- Сейчас все бедствуют, mon cher.
- Просто бедствуют, - повторил Павел дрогнувшим голосом, хотя и старался выдержать шутливый тон. - Так вот, по праву старого знакомства они через меня решили попросить…
- Милостыни! - презрительно бросил Мстислав…
- Работы, - поправил Павел.
- Ну, так пусть себе работают на здоровье! Разве мы кому-нибудь мешаем работать? Наоборот, семьи, подобные нашей, кроме разных других благодеяний, еще и кормят целую ораву бедняков.
- Вот я и хочу, чтобы ты оказал благодеяние несчастному и достойному сочувствия семейству…
- Dieu! Сколько слов. Несчастные… Сочувствие! А кто сейчас счастлив, скажи мне? Mais où est George? Vous m’embêtez, mon cher, с этой трогательной историей. Итак, что я могу сделать для этих несчастных?
- Дать им место в одном из своих имений.
- У меня все места заняты, mon cher, свободных нет, но довольно, parce que cela m’emb…
- Через месяц освобождается место управляющего в доме графа Святослава - там, на улице Икс.
- В доме дяди Святослава? Вот и отлично! Се n est pas impossible! Но почему ты говоришь об этом со мной, а не с дядюшкой?
- Удовольствие говорить с графом я хотел бы предоставить тебе.
- Tu es diablement fin, Paul. Конечно, общество графа не всегда бывает приятно, il est parfois bien morose, le pauvre vieux comte . Но чего тебе от меня-то нужно в конце концов? Ты порядком надоел мне! Où est George? Mais où est George? Позвони еще, Paul.
Но Павел на этот раз не двинулся с места.
- Очень прошу тебя, уговори дядю дать место управляющего пану Вандалину.
- C'est parfait! Откуда такая честь - мне выступать защитником страдающего человечества? Почему ты не позвонил, Paul?
- Ты поговоришь с дядей?
- Mon cher* ты хуже пиявки: mais… девичья фамилия его жены, кажется, Помпалинская…
- Совершенно верно. Тем более…
- Как это "тем более"? Почему "тем более"? Или ты думаешь, мы потерпим, чтобы женой управляющего домом была Помпалинская? Странные мысли тебе приходят в голову, mon cher! Если ты не прекратишь сейчас же этот разговор, я рассержусь.
И в подтверждение своих слов Мстислав грозно выпрямился в шезлонге.
- Значит, по-твоему, будет приличней, если Помпалинская со своей семьей умрет с голоду?
- Diable! Это тоже не годится! Как-никак все-таки родственница! Mais qu’y puis-je faire? Денег, говоришь, они не возьмут? Как же быть? Видишь, mon cher, что значит принадлежать к такой семье, как наша, - сколько хлопот и неприятностей! Расплодилось этих родственников видимо-невидимо, и делай тут, что хочешь, помогай, как можешь, - все равно сраму не оберешься… Не один, так другой… Почему ты не позовешь Жоржа? Этот болван, наверно, решил…
- Да, совсем темно стало, - флегматично согласился Павел, не двигаясь с места, и, помолчав немного, продолжал: - Если ты не поможешь этим бедным людям, я сам предприму что-нибудь.
- Toi, Paul? Интересно! Что же именно?
- Что именно? - переспросил Павел и вздохнул. - Признаться, меня уже давно преследует мысль, как бы нажить деньги…
- Поздравляю! Поздравляю! Прекрасная мысль, только не знаю, как ты ее осуществишь… разве что… et ce n est pas impossible тебе удастся, будучи Помпа-линским, найти богатую невесту…
- Нет, - по-прежнему невозмутимо возразил Павел, - я женюсь на бедной девушке, а чтобы заработать деньги, стану сапожником…
Мстислав вскочил как ужаленный.
- Кем? - вскричал он.
- Сапожником, - повторил Павел.
Несколько мгновений Мстислав стоял неподвижно, точно окаменев.
- Tu es fou avec ton сапожником! Сапожник!.. С некоторых пор ты стал мрачно шутить, mon cher!
