И Нерон, и Наполеон, и Сципион Младший, и Пирр, и Ганнибал и многие другие элементы иерархий, умеющие утонченно подчиняться и подчинять, и даже писатели - популярные в толпе! - в произведениях которых лирический герой отправляется завоевывать своими силами некую столицу, великий город, который и оказывался в итоге попранным под его ногами… Мечта…
Это - мощь и сила невроза.
Назовем это условно "неврозом великого города".
Невроз этот из тех, которые приобретаются отнюдь не в несчастиях собственной жизни.
…не из прошлого, а - из будущего…
И это истинно так, ведь время, в определенном смысле, закольцовано - порукой тому видения пророков.
Во вселенной, в которой время таково, конец известен от начала.
А смерть и ее обстоятельства навевают и грусть, и злобу, и стремление избежать неминуемого.
Но не иссушить им огнем пожаров захлестывающие их души волны ужаса…
Перед Великим Городом, с которым они связывают свою погибель.
Кто перечитывает "Апокалипсис", уже догадался, о чем идет речь.
Глава пятнадцатая. СУДЬБА "ЖЕНЩИН" В НАПОЛЕОНОВСКОЙ ОРДЕ
Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить.
Мф. 10:28
Сверхвождю Наполеону помогали не только высшие чиновники российского государства и пьяницы. Активными пособниками на первом этапе войны 1812 года были исполнители наиболее массового образа жизни - крепостные крестьяне (отторгшие из своей среды неугодников в рекруты).
Исполнители на первом этапе войны с энтузиазмом брали в плен помещиков и охраняли имущество барских домов, чтобы оно в целости и сохранности досталось наполеоновским мародерам, и даже встречали их хлебом-солью. Факт известный, хотя и не афишируемый.
Но это в селах и деревнях. А что происходило в городах?
Какие категории населения с наибольшей готовностью проявили свою стадную сущность при явлении сверхвождя?
В Москве из 247 тысяч тогдашнего населения осталось, по разным оценкам, от шести до пятнадцати тысяч (не считая 22,5 тысяч оставленных после Бородина раненых).
Это были:
- французы: модистки, актрисы-проститутки, гувернантки и гувернеры;
- немцы;
- евреи;
- купцы (как нам сообщают в освященных иерархией учебниках, якобы свято верившие Ростопчину и потому не вывезшие свой товар, и оставшиеся якобы потому, что решили этот свой товар сохранить);
- вырвавшиеся из тюрем преступники (и, видимо, их избежавшие заключения подельники);
- проститутки;
- разного звания пьянь;
- монашки.
Описание "проделок" этих отчетливо авторитарных категорий населения начнем с проституток. Если, как нам объясняют, купцы остались встречать французов потому, что вывезти товар заблаговременно не догадались, а полное отсутствие транспорта непосредственно перед вступлением наполеоновцев не давало возможности уйти в последний момент, то у проституток, как известно, "орудие производства" особых транспортных средств не требует. Они уйти могли.
Следовательно, причина, по которой проститутки остались в городе, психологического свойства. Их остаться тянуло. Это - первое.
Оплачиваемыми проститутками мечтают стать многие женщины, но далеко не у всякой получается довести "производительность труда" конвейера до уровня, обеспечивающего ей сытое существование. Конкуренция во все времена была огромна, и побеждали, разумеется, те, к которым активнее шла гипнабельная клиентура.
Далеко не всякому клиенту приятно предварительно многословно объяснять, когда она должна разыграть из себя "строгую" и "неприступную" герцогиню, и уж только потом приступать к мероприятию с элементами биологического взаимоотношения полов; гораздо увлекательней получать все это без предварительных вербальных наставлений. Таким образом, профессиональное преимущество есть у тех категорий проституток, которые более чувствительны к диктующему некрополю заказчика (экстрасенсы); тех, которые при всей своей жестокости послушны; и тех, кто обладает достаточными гипнотическими способностями, чтобы заставить клиента расплатиться.
Рай для проститутки - это нашествие гипнабельных мужчин.
Лучше сразу целой армии! Великой армии! Армии под руководством великого вождя, рядом с которым гипнабельность обостряется неимоверно. Это - второе.
Вспоминая отступление этой Великой армии, то, как они справляли свои естественные надобности не раздеваясь (и может быть, ради цивилизованного оправдания этого и присоединились к сверхвождю?), лишний раз убеждаешься в справедливости фрейдовской классификации индивидов: именно такие и значимы для живущих по законам стаи валабиянок вообще и профессиональных проституток в особенности.
Стоит ли удивляться, что городские проститутки в покинутой населением Москве остались?
