Секретарь подтвердил догадку Роберта, что этот жест означал оправдательный приговор. Почему это происходит иногда в самый последний момент, никто, пояснил секретарь, не знает. Только событие это всегда вызывает у чиновников из свиты некоторое замешательство. Возможно, обнаруживалась какая-то ошибка контрольных органов при составлении пары. То ли партнеры в недостаточной мере дополняют друг друга, то ли один из партнеров не до конца выполнил свою задачу, может быть, имелись еще какие-то причины - только от неподкупного взгляда Великого Дона ошибка не ускользала. Он, разумеется, никогда не говорит об этом и не разъясняет, почему именно принял такое решение, а предоставляет чиновникам Префектуры с их духовниками и толмачами находить разгадку вынесенного им приговора и устанавливать ошибку. Тем нужно немалое время и часто длительные расследования, чтобы объяснить решение Великого Дона и установить наконец, почему умерший, хотя он и обнаруживал все признаки мертвого, должен был еще какое-то время оставаться в промежуточном царстве.
Расследование этих случаев обычно доводится до сведения Высокого Комиссара, так что и секретарь имеет некоторое представление о подобного рода вещах. Всегда оказывалось, что решения Великого Дона имели под собой основание. Расследования, разумеется, касаются лишь тех случаев, которые означают для пострадавшего отсрочку перемещения его в небытие, тогда как обычные решения - а именно когда Великий Дон ударяет перчатками о балюстраду - не подлежали проверке.
Роберт с любопытством подошел к боковой стороне террасы и увидел, что пару, получившую оправдательный приговор, вывели тем временем из колонны. Он приставил к глазам бинокль, чтобы рассмотреть лица. Один из партнеров был бородатый мужчина, у которого на отвороте пиджака была эмблема с изображением линейки и палки для наказания, в другом он узнал, к своему изумлению, Леонхарда, своего юного помощника. Он выразил свое удивление секретарю по поводу участия Леонхарда в этом смотре, но тот оставил без внимания замечание архивариуса о его фамулусе. Однако он остановил Роберта, когда тот направился было к лестнице, чтобы спуститься на площадь, и попросил его не поддаваться чувствам.
В шествии тем временем произошла заминка. Распорядители махали руками, бегали туда и сюда, отдавая какие-то распоряжения, взметнулись вверх сигнальные флажки. Кажется, происходила перегруппировка, пары ставили в ряд одну за другой, как звенья цепи. Господин в сером цилиндре отошел от балюстрады и принялся не спеша расхаживать с невозмутимым видом взад и вперед по террасе. Один раз он остановился перед Робертом и обаятельно улыбнулся ему, сверкнув прекрасными белыми звериными зубами. Взгляд Великого Дона словно пронзил архивариуса. Тот величественным жестом показал на площадь.
Роберт подумал, что настал решительный момент замолвить слово за Анну. Правда, раньше он намеревался говорить об этом с Высоким Комиссаром, но поскольку самого приглашения непосредственно он еще не получил, а вопрос, касающийся ее судьбы, находился, как он теперь видел, в компетенции господина в сером цилиндре, то он решил воспользоваться удобным случаем.
Разве он не продумал во всех мелочах разговор? Как фехтовальщик, стоял он теперь, приготовившись бороться за Анну и отразить все удары могучего противника с намерением победить судьбу.
Сперва он предупредительно выразил благодарность за то, что получил возможность присутствовать на смотре, этом примечательном событии, которое значительно обогатило его знание о городе и в дальнейшем, как он надеется, еще поможет ему многое осмыслить и понять. Он, мол, расценивает приглашение Великого Дона как особый знак внимания к его персоне и теперь хотел бы воспользоваться заминкой на арене, чтобы непосредственно обратиться к нему с личным вопросом.
Старт был удачный. Великий Дон любезным жестом показал архивариусу, что тот может продолжать.
Роберт кратко обрисовал обстоятельства, при которых он был приглашен в город, не зная сначала, что он, живой, находится в царстве мертвых, а точнее, в царстве умерших. Он упомянул о встречах с людьми, с которыми был знаком и близок еще в пору пребывания его на том берегу и с которыми продолжал поддерживать отношения, начатые еще при их жизни, и здесь, в городе, так по крайней мере он представлял это себе, возможно, так оно обстояло до некоторой степени и для других; после этого он, естественно, перешел к своим отношениям с Анной.
