей.
Этот разговор очень неприятно подействовал на Ефима Алексеевича. Из кого он наберет верную команду? Несколько стражников - вот и вся команда. Все заводское население ненавидит его - что скрывать, - только из-под палки и работают. Ах, До чего ему сейчас не хотелось жить в Шайтанке! Но возвращаться туда придется, и уже от одной мысли о необходимости снова видеть вокруг себя хмурые и враждебные лица настроение Ефима Алексеевича окончательно испортилось. Он и в канцелярии не захотел оставаться, а велел Мишке снова ехать на Береговую, где ожидали его нежная забота и ласки Амальхен.
И снова был он счастлив в этом розовом раю, хотя нет-нет да и мелькала мысль: а как там, в Шайтанке? Остался там верный раб Алешка, но ведь и он только раб. Никому нельзя верить, в том числе самым близким слугам. Случись что - предадут и продадут.
Лежа на перине, полупьяный, он вдруг нащупал под подушкой листок бумаги. Поднялся с кровати, зажег свечу и прочитал начальные строки:
"Любезная моя сударушка! Сердечное мое сокровище! Ангел мой и купидон со стрелами! Жажду твоих поцелуев…"
Ефим Алексеевич побагровел от ярости, подошел к постели, где безмятежно спала Амальхен, и схватил ее за волосы.
- Кто писал? - прохрипел он, потрясая письмом.
Та спросонок ничего не могла понять.
- Молчишь, сука?
Он ударил ее по щеке.
- Не смеешь бить! - кричала Амальхен, - Ти не в Шайтанке. Вон отсюда!
Ефим Алексеевич посмотрел на нее с изумлением. "Вот как заговорила проклятая!"
Задыхаясь от злобы, он подошел к стеклянной горке, где стоял дорогой сервиз саксонского фарфора, купленный для нее прошлым летом, и чашку за чашкой начал бросать на пол. С легким звоном разбивались они и вместе с ними искусно намалеванные на них пастушки, так похожие на розовую Амальхен.
- Мишка! Запрягай лошадей! Поехали в Разгуляй.
С того дня началась какая-то сумасшедшая карусель. Пасхальную неделю Ефим Алексеевич провел у сестры. Каждый день кончался пирушкой. Даже Софья Алексеевна начала беспокоиться за брата.
- Смотри, братец, как бы тебе без денег не остаться. Город у нас веселый.
- Не бойся, сестра. Нет денег - будут. Работные люди в Шайтанке день и ночь мне богатство куют.
Он пил без просыпу, стараясь заглушить тоску, пил со злости на Амальхен, которая так подло его обманула, пил потому, что не хотелось ехать в Шайтанку.
Дни бежали незаметно среди гульбы и утех. Последний день Ефим Алексеевич вспоминал как тяжелый кошмар. Очнувшись в гостиной на диване, он увидел распластанный ножом ковер на стене, пустые бутылки под ногами и сброшенную с пьедестала статую Амура.
Потирая седеющие виски, Ефим Алексеевич пытался восстановить минувшую ночь.
Да, много было шума. Софья пригласила горных инженеров с женами. Лучше бы пригласила веселых женок с Разгуляя, тогда не случилось бы такого скандала… Тьфу, мерзость! Кто-то дал ему пощечину… Говорят, дворянин… За что? Ведь он обещал его жене серьги с изумрудами… Нет, он больше ни часу не останется в этом доме.
- Мишка! Запрягай лошадей! Едем в Шайтанку.
Молчание. Пришлось встать. Мишка валялся в передней с лицом, опухшим от пьянства. Только полновесный удар ямщичьим кнутом вернул ему сознание.
Когда Андрей получил отказ принять его на сплав, он стал советоваться с друзьями, как быть, что делать дальше.
- Свет не клином сошелся: рядом Билимбай, Ревда. Ревдинские караваны изо всех набольшие, - говорил Кочнев.
- Говорят, лучше всего в Билимбае, - сказал Никифор.
- Все одно, - отозвался Мясников, - была бы работа.
Решили идти наниматься в Билимбай.
- Ну, тогда и я с вами, - согласился Кочнев.
- Думаешь, тебя, сухопарого, возьмут на барку? - насмешливо спросил Никифор.
- Зато я хваткий да верткий. Где силой не возьму, там ловкостью достигну.
- Будем держаться вместе, - сказал Андрей. - Завтра выступаем в поход.
Ему хотелось в этот день побывать в Талице, повидаться с Балдиным.
Так он и сделал. Тот оказался дома и тотчас же спросил про Блоху.
- Похоронил я своего дружка в лесу, когда мы уходили от воинской команды. Умер от раны.
- Эх, жаль мужика. С богатой душой был человек, хоть и нищим жил. К таким людям, как на огонек, идут… Отчего же вы в такое злоключение попали?
- Вольными людьми мы себя называли, не давали спуску начальству, за бедный народ стояли - ну и начальство не дремало. На Чусовой пришлось неравный бой принять. Чуть не все мои товарищи там головы сложили… Страшно и вспомнить.
- Так не тебя ли атаманом Золотым прозвали?
- Меня. Только ты об этом пока - никому ни слова.
Мастеровой посмотрел на него с уважением.
- Доброе дело делал.
- Делал, да что толку. Столько людей погибло…
Они сидели друг против друга, охваченные оба мыслями о минувшем и настоящем.
Андрей поднялся со скамьи.
- Прощай, в Билимбай отчаливаю.
Пахом тоже встал и сказал проникновенно:
- Не уходи в Билимбай: большое дело на череду.
- Какое?
- Покуда не скажу. Видишь, вон вода в котле закипает, так и у нас. Оставайся. Не от себя прошу, от всех мастеровых.
В избе Ивана Никешева шел большой разговор. Начался он с пустого.
- Что ты левой рукой за все берешься? Левша, что ли? - спросил Никифор.