- Знаю, поди. Мы с гимназеями на кулачках дрались. Илюшка Артамонов сразу трех положил. Сукном его отец на Галерной торгует. Во сила!
- Кулак что? - Незнакомец щелкнул Ваську по затылку: - Звону нет, не пустая башка. Считай, братец, что первый экзамен сдал.
И, смеясь, заспешил к кибитке.
- Между прочим, запомни: в руках силу тоже небесполезно нагуливать. Напали как-то на меня трое разбойников. Скрутил да в участок доставил…
Вот так господин! Кто б это мог быть? Барин барином, а по обхождению чистый простолюдин.
Дома застали Федора и Шумского.
- А, крестник… - заулыбался чучельник. - Поди сюда, давненько не виделись.
- Кого сейчас встретили! - выпалил Васька. - Господина одного потешного. Ой-ё! Землю лопал. Селитряная, говорит. Крышку часов открывает - я ему точное время обозначил. Как есть. Он аж рот разинул. Потеха. Велел приходить на Троицкое подворье, в гимназию.
- Куда? - протянул Федор.
- И верно, что чудной господин, - сказала Марья. - Ваську по затылку щелкнул. Звону не услышал и сказал, что сдал первый экзамен.
- Разные причуды у господ, - значительно заметил Федор. - Вон императрица Екатерина взяла и назначила наследника генерал-адмиралом. А тому и десяти лет не исполнилось. Вот так. Гимназия. Ишь ты. Я так думаю: одному по плечу боярская шуба, а кому и дрянной зипун. По мне - так воинский кафтан. Ой, мужики, глупыя вы, глупыя. Говорил я, сынок, с откупщиком Саватеевым. Берет тебя в услужение.
- Счислять прибытки? - усмехнулся Шумский.
- Ну.
- Эх ты, Федор, простая душа. У Васьки по всем приметам виды на науку.
- Виды… От видов полушка не набежит, сам знаешь.
Шумский пил чай, чашку за чашкой. Лицо утирал полотенцем. В самоваре отражались его бурые щеки с бородой, высокий лоб, рот. Хитро посматривал на свой медный лик.
- Третьего дня, - говорил Шумский, - в "Ведомостях" читал: зовут разночинных в гимназию.
- Чего не напишут в твоих "Ведомостях".
Ваське смерть как неохота к Саватееву - сивухой от него на версту разит, рожа адская, глаза рачьи.
Нашла коса на камень - поп свое, а черт свое. Не сдается Шумский.
- Читал я в одной книжице: арифметика простирается до известных родов счисления. М-да. Но есть еще… - Шумский победно поднимает палец. Палец убедителен, беспрекословен, перст, а не палец. - Но есть еще Аналитика. Высоко человеческий ум простирается. Выучиться бы крестнику на знателя!
Видел Васька знателя. В черном фраке, чулки зеленые, стекла в глазах. Осматривал лавки в Гостином дворе. Илюшка Артамонов сукно ему понес. И Ваську позвал. Знатель из немцев, но по-русски болтает. Рассказал, что скоро рощу будет сажать за городом. Для кораблей. Он лесной знатель, формейстер.
Хорошо быть знателем. На небе вон сколько звезд, а как зовутся?
Засыпая, Васька все вспоминал господина, который землю ел. Тоже небось знатель.
Утром побежал на огород. Высматривал знакомую кибитку.
- Коли, коли, коли! - орал на ближнем плацу капрал.
Новобранцы штыками-багинетами терзали мешочные чучела.
Солдаты шли на приступ, согласно военной науке фортификации.
А Васька думал о других науках. Сколько их - не перечесть. Есть такие, что рассказывают о всяких телах, на земле обитающих. О травах, о деревьях, о минералах.
Водил его как-то отец в "Глобус" - каменные хоромы; наверху - башенка, внутри - круглая зала, а в зале - преогромный голубой шар. Это и есть глобус-планетариум. Входишь внутрь - красота неописуемая. Звезды нарисованы, знаки, похожие на зверей, солнце, луна.
Шар вокруг тебя, как карусель, плывет, вся небесная твердь кружится над головой.
Вечером, когда отец вернулся с караула, Вася твердо сказал:
- Батя, пойдем на Троицкое подворье. Не пойдешь - сам побегу.
Глава, в которой рассказывается, как гимназисты обещались удаляться от всяких пороков и поощрять друг друга к благонравию и честному поведению
1
В длинном сводчатом коридоре выстроились школяры. Рядом с Васей Миша Головин, Коля Крашенинников, Фридрих Рихман.
Перед ними - инспектор гимназии Семен Кириллович Котельников. Чуть поодаль столпились гимназические учителя - Румовский, Мокеев, Протасов, надзирательница Софья Шарлотовна.
Котельников большим и указательным пальцами касается горла, прокашливается.
