- А! Но успел ли сеньор де Муллиньер облапошить простолюдинов на несколько сотен тысяч, чтобы затем засолить добычу в ценных государственных бумагах? Вот чему престарелый родитель придает важность. Налоги, сверхналоги, налоги на наследство и падение цены на землю мало что оставили в чулке Биддлкомбов. Встряхните семейный сундук с казной и услышите лишь легкое побрякивание. И я должна предупредить вас: в моем клубе "Губная помада" предлагаются ставки семь к двум, что я выйду за Слингсби Пурвиса, "Клейкий соус Пурвиса". Окончательно пока еще ничего не решено, но можете счесть информацией прямо из конюшни, что перед собой вы сейчас видите - если не случится ничего непредвиденного - будущую миссис Пурвис.
Ланселот гневно топнул ногой, исторгнув агонизирующий вопль у толкавшегося рядом весельчака.
- Этого не будет! - пробормотал он.
- Если хотите поставить на другой вариант развития событий, - сказала девушка, доставая миниатюрную записную книжку, - могу предложить вам сегодняшнюю ставку.
- Пурвис! Фу-у!
- Я не утверждаю, что это красивая фамилия. Я всего лишь пытаюсь объяснить, что в настоящее время он возглавляет список фаворитов. Почему вы считаете, что сможете обойти его хоть на полноса? Вы богаты?
- Пока лишь любовью. Но завтра я пойду к моему дяде, который несметно богат…
- Чтобы подоить его?
- Не совсем. Дядю Иеремию никто не доил с начала зимы одна тысяча восемьсот восемьдесят пятого года. Но я заставлю его предложить мне место, а там посмотрим.
- Подходяще, - сказала девушка одобрительно. - Если вы воткнете палку в колеса Пурвису и явитесь рыцарем на белом коне, я первая вам похлопаю. С другой стороны, мой долг честно предупредить вас, что в клубе "Губная помада" все девочки считают результат заранее решенным. Других фаворитов нет.
Вечером Ланселот вернулся домой, отнюдь не пав духом. Он твердо решил покончить со своими былыми предрассудками и написать панегирик "Пикулям Бриггса к завтраку", который откроет новую эру в коммерческой поэзии. Он представит этот шедевр дядюшке и, ошеломив его своим произведением, изъявит согласие стать членом фирмы в качестве ее главного стихотворца. Он предположительно набросал карандашом цифру своего будущего вознаграждения - пять тысяч фунтов в год. С долгосрочным контрактом на эту сумму в кармане он сможет явиться к лорду Биддлкомбу и в один момент исторгнуть из него отцовское благословение. Разумеется, для его гения унизительно пасть до стихов о пикулях, но влюбленный обязан приносить жертвы. Он купил стопу лучшей бумаги, сварил кварту крепчайшего кофе, запер дверь, отключил телефон и сел за письменный стол. Когда на следующее утро Ланселот явился в роскошный особняк "Вилла Чатни" в Патни, добродушный старый Иеремия Бриггс принял его с грубоватой приветливостью, доказывавшей, что у него в сердце еще сохранился теплый уголок для молодого шалопая.
- Садись, малый, скушай маринованную луковичку, - сказал он бодро и хлопнул Ланселота по плечу. - Пришел сказать мне, что берешь назад свой идиотский отказ работать в фирме, э? Уж конечно, мы считаем ниже своего достоинства начать снизу и подняться наверх? Но подумай, дорогой мой. Мы все сначала учимся ходить, а уж потом - бегать, и ты ведь вряд ли думал, что я назначу тебя главным заготовителем огурцов или главой отдела укупорки уксуса, прежде чем ты приобретешь опыт, потрудившись в поте лица.
- Если вы разрешите мне объяснить, дядя…
- А? - Добродушие мистера Бриггса несколько поугасло. - Значит, я должен понять, что поступить в фирму ты не хочешь?
- И да, и нет, - ответил Ланселот. - Я все еще считаю, что шинковка огурцов и погружение их в уксус не совсем подходящее жизненное призвание для человека с огнем Прометея в груди. Но я готов отдать в распоряжение "Пикулей Бриггса к завтраку" свой поэтический дар.
- Ну, это все-таки лучше, чем ничего. Я только что кончил править гранки последней штучки, которую представил наш человек. Отличная, между прочим, вещица. Вот послушай:
Ах, радостям земным недолго длиться,
Смерть зачеркнет последнюю строку.
Мужайся, друг! Есть время насладиться,
Вкусив "Пикули Бриггса к завтраку"!
Если ты можешь предложить нам что-нибудь в таком роде…
Ланселот поднял брови. Его губы презрительно искривились.
- Вещица, которую набросал я, не совсем в этом роде.
- А, так, значит, ты уже что-то написал?
- Так, morceau. Не хотите ли послушать?
- Валяй, мой мальчик.
Ланселот достал рукопись и откашлялся. Потом начал читать тихим музыкальным голосом:
"ТЕМЕНЬ"
(Плач)
Л. Бассингтон Муллинер
(копирайт для всех языков, включая скандинавские).
(О праве переделки в пьесу, музыкальную комедию или киносценарий обращаться к автору.)
- "Плач"? А что это такое? - осведомился мистер Бриггс.
- Вот это, - ответил Ланселот. Он прочистил горло и начал:
Черные ветви,
Точно иссохшие руки трупа,
Дрожат в еще более черном небе.
Холодные ветры,
Жгучие, будто привкус полузабытых грехов.
В воздухе скорбно реют летучие мыши,
А на земле
Черви,
Жабы,
Лягушки
И ползучие твари, которым названия нет.
И всюду кругом
Опустошение,
Обреченность,
Диспепсия
И безнадежность.
Я - летучая мышь, что реет в тенетах Судьбы,
Я - червь, извиваюсь в трясине Разочарований.
Я - жаба в оковах отчаяния.
Я страдаю диспепсией.
Он сделал паузу. Глаза его дяди выпучились, почти как глаза ползучей лягушки, которой названия нет.
- Что это? - осведомился мистер Бриггс.
Ланселот не мог поверить, что его творение способно озадачить даже самый скудный интеллект, тем не менее он не отказался объяснить.
- Это символическое произведение, - сказал он. - Оно рисует состояние духа человека, который еще не попробовал "Пикулей Бриггса к завтраку". Я настаиваю, чтобы набиралось оно вручную на веленевой бумаге кремового оттенка.
- Да? - сказал мистер Бриггс, нажимая кнопку звонка.
- С золотым обрезом. Переплет, разумеется, должен быть из мягкой шагрени, желательно лилового тона. Тираж не более ста пятидесяти экземпляров. Каждый я подпишу…
- Звонили, сэр? - сказал дворецкий, появляясь в дверях.
Мистер Бриггс коротко кивнул.
- Бьюстридж, - сказал он, - вышвырните мистера Ланселота вон.
- Слушаю, сэр.
- И последите, - добавил мистер Бриггс, надзирая за последовавшей процедурой из окна библиотеки, - чтобы его тень более никогда не омрачала моего порога. А когда закончите, Бьюстридж, позвоните по телефону моим адвокатам. Я хочу изменить завещание.
Юность легко оправляется от самых тяжких ударов. Все его надежды на будущее рухнули, внушительный синяк мешал ему принять сидячее положение - и вы, возможно, вообразили, будто возвращение Ланселота Муллинера из Патни напоминало возвращение покойного Наполеона Бонапарта из Москвы. Однако дело обстояло отнюдь не так. Что, спросил себя Ланселот, возвращаясь в лоно цивилизации на империале омнибуса, что такое деньги? Любовь, истинная любовь - нет ничего важнее и сильнее ее. Он отправится к лорду Биддлкомбу и объяснит ему этот факт в нескольких тщательно выбранных словах. И его сиятельство, растроганный таким красноречием, без сомнения, уронит аристократическую слезу и тотчас распорядится, чтобы приготовления к его свадьбе с Анджелой (ибо так, успел он узнать, звали его возлюбленную) завершились с елико возможной быстротой. Этот финал настолько поднял его дух, что он запел и продолжал бы петь до конца поездки, если бы кондуктор довольно резким тоном не попросил его уняться. И Ланселот был вынужден удовлетворяться безмолвным пением, пока омнибус не остановился у Гайд-Парк-Корнера.
Городская резиденция графа Биддлкомба находилась на Беркли-сквер. Ланселот позвонил, и дверь открыл внушительный дворецкий.
- Никаких лотошников, газетчиков или разносчиков брошюр, - сказал дворецкий.
- Я желаю видеть графа Биддлкомба.
- Его сиятельство вас ждет?
- Да, - ответил Ланселот, не сомневаясь, что Анджела за утренним поджаренным хлебом с мармеладом предупредила отца о его возможном визите.
Из открытой двери в левой стороне длинного вестибюля донесся голос:
- Фотерингей!
- Ваше сиятельство?
- Это он?
- Да, ваше сиятельство.
- Так тащите его сюда, Фотерингей.
- Слушаюсь, ваше сиятельство.
Ланселот очутился в небольшой уютно обставленной комнате перед величавым старцем с патрицианским носом и маленькими бачками. Выглядел старец, как нечто вылупившееся из яйца давным-давно.
- Добрднь, - изрек старец.
- Добрый день, лорд Биддлкомб, - сказал Ланселот.
- Так вот, о брюках.
- Прошу прощения?
- Эти брюки, - ответил его собеседник, вытягивая стройную ногу. - Они хорошо сидят? Не мешковаты у лодыжек? Не подорвут ли они мой светский престиж, если меня увидят в них в Гайд-Парке?
Ланселот был очарован такой приветливостью. Он сразу ощутил себя членом семьи.
- Вы правда хотите знать мое мнение?
- Да. Я хочу знать ваше откровенное мнение как богобоязненного человека и партнера в портновской фирме в Уэст-Энде.
- Но я не…
- Не богобоязненный человек?
- Не партнер портновской фирмы в Уэст-Энде.
- Бросьте, - раздраженно сказал его сиятельство. - Вы же представитель "Гассета и Мейнпрайса", Корк-стрит!
- Нет.
- Так кто вы, черт побери?
- Моя фамилия Муллинер.