Но каков бы ни был механизм принятого ими решения, очевидно, что поступки уличных проституток в большей мере, чем валабиянок, определяются даже не приказами, а лишь пространственными перемещениями и просто желаниями вождя, а тем более сверхвождя.
При появлении наполеоновцев проститутки и близкие к ним по психологии "энтузиастки" были активны. И - счастливы. По-своему.
Они были активны и когда наполеоновцы Москву оставляли. Они уходили вслед за Наполеоном.
Уцелевшие очевидцы писали, что у каждого оставлявшего Москву наполеоновского офицера была карета, в которой непременно сидела женщина. Нет, не пленница, а добровольная попутчица, "подруга сердца" (см. в кн.: Верещагин В. В. Наполеон I в России. Тверь: Агентство "Созвездие", 1993. С. 154). Из того, что уйти вместе с Кутузовым при хорошей погоде у них не было сил, а для ухода вслед за Наполеоном при испортившейся эти силы появились, следует, что поступки их диктовались вовсе не внешними обстоятельствами.
Женщины были не только у офицеров, но и у военных подразделений. Не отдельных солдат, а именно подразделений.
Подобно тому как во второй половине XIX века в Питере ценились проститутки преимущественно немецкого и прибалтийского происхождения, так в начале века ценились француженки. (Пьер на первом этапе своего развития, лет за несколько до 1812 года, помнится, ездил спать к француженкам, так называемым актрисам - они, действительно, кроме основного своего занятия еще и на сцене представляли.)
Естественно, что во время бегства и гибели Великой армии, из всех проституток страдания именно француженок вызывали особенно сильные эмоции у французских мемуаристов.
Эти мемуаристы поголовно исходили из той концепции (ложной), что эти, умеющие "представить" что угодно дамы, были… жертвами, а не счастливыми Великой армии добровольцами. Эта концепция, искажающая происходившее, несколько обесценивает мемуары, однако кое-что можно вычитать и между строк.
Невыразимо было жалко француженок, ушедших… из Москвы, рассчитывавших на полную безопасность среди нас. Большая часть шла пешком, в летних башмаках, одетые в легкие шелковые и люстриновые платья, в обрывки шуб или солдатских шинелей, снятых с трупов. Положение их должно было вызвать слезы у самого загрубелого человека, если бы обстоятельства не задушили всех чувств.
(Labaume) (Верещагин В. В. Наполеон I в России. С. 77)
Дешевая жалость есть одно из тех чувств, посредством которых некрофилы-"внутренники" ставят в зависимость исполнителей более низкого, чем они, ранга (подробнее об этом см. в кн. "КАТАРСИС"). Виртуозно владеют нанизыванием на крючок жалости не только профессиональные нищие, но и проститутки, - как не вспомнить их стандартные исповеди клиенту о том, как проклятая жизнь их, бедняжек, вынудила заниматься именно этим. То, что цитируемый Labaume в своих мемуарах столь дешево жалостлив к "несчастным падшим" созданиям, показывает, что в Великой армии грабителей и убийц он оказался отнюдь не случайно.
Послушаем, что Labaume (одержимый культивируемым комплексом неполноценности, который позволял беспрестанно и безосновательно чувствовать вину перед величественной Женщиной, и, будучи некрофилом, романтизирующий и Наполеона, и самого себя, и всех своих движимых теми же чувствами попутчиков) говорит дальше про тех, кто такие вокруг себя события соорганизовывал целенаправленными усилиями:
Несчастная П. все еще тащилась за нами и как рабыня разделяла наши беды и лишения.
История этой особы стоит того, чтобы рассказать о ней: заблудилась ли она или, по своей романтической натуре, напросилась на приключение, но ее нашли спрятавшуюся в подземелье Архангельского собора. Девушку привели к элегантному французскому генералу, который сначала взял ее под свое покровительство, а потом, прикинувшись влюбленным и обещавши жениться на ней, сделал ее своею любовницей. Она переносила все беды, лишения с истинным мужеством добродетели. Неся в себе уже залог любви, которую она считала естественною и законною, она гордилась тем, что будет матерью, и тем, что следует за своим мужем. Но тот, который всего наобещал ей, узнавши, что мы не остановимся в Смоленске, решился порвать связь, на которую никогда и не смотрел иначе, как на забаву. С черною душой, недоступным жалости сердцем, он объявил этому невинному существу под каким-то благовидным предлогом, что им необходимо расстаться. Бедняжка вскрикнула от отчаяния и объявила, что, пожертвовавши семьей и именем тому, кого считала уже своим мужем, считала своим долгом идти за ним всюду, и что ни усталость, ни опасности не отвратят ее от решения следовать за любимым человеком.