- Прочитаю я сейчас присягу, обещание на благонравие и честное поведение. Отныне будете его придерживаться, потому что вступили во врата учености.
Лет двадцать назад Котельников вместе со своим другом, бурсаком Протасовым, ныне доктором медицины, принимали здесь эту присягу. И вот новая поросль - успешно ли пройдут врата учености?
- Что стану говорить - за мной повторяйте.
У Котельникова голос чистый, отмытый, приуготовленный к священнодействию.
- Обещаем мы отныне исправлять жизнь…
- …исправлять жизнь, - разноголосо вторят мальчики.
- И при крайнем прилежании к учению, удаляясь от всяких пороков и подлых поступков, друг друга поощрять к благонравию и честному поведению…
- …и честному поведению…
- Если же между нами окажется умышленный пренебрегатель сего нашего обещания…
- …сего нашего обещания…
- То мы будем просить, дабы оный был извержен из нашего числа…
Котельников сдергивает сияющие стеклышки с носа, машет ими перед строем новоиспеченных школяров, как бы осеняя крестным знамением. Солнечные зайчики скользнули по башмакам Зуева.
- Все ли уразумели? - Котельников машет рукой; солнечные зайчики играючи обежали зуевское лицо.
Другая жизнь начинается, в ней надо удаляться от всяческих пороков и подлых поступков. А какие пороки? И как от них удаляться? Тихонько, на цыпочках, истончившись до невидимости, или бегом, увернувшись плечом, чтобы не засалили?
Про подлые поступки-то он сам знал.
2
В крохотной келье (тут раньше жили монахи) две лежанки. Одна - Васькина, другая - Мишеньки Головина.
У окошка - столик с табуретом, на стене масляная плошка. Зажжешь фитилек - черной ниточкой коптит; тень от черной ниточки - на стене. Ужасно воняет дегтем и уксусом, два запаха - кто кого переспорит: горчайший или кислейший. Кельи окуривали против эпидемии, которая обнаруживалась у жителей столицы сухим кашлем и болью в груди. Грипп - так называется иностранная болезнь. Уксусный дух и деготь напрочь ее изгоняют.
Мишенька Головин, едва ввели в келью, сказал:
- Дурак будет спать у левой стенки, а балда у правой.
- А как узнаем? - спросил Вася.
- Лебеда, лебеда, ты дурак, а я балда, - моментально рассчитал Мишенька и, подскочивши, с размаху улегся на правой кровати.
Так началась жизнь Василия Зуева в гимназии.
Уходить из Троицкого подворья без спросу не позволялось. Зато какая радость, когда навещал отец. Вася с разбегу бросался ему на грудь, обхватывал шею руками, дрыгал ногами от счастья. Федор тихонько ставил сына на пол, развязывал мешочек с гостинцами, усаживался на табурет, клал локти на стол, чтобы меньше места занимать, подмигивал: "Ну, монашек, руби-коли…"
Мешочек, расшитый цветными нитками, из другой жизни - от Семеновской слободы, от плаца, от огорода, от Царицыного луга. Уксусный дух слаще становился.
- Головин, иди баранки есть, - кричал в коридор Вася.
Отец, как узнал, что Мишенька Головин из Беломорья, приветствовал его необычно:
- Здоров, Шелонник Иваныч!
- Ты отчего его так назвал? - спросил Вася.
- А это ты у товарища спроси.
Позже Мишенька Головин рассказал Васе: на севере всякий ветер свое имя имеет. Есть "полуношник", есть "обедник", есть "побережник". А один ветер, что с устья речки Шелони, получил у мореходов и поморов прозвище - Шелонник Иванович.
- Если по ландкарте смотреть, выходит зюйд-вест, - заметил Вася.
- Верно! А еще можно по компасу глянуть. У меня есть. Отец дал. Гляди, говорит, не заблудись в столице.
Впервые в жизни Зуев держал на ладони деревянный резной кружок с пугливой стрелкой на иголке. Подрагивает стрелка, черным концом показывает в ту сторону, где Полярная звезда. Какую штуку придумали поморы? Башковиты. Без компаса в море делать нечего. Собьешься с пути - куда деваться? А тут стрелка и выручит: как прилежный ученик знает четыре правила арифметики, так и стрелка помнит четыре стороны света. Вот так игрушечка!
- А что? У нас так и молвят, - сказал Мишенька. - В море стрелка не безделка. "Маткой" зовут.
- Поди ж ты… "матка". Послушай, давай меняться. Ты мне "матку", я тебе рюхи.
- Бери так. Я у дяди попрошу - другой даст. Я ему воды привез с Ледовитого океана. Интерес у него до этой воды: отчего горькая, отчего соленая.
- Знатель он?
- Науки изучает, сочинения пишет.
- Кто таков?
- Мой дядька? Ломоносов…
- Не врешь?
- А чего врать? Дядька и дядька. Он меня в столицу призвал…