Какой-то ремесленник в шапке блином и куртке стоял перед своей низенькой давильней и на весело полыхавшем костре жарил двух куропаток на вертеле. Ученик его раздувал огонь, то и дело подбрасывая хворост и сухие лозы. Как выяснилось позднее, это был Янош Репаши, знаменитый краснобай и "чертежник", а, вернее сказать, портной; называл же он себя чертежником, потому что, поднакопив состояние, сам не кроил и не шил - это дело подмастерьев! - а только снимал мерку с заказчиков да материал расчерчивал. Впрочем, Репаши и вообще-то никогда не ломал голову, чтобы поточнее определить какое-нибудь понятие, выразить его подходящим словом, - напротив, он славился тем, что храбро, словно буйвол, сорвавшийся с цепи, топтал все и вся в цветущем саду венгерского языка. Фери Ности поздоровался с ним и почтительно спросил:
- Не откажите в любезности, почтеннейший, сказать мне, что там за толпа собралась?
Мужчина в шапке блином оглянулся и, хотя толпа виднелась только в одном месте, все-таки спросил для точности:
- О какой же именно толпе думаете вы в тайниках своей головы?
- Вон о той! Куда эти две девушки пошли. Господин Репаши поковырял сперва угли в костре.
- Да, нынче там заставят почихать клапаны веселья.
- Там будет бал, - брякнул ученик.
И сразу вслед за этим раздался громкий шлепок, вызванный прикосновением ладони господина Репаши к пухлой щеке ученика портного.
- Как смеешь перебивать ты, нога, когда говорит голова?! Ты даже не нога, ты только мизинчик. (И он снова любезно повернулся к Ности.) Да, сударь, надо истреблять порывы диких порослей нашего юношества, ибо иначе они со своими расположениями духа сядут нам на шею. А впрочем, он изрек истинную правду, ибо на самом деле ветви нашего юношества обоих полов из тех, кои обладают душами ремесленников, окунутся сегодня в бурлящие чаши танца.
- Да, да, я уже слышал, что молодые ремесленники арендовали виноградник и устраивают празднество по случаю сбора винограда. А нельзя ли туда и чужому пойти? Господин Репаши задумался, потом дал такой таинственный ответ:
- Ежели только грязь на потных руках разрастется под ногтями. Видя, что охотник не понял его, он весело добавил:
- И я не стал бы действовать иначе, ибо эмали моих мечтаний гонят и меня туда, поскольку дочь моя и жена фактически пребывают уже там во всех оттенках, но только мое желание пребывает сейчас пока в плену у этих двух куропаток, которые должны быть отнесены туда к ним. Ежели радуги терпения господина охотника не выплеснутся из своего русла, до тех пор пока эти преставившиеся птицы не утратят недожаренность своих характеров, я сам, Янош Репаши, поведу вас в ту юдоль веселья, ибо надо сказать, что и я владелец виноградника и посему имею право привести с собой гостя, а юношей я люблю… ведь, в конце концов, молодость многого стоит хотя бы потому, что на молодых людях лучше сидит одежда.
Фери поблагодарил за приглашение и с готовностью согласился подождать, пока зажарятся куропатки. Он и сам подсел к огню. Чертежник-портной окинул его взглядом и сказал, правда, скорее самому себе:
- Гм. Девицы не обидятся.
Пока куропатки весело шипели и жарились, чертежник-портной болтал языком, и в ходе его рассуждений стало проясняться понемногу туманное изречение о грязи под ногтями. Он сказал, что нынешний сбор винограда дает поучительный пример, доказывающий, что счастье надо искать в единении. Он сказал, что у всех людей есть небольшая чернота под ногтями, и каждую по отдельности можно назвать грязью, но если бы человечество сложило вместе все, что накопилось у него под ногтями, и высыпало, скажем, на Карст - так вышло бы несколько хольдов плодородной земли.
После того как нашпигованные салом куропатки подрумянились, как надо, и были завернуты в газетную бумагу, господин Репаши надел праздничное пальто, которое висело на ручке давильни, а вместо шапки блином водрузил на голову новую черную шляпу.
- Мы попали в испарения готовности тронуться в путь, - сказал он, - ну, а может, нам не ходить пешком? И он крикнул ученику:
- Эй, чертово отродье, выведи-ка пони!
Ученик спустился в погреб под давильней и немного погодя выкатил оттуда маленький бочонок, литров на двадцать пять, и покатил его перед собой. Это и был "пони".
- Так вот и кати его перед нами, во имя господа бога, аминь, - приказал придурковатый портной, а ученик послушно и ловко катил бочонок по бежавшей книзу тропинке: пускай, мол, он провозгласит толпе, что прибывает исключительная персона, ведет с собой гостя пьющего, но зато и вино дарит.
ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА, в которой рассказывается, как изысканно веселится ремесленный люд маленького городка, когда выпадает случай
Фери теперь уже отлично уяснил себе создавшееся положение. Он догадался обо всем. И больше всего помог ему рассказ тетушки Мали о характере Мари Тоот. Психология все-таки не глупость. К некоторым замкам она может послужить верным ключом.
