- Этого он мне не сказал и просил не расспрашивать. Мне кажется, что по какому-то довольно важному делу, но как будто торговому. А между тем он - дворянин фон Зиммер. Он говорил, что у него есть родственники-однофамильцы-бароны. И мне сдается, что я в юношестве слыхал об одном бароне фон Зиммере, живущем в Саксонии или в Силезии, хорошо не упомню.
- Вы, конечно, доложите господину Шварцу об этом случае? - сказал юноша.
- Разумеется! Но, милый Карл, ничего сделать нельзя. Около Новгорода разбойное место испокон века, и каждый год на многих проезжих нападают. Спасибо еще, что не убивают, а отпускают живьем. Тут сделать ничего нельзя! Два года тому назад и на меня чуть не напали. Я спасся только тем, что приказал людям, которые ехали за мной в бричке, не дожидаясь приближения каких-то людей с опушки леса, палить по ним из мушкетов. Тут сделать ничего нельзя! Надо просто всем путешествующим запасаться оружием.
- Скажите, - прервала Тора гостя, - этот молодой человек… Как вы его назвали?
- Фон Зиммер.
- Этот фон Зиммер красив?
- Ну вот! - рассмеялась Амалия Францевна и махнула на дочь рукой. - Кому что, а она первый вопрос - красив ли?
- Что же из этого? - заступился Адельгейм. - Совершенно понятно, что должно интересовать молодую девушку. Да, Тора, отвечу вам на это, что мой новый приятель даже очень красив собой. Очень!
- Белокурый? - с каким-то странным оттенком голоса сказала Тора.
- Вот и нет! Извините! Если бы он был белокурым, то я бы и не посмел вам назвать его красивым. Слава Богу, я знаю давно, кто вам нравится. Нет-с, он черноволосый. Черные брови, черные глаза, черные как деготь волосы, да еще курчавые. Ну чисто араб, из белой Арапии прибывший. Чернее, одним словом, любого трубочиста. Стало быть, должен вам, Fräulein, понравиться страшно.
И Адельгейм звонко засмеялся.
- Это что же такое? - засмеялся и Карл. - Он, стало быть… ну, того… Догадываетесь?
- Кого? - спросил Адельгейм.
- Знаю! - отозвалась Тора. - Брат хочет сказать, что ваш найденыш похож на того… ну, помните, что я замуж-то собиралась.
- Вот-вот, именно! - воскликнул Адельгейм. - Номер второй! Но только, воля ваша, мой будет покрасивее вашего жениха, да и поумнее, да и смелости у него будет не меньше. Тот, ваш, был смел в пустяках, а этот от разбойников, от четырех или пяти человек, одним дорожным топориком отбился и, конечно, убежал, однако, говорит, одного ранил. Ну-с, так позволите, Амалия Францевна, представить вам ограбленного дворянина?
- Конечно, конечно! - воскликнула Тора, не дожидаясь ответа матери. - Хоть сегодня же вечером!
- Извините, нельзя!
- Почему?
- Не в чем ему будет явиться! Ведь вы забыли, что у него все украдено, ну а мой сюртук на нем сидит несколько смехотворно. Надо дать ему время обшиться, как приличествует дворянину, да и парик новый купить. Вот так через неделю я его привезу.
- Как через неделю? - воскликнула Тора чуть не с отчаянием.
- Постараюсь и раньше! Если он согласится взять у меня денег взаймы, то и раньше. Но боюсь, не согласится. Обещать не могу, но, одним словом, всячески постараюсь!..
VIII
Адельгейм был добрейший и сердечнейший немец, уроженец Ревеля. Доброта заставила его привезти с собой какого-то найденыша на большой дороге. Доброта заставила везти его и к г-же Кнаус. И дня через три около полудня он был в доме Амалии Францевны вместе с своим новым protégé - найденышем среди столбовой дороги. Прихотливая, избалованная матерью и своенравная Тора отчасти по легкомыслию, а отчасти из праздности настолько приставала два дня к Адельгейму - привезти молодого человека, что он должен был поневоле уговаривать Зиммера тотчас поехать познакомиться с важною дамой и с ее красавицей дочерью.
Напрасно Зиммер - очень степенный молодой человек - уверял, что знакомство совершенно излишне, ибо как только он справится с делами, то выедет дальше в Архангельск. Адельгейм упросил его сделать хоть один визит г-же Кнаус. Вдобавок у молодого человека оказались дальние родственники в Петербурге, он на другой же день уже достал деньги и мог тотчас же прилично одеться.
Через двое суток рано утром у него было уже новое франтовское платье и все аксессуары туалета, включая и парик по самой последней моде.
И, добродушно улыбаясь, слегка пожимая плечами, но любезно, Зиммер заявил добрейшему и веселому Адельгейму, что он готов для него на все.
- Вы меня подобрали на большой дороге, как нищего-бродягу, довезли до Петербурга, поселили у себя - как же мне не исполнить простой просьбы познакомиться с почтенной дамой, да вдобавок еще с красавицей девушкой!
Около полудня они были уже в гостиной г-жи Кнаус. Зиммер, смуглый брюнет с красивыми и выразительными черными глазами, сразу понравился и матери, и дочери; но в особенности понравился юной Торе двумя отличительными чертами своей личности: изяществом и скромностью. Эти два качества и красивая наружность делали его вполне привлекательным.
Разумеется, Тора заставила его рассказать про опасность, которой он подвергся в дороге, и Зиммер добродушно и серьезно, без хвастовства рассказал свой случай. Его действительно чуть не убили, он бежал, даже сапоги свои оставив добровольно в руках разбойников.
Пока Адельгейм о чем-то перешептывался с г-жой Кнаус у окна, Тора, беседуя наедине с Зиммером, расспросив его обо всем на свете, продолжала все-таки свои расспросы.
- Отчего вы так плохо, с таким странным произношением говорите по-немецки? - спросила она.
- Я слишком маленьким приехал в Россию, - ответил Зиммер.
- Так же, как и мы с братом! - воскликнула девушка. - Но все-таки мы, выучившись отлично по-русски, так же как и вы, все-таки сохранили произношение. Вы же изъясняетесь, как здешние русские, выучившиеся по-немецки уже после восшествия на престол императрицы, поняв, что этот язык им необходим в будущем, так как Россия должна же отныне сделаться полунемецким государством.
- Неужели вы думаете, что это возможно? - холодно выговорил вдруг Зиммер.
- Что?
- Чтобы Россия, огромная страна, православная и русская, сделалась совершенно немецкой и лютеранской?
- Непременно! Все так говорят. Веру заставят всех переменить и сделаться лютеранами, а языку заставят учиться.
- А крестьяне? - спросил Зиммер, несколько улыбаясь.
- Понемножку и крестьян заставят. Говорят же в Германии крестьяне по-немецки.
Тора говорила все это утвердительно и твердо, как самую простую истину.
- И мы - я и вы, - как немцы, должны желать этого! - прибавила она.
- Конечно! - заявил Зиммер. - Но я думаю, что этого никогда не будет. Ведь вот вы, как и я, живя здесь долго в России, стали говорить отлично по-русски. И даже мы вот теперь, начав с немецкого языка, перешли на русский.
Тора засмеялась:
- Я, право, не знаю… Я и русских, и немцев одинаково люблю. А иногда даже бывает, что иной русский мне нравится больше немца. Наши все какие-то сонные. И вот я скажу правду: вас первого немца я нахожу мало похожим на всех. Вы мне напоминаете одного русского офицера и лицом, да и вообще что-то у вас есть похожее на него.
И затем Тора весело, отчасти кокетничая, спросила, едет ли Зиммер на север, когда и зачем.
- Конечно, как только придут деньги, так я уплачу то, что взял здесь взаймы, и выеду в Архангельск. Когда это будет, право, не знаю… Через недели две, не ближе.
- Ну а тогда… - воскликнула Тора и запнулась, как будто то, что ей пришло на ум, сказать было немыслимо. Она даже немного покраснела.
А мысль ее была такая: "За две недели я, быть может, сумею заставить тебя и отложить это путешествие!"
Зиммер видел ясно, что или юная Доротея - большая кокетка, проводит время в том, чтобы стараться нравиться всем, или же он действительно ей сразу понравился. Она как-то особенно смотрела на него. Иногда взгляд ее прекрасных голубых глаз заглядывал в его глаза, смущал его. Он что-то читал в этом взгляде, недоумевал и конфузился.
- Скажете ли вы мне или нет, зачем вы едете в Архангельск? - спросила девушка.
- По очень важному делу.
- Нельзя сказать, по какому?
- Оно не интересно, но секрета, конечно, нет.
- И думаете вы долго пробыть там?
- Совершенно неизвестно… Или месяц, или целый год!
- Год?! - воскликнула Тора. И, подумав, она прибавила: - Но ведь раньше двух недель вы не выедете?
- Не думаю!
И, опустив глаза, Тора подумала: "Две недели! За две недели можно многое сделать, но надо, чтобы он бывал у нас всякий день…"
И, подумав это, она вздохнула.
В это время Адельгейм с хозяйкой приблизились к ним от окна и сели рядом.
Тора передала кое-что матери из того, что слышала от Зиммера. И вероятно, дочь сказала что-нибудь взглядом матери, потому что г-жа Кнаус вдруг обратилась к Зиммеру со словами:
- Я прошу вас быть у нас сегодня вечером. Вы перезнакомитесь со многими очень приятными людьми, и даже с такими, которые когда-нибудь, если вы будете вновь в Петербурге, могут быть вам полезны. Вообще, пока вы в Петербурге, я прошу бывать у нас часто, не стесняясь.