- Я не шучу, граф, даю тебе слово порядочного человека, - надеюсь, я имею право так называться, хотя бы потому, что никого не ограбил, не убил. И, будь у меня возможность обучиться ремеслу, я стал бы сапожником, портным, кузнецом, кем угодно, лишь бы…
Сердце у него сжалось и голос прервался.
- Лишь бы? Eh bien! Finis donc!
- Лишь бы, - успокоившись, решительно докончил Павел, - заработать на кусок хлеба, иметь хоть час свободного времени для себя и хоть крошку лишнего для тех, кто безвинно страдает…
При этих словах в глазах его вспыхнуло горячее сочувствие, а губы плотно сжались, словно от наплыва горьких, неотвязных мыслей. В комнате было темно, и Мстислав подошел ближе, чтобы видеть его лицо.
- Diantre! Похоже, ты и в самом деле не шутишь…
- Клянусь, что я всерьез решил изменить свою жизнь, и твое нежелание помочь людям, в которых я принимаю участие, только ускорит этот шаг.
- Mais, dis moi, toi, Paul, откуда y тебя эти возвышенные идеи? - спросил Мстислав дрожащим от ярости голосом.
- На белом свете много удивительного, много разных толков - не поймешь сразу, где правда, где ложь… Вот, например, я слышал недавно, или читал где-то, будто не только Книксены да Кобылковские равны Помпалинским, но Мацеки, Иваси, Бартеки, Лейзорки и Ицеки. И от них даже больше пользы, чем от такого вот Помпалинского, как я. Они честно зарабатывают на хлеб, своим трудом семью кормят, а я отродясь ничего не Делал, только чужой хлеб ел да не в свои перья рядился…
- Paul!
- Я сам долго не желал ничего слушать, отмахивался… уж очень привык к роли сытой комнатной собачонки… но в конце концов выслушал и поверил… Хочешь не хочешь, граф, а это идея века!
- Mais tu me fais tout à fait furieux, Paul. Не будь ты мне братом, я велел бы вышвырнуть тебя за дверь! - вскричал Мстислав и принялся было, как всегда в приступе гнева, бегать по комнате, но в темноте натолкнулся на стул.
- Почему ты не позвонишь Жоржу? - вскричал он.
- Позвони сам, я уже два раза звонил, теперь твоя очередь!
- Diable incarné! - выругался граф и с такой силой дернул за шнурок, что оборвал его.
Но в этот момент в дверях появился Жорж с зажженным канделябром на подносе.
- Где ты пропадал? Почему не подавал свечей? Что ты делал? - подскочил к нему Мстислав, весь красный от злости.
Жорж поставил на стол канделябр и спокойно ответил:
- Monsieur le comte! Мы играли в карты с Бартоломеем, камердинером ясновельможного графа.
- А кто тебе разрешил?
- Monsieur le comte, - перебил Жорж, - мне кажется, каждый человек, безразлично граф он или слуга, имеет право развлекаться.
- Ну, этот тоже наслушался идей века! Пошел вон!
- Если вы будете со мной так разговаривать, я не уйду. У слуги тоже есть свое point d’honneur!
- Va t’en aux diables avec ton point d’honneur sans-culotte que tu es! Va t’en! Va t’en. Или я велю тебе палок всыпать!
- Попробуйте, - невозмутимо сказал Жорж, - закон теперь один для всех.
Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Весь дрожа, с горящими глазами, Мстислав, позабыв о своем графском титуле, хороших манерах и прочих условностях, бросился на Жоржа и, схватив его за шиворот, собственноручно вытолкнул за дверь. Впрочем, Жорж не сопротивлялся.
Теперь, при свете канделябра с шестью свечами Мстислав без помех заметался по комнате, не помня себя от ярости.
- Идеи века! - восклицал он. - Идеи века! Вы что, свихнулись все от этих идей? Один битый час пристает, нудит, изводит меня - и другой туда же со своим point d’honneur и законом для всех! Le beau mot! Для всех! Кто же эти "все", скажите на милость?
- Кузен, - прервал этот монолог Павел, - ты, наверно, безумно счастлив сейчас: ведь ты сердишься, а значит, чувствуешь, что живешь!