Вскоре тот, который мчался средним, вскрикнул по-заячьи и стал крутить левой рукой, пытаясь избавиться от сулицы, застрявшей в плече. Дружинники мигом обошли его. Кто-то схватил коня за повод, другой выхватил меч, чтобы срубить злодея. Но он, завизжав, скользнул с седла в траву, пытаясь хоть на миг продлить себе жизнь.
- Стой! - закричал княжич, увидев, как взметнулись мечи разгоряченных дружинников. - Живьем брать! Живьем!
Александр подскакал, легко соскочил с коня. Дружинники подняли из травы человека. Княжич еще и лица не рассмотрел, как вдруг пойманный упал на колени и закричал, захлебываясь в слезах:
- Александр Ярославич! Александр Ярославич! Это ж я, Станила!
- Станила! - поразился Александр.
- Станила, - ахнули дружинники и тут же заругались: - Ты что ж, козье вымя, бежишь от своих аки тать?!
Но напуганный и обрадованный внезапным избавлением от смерти Станила ничего не слышал, не понимал.
- Господи милостливый… Господи, благодарю тебя за спасение души моей, до скончания живота моего раб я твой… - шептал он и плача и смеясь.
И тут Александр вспомнил о спутниках Станилы.
- Скорей вдогон, - закричал он. - Их же побьют. Скорей!
Поскакало в темноту сразу несколько дружинников, вопя и свистя своим товарищам.
- Ты что же, только с виры возвращаешься? - спросил княжич Станилу, понемногу начавшего успокаиваться.
- Верно, Александр Ярославич, с дикой виры мы ехали. А тут у леска окрик. Мы думали, збродни.
- На виру неделя дается вирнику, а ты, никак, две или три недели там кормился?
- А как же со смердами-то быть, Александр Ярославич, - залепетал угодливо Станила. - Сами, чай, не несут. Все из них силой, все палкой надоть.
- Собрал?
- Собрал. Как не собрать. Чай, я пес ваш верный. Все сорок гривен при мне.
- А что в тороках?
- Ой, там так, - махнул рукой Станила. - Обиходишка кой-какой, рухлядишка наша негожая.
- "Негожая"? - переспросил зло княжич. - Ври, да не мне.
Он брезгливо поморщился, отошел к коню, не глядя сунул носок сапога в ладонь подскочившему Ратмиру, пружинисто взлетел в седло.
Вскоре воротились дружинники. Молчали.
- Ну? - подхлестнул их Александр.
- Не поспели, Ярославич.
- Обоих?
- Обоих убили… Как ведать.
Александр наддал пятками в бока игренему, подъехал вплотную к Станиле и, даже не склонившись с седла, резко хлестнул его по лицу плетью.
- Поганый пес!
XI
КНЯЖИЧЬИ КРУЧИНЫ
Снег перестал идти, но веяло злым холодом с полуночной стороны. Ярослав Всеволодич неспешно ехал на своем вороном коне, кутаясь в шубу на куньем меху, заслоняя левую щеку от ветра бобровым воротом.
Сразу за ним следовали на конях сыновья Федор в Александр, сопровождаемые не только кормильцем, но и своими слугами Жданом и Ратмиром. Княжичи с кормильцем тоже в шубах дорогих, лишь слуги в овчинах нагольных. Вот и все, кого князь взял с собой прогуляться, развеяться за город.
Ярослава Всеволодича, с детства привыкшего к походам и ратным делам, томило не только безделие, но и неопределенность положения и долгое ожидание. Давно уже воротился он из похода в области Новгородскую и Торопецкую, которые поразорила налетевшая литва. На Ловати догнал он любителей поживиться за счет Русской земли и вкупе с Давидом Торопецким и Владимиром Ржевским учинил ворогам жестокий бой. Сеча была зла и кровопролитна. Более двух тысяч врагов посекли дружинники, а главное, воротили полон и добычу. Полегло немало и русских воинов, и в числе их князь Давид и любимый мечник Ярослава Всеволодича Василий.
"Царствие им небесное", - шепчет князь и незаметно крестится. Потом оборачивается, ровно бы на Переяславль со стороны взглянуть, но взор его холодный скользит по лицам спутников. Особенно придирчиво он осматривает юных слуг своих сыновей. Будут ли они так же верны княжичам, как верен был Ярославу Василий? Будут ли храбры и бесстрашны, подобно этому? Или в жестокий миг оборотятся и вспять побегут, убоясь смерти, обгоняя своих повелителей, как дрогнул когда-то в Липецкой битве милостник Ярослава Даниил, будь он трижды проклят.
Мысль о Данииле и того более испортила настроение князю. И так думы у него кручинные, а тут еще этот Даниил Заточник вспомнился. Тьфу! Тьфу!
И ведь ничто не берет труса. Живет затворником в монастыре и, как слышал стороной князь, палит там по ночам горы свечей и скребет пером гусиным ночи напролет. Надо бы настоятелю как-нито намекнуть, дабы не давал пергамент переводить. Ишь ты, умник сыскался! Поди, чему-то поучает. А чему? Как поганым спину на рати показывать? Тьфу! Тьфу! Вот прилип, привязался, будто без него думать не о чем!