- И теперь, - сказал Роберт, - я хотел бы обратиться с просьбой. Освободите Анну. Приподнимите в знак приветствия шляпу, если она будет проходить здесь мимо вас, - как вы это только что сделали с Леонхардом, моим помощником, и как вы приподняли шляпу, чего я никогда не забуду, приветствуя меня, когда я, возвращаясь от Анны, шел однажды ночью по площади с фонтаном. Позвольте мне видеть в этом вашем жесте счастливый знак, дающий надежду на исполнение моего желания. Я знаю, вы связаны законом, даже сами непосредственно им являетесь. С законом вряд ли можно вступать в переговоры, тем более им спекулировать. Это и не входит в мои намерения. Я не хочу, чтобы Анну освободили ради меня, но…
Роберт запнулся. Он не знал, что говорить дальше. Намекнуть Великому Дону на возможность ошибки, допущенной подчиненными контрольными органами? Но в случае ошибки господин в сером цилиндре и без его совета сумеет определить ее. Скорее следовало сказать о том, что задача Анны еще не завершена.
- Разумеется, я хочу ее освобождения и ради себя, - поправился он, - хотя вы могли бы возразить, что я поступил бы умнее, если бы не поднимал шума вокруг своей персоны. Я хотел бы только изложить причины, побудившие меня обратиться к вам и замолвить словечко за Анну. Разве не вы однажды уже удовлетворили просьбу живого отпустить с ним любимую женщину из ее страны - разве не вы позволили Эвридике, перед тем как она должна была уже уйти в ничто, вернуться к жизни в своем прежнем, земном образе? Вам не нужно напоминать мне о том, что Орфей сам упустил дарованный ему случай, - или вы, может быть, полагаете, что Анна благодаря сроку, отведенному ей здесь со мной, уже достигла своего предела безграничности счастья? Как сотрудник Архива я вижу, что мгновению при известных условиях дается продолжительность, и коль скоро проявлению духовного предоставляется жизнь на то или иное время, то почему она не может быть позволена и телесной форме? Вы можете, конечно, возразить, что, мол, каждая любящая пара, не только Роберт с Анной, хотела бы получить такую возможность. Но речь идет об условиях. Разве закону в нашем случае не важно, что постоянство чувства может быть спасено, что любовь сохранилась бы навечно?
Он был доволен, что кстати вспомнил теперь эту фразу, которую приготовил вчера, когда репетировал свой разговор, и решил для полной уверенности и дальше придерживаться заученных слов. Он быстро провел рукой несколько раз по волосам.
- Вы не отвечаете, - сказал он. - Может быть, вы хотите этим дать мне понять, что умершие чувства уже нельзя вернуть к жизни? Это было бы смело в случае с Анной. Она принимала меня за одного из ваших, за умершего, пока… Ну да вы знаете, что это именно она дала мне ключ к разгадке тайны города. Без нее я оставался бы в неведении.
Эту фразу он воспроизвел дословно, как сформулировал ее вчера.
- Из вашего молчания, - продолжал он после небольшой паузы, - я могу заключить, что это знание означало для нас потерю невинности, так? Она узрела во мне живого, я же в ужасе увидел, что держал в объятиях призрак. Все это время я избегал и, можно сказать, даже опасался говорить с ней о своей службе архивариуса, ибо чувствовал, тут есть что-то такое, что настораживает других, хотя я и не понимал тогда истинной причины. И если Анна лишь в самый последний момент увидела, что она любит живого, и если теперь она снова испытывает тоску по сладкому тлену жизни, так это моя вина. Виновным же я оказался невольно и по слепоте, хотя, может быть, и должен был помнить, что в самом моменте соединения из-за растворения каждого в отдельности уже присутствует момент умирания. Иначе не потребовалось бы столь чудовищного события, благодаря которому я наконец увидел со всей ясностью, что таинство любви означает сакральность смерти.
Великий Дон по-прежнему молчал. Они стояли друг против друга, вдвоем на террасе, свита чиновников удалилась сразу же, как только Роберт заговорил с господином в сером цилиндре, и секретарь Высокого Комиссара тоже скрылся куда-то во внутренние помещения.
- Ради Анны, - начал Роберт очередную свою фразу торжественным тоном, как он заучил ее во время репетиции, - я не пренебрег моими обязанностями и не пожертвовал интересами Архива.
Великий Дон внимательно слушал его.