Подумать только, как проясняется горизонт! Было сказано, что девушку гложет неуверенность в себе, убеждение, что все гоняются за ней только из-за ее богатства, - и она не доверяет никому, даже своему зеркалу. Тщетно твердит мать: "Цветик мой, да ты же прекрасна!" Ах, какая мать не считает красивым даже самое уродливое свое чадо? И тщетно утверждают то же самое все окружающие - они обманывают, утешают, ласкают, льстят! Правда, и зеркало говорит то же самое. А зеркало ведь не врет. Но врут глаза, которые смотрят в зеркало! Быть может, и жаба кажется себе прекрасной?
Душа ее металась среди этих дум даже в уединении, на отцовском винограднике, а между тем здесь готовилось любопытное событие: праздник на винограднике Финдуры. Она, конечно, слышала о нем, ведь тут, на горе, это было знаменательное происшествие. Соберутся все дочери ремесленников, все горничные из окрестных вилл - одним словом, довольно вульгарная компания. И вдруг черт нашептал Мари одну мысль (ведь черт приятель всех, кто колеблется). Подкрался он к ней и сказал, наверно, так: "Вот тебе, Мари, превосходный случай рассеять мучительные сомнения, теперь легко можно их разрешить. Про-веду-ка я тебя туда, где все рассудят и во всем разберутся, - скажут, правду ли говорят твои глаза и глаза твоей мамаши, искренни ли комплименты тех, кто окружает тебя, и заигрывания твоего зеркала, скажут, не напрасны ли твои тревоги. Причем все выйдет легко и просто, это будет настоящее колумбово яйцо, а кроме того, истинно барская затея и ничуть но опасная, ибо тебя там никто не знает. Надень-ка ты платье своей служанки и ступай на этот бал ремесленников, да стань среди танцующих девушек. Там у тебя будет лишь столько, сколько тебе отпущено природой, по этому и станут судить, приглашать тебя танцевать или нет. Вот и узнаешь настоящую цену себе, узнаешь, наконец, сколько ты стоишь без своих денег".
Так оно точно и было, и теперь Мари Тоот скромно стояла в толпе девиц, которые пришли на танцы, стояла, вся трепеща и горя в лихорадке, обуреваемая разными чувствами - страхом, неприязнью, но и любопытством к неизведанному. А в это же время ее горничная Клари, оставшись позади, делала вид, будто вышла погулять и теперь остановилась на миг, чтобы поглядеть на невинные развлечения добрых простолюдинов. По правде сказать, она предпочла бы сейчас быть в своей одежде и на месте барышни, но ради драгоценного своего ангелочка Клари пошла и на эту жертву. Только бы скорей пригласили танцевать бедняжку! Но никто не подошел. Боже, какие ослы эти мужчины!
Гордо приосанившись, стояла она, колыша юбкой и кокетливо' прикрывшись от солнца зонтиком. Это была хоть малая компенсация за танец. Ничего не скажешь, хорошо чувствовать себя знатной барышней. А если 6 они еще и лорнет взяли с собой! Клари казалось, будто у нее уже другая кровь струится в жилах. Она наслаждалась завистливыми взглядами жен ремесленников. К счастью, она не могла заглянуть к ним в головы, где возникали, конечно, и такие мысли-. "Ишь ты, кухарка-то как вырядилась, видно, барыни дома нет, вот и залезла к ней в гардероб".
- Ого, ого! Поглядите, кто идет, кто идет! Дядя Репаши идет! Виват! Виват!
Встречали Репаши повсюду с веселым гиканьем. Ученик Пали катил перед собой бочонок, сам Репаши вышагивал вслед за ним с важностью сенатора, а рядом с ним шел незнакомец с ружьем.
Одни тут же взяли под свое покровительство бочонок, чтоб откупорить его, другие поспешили к старику. Среди них была и дочь Репаши Катка, красавица с искристыми глазами, которой он сразу же передал жареных куропаток. Многие с любопытством разглядывали статного молодого охотника, как вдруг у него нашелся тут и знакомый.
- Гоп! Гоп! А вот и я! - крикнул трактирщик Брозик, подбежал к нему и потащил прямо к своим дочерям. - Каролинка, Тинка, где вы? Привел я вам танцора, шут вас подери! Как славно, что вы пришли все-таки.
Тетушка Репаши, самая языкатая особа во всем Папе, разобиделась на господина Брозика за эту выходку.
- Кого это ты подцепил опять, твоя милость? - набросилась она на мужа. Янош Репаши ответил елейным голосом:
- На это, женушка, ответить тебе не могу.
- Почему? - сердито вскинулась его бой-баба.
- Потому что не знаю.
- А почему не спросил его, коли сюда привел?
- Потому что знай, ты, глупое создание, Янош Репаши не привык болтать языком, входить в ненужные подробности, и сорить словами.
И Репаши сел за длинный стол, уставленный полупустыми уже бутылками, стаканами, кувшинами и вовсе пустыми блюдами, на которых белели обглоданные кости, - одним словом, это были остатки дневного пиршества. За столом беседовали и выпивали