Тут о Новгороде, о столе Великого Новгорода думать надобно. Вот заноза-то в сердце княжеском.
Сколько раз уж он выручал сей град неблагодарный, ан нет, глядят вольные братья в сторону Чернигова, а не Переяславля. Уж больно им заполучить к себе князем хочется Михаила Черниговского. А он и свою-то землю без чужой помощи оборонить не может. Где ему Новгород еще под свою руку брать.
Знает Ярослав, чем люб новгородцам Михаил. Знает. Очень уж ласков с ними да мягок черниговский князь. А то невдомек вольным гражданам, что мягкостью да ласковостью земли родной от поганых не отстоять. Правда, есть и средь них умные бояре, которые ведают - без Ярослава Всеволодича не быть покою на Новгородской земле. И вот они-то давно подбивают Новгородское вече звать на стол к себе переяславского князя. И удачный поход Ярослава на литву должен помочь им в этом.
Великий князь Юрий Всеволодич советовал ему идти и садиться на Новгородский стол. Но слишком горд и самолюбив Ярослав Всеволодич, чтобы самому в князья наваливаться. Пусть пригласят вольные братья, поклонятся, чай, шеи у них от того не сломаются. А коли пригласят, тогда легче ими владеть будет. Чуть что, и прижать можно: сами звали, крест целовали. Терпите.
Ярослав Всеволодич подъехал к реке, по которой, медленно ворочаясь, плыли льдины. Хмурясь от дум своих, долго смотрел на темную холодную воду, на льдины, присыпанные белым снегом. Рядом сыновья своих коней остановили. Князь покосился на них, на сердце вроде потеплело. У какого отца не теплеет на душе при виде своих наследников? Чего уж там. Добрые растут отроки. Правда, старший что-то прихварывает. Лицом бледен, да и в кости тоньше младшего. Эхма! Князь даже себе не признается, да куда денешься: младший-то более ему по сердцу. Крепок, здоров, слава богу. Князь знает - лучший стол должен Федор по смерти отца унаследовать, и ему от мысли этой младшего жалко становится. Если Федору Новгород достанется, то для Александра надо хоть Переяславль удержать. Для деток родных надо потрудиться, чай, кровь-то в них мономашичья.
- Кто-то от града бежит, - прервал думы князя Сбыслав.
Ярослав Всеволодич откинул бобровый воротник, обернулся. От города мчался верховой. Князь понял: весть. И весть важная!
Подскакавший дружинник так резко осадил коня, что едва не перелетел тому через голову.
- Князь, послы из Новгорода!
- Ага-а, - блеснул очами Ярослав. - Припекло. Пожаловали вольные славяне. Где они сейчас?
- В твоих сенях, князь.
- Как? - вскинулся князь. - В сенях, в моих? Кто позволил?
- Бояре препроводили.
- Дураки-и, - стукнул Ярослав кулаком по луке. - Их у крыльца, у крыльца надо было до меня держать. Дураки.
Тут Федор Данилович посоветовал:
- На дураков кричать - время терять, Ярослав Всеволодич. Надо что-то примыслить.
- Не примыслю, как тут дело поправить.
- А так. Сам сейчас в сени не являйся, а пошли-ка княжичей. Это послам спеси-то поубавит. И я поеду, скажу, мол, занят князь. Завтрева примет к обеду.
- Молодец, Данилыч, - похвалил князь. - Скачи с княжичами. - Оборотясь к сынам, наказал: - С послами, окромя здравия, никаких речей не вести. Более всего Данилычу поддакивайте. С богом.
Княжичи разом повернули коней. Потянули поводья и их слуги, но князь вдруг махнул им рукой.
- А вы останьтесь.
Переглянулись Ратмир со Жданом: наконец-то сам князь их заметить изволил. К добру ль то, к худу ль, бог весть. А их юные господа не обернулись даже. Помчались.
Проводив сыновей взглядом, князь опять оборотился к реке и щеку бобровым воротником прикрыл. Опять долго смотрел на плывущие льдины, думая о чем-то.
Отроки решили, что он забыл о них, но князь вдруг спросил, не отрывая взора от реки:
- По сердцу ль служба?
И было не понять, кого спрашивает князь. Потому Сбыслав и спросил в свой черед:
- Ты меня, князь?
- Нет, - уронил Ярослав, - отроков.
Сбыслав повернулся к мальчикам, кивнул выразительно, мол, отвечайте князю. Те взволновались - никогда еще в жизни с князем говорить не доводилось.
- Спасибо, князь, - нашелся первым Ратмир в толкнул ногой в стремя Ждана: молви. Но Ждан замялся, от волнения не знал, что говорить. Врать боялся. Правду сказать и того страшнее: служба не по сердцу была. Но князь или слушал вполуха, или ответ Ратмира удовлетворил его. Помолчав, спросил о другом:
- Любы ль вам княжичи?
- Любы, - искренне признался Ратмир.
Ждан опять промолчал, и вот тут-то князь наконец обернулся и оценивающе стал разглядывать мальчиков. Взор его был тяжел. Побледнели оба перед ним, глаза опустили.
- Готовы ль живот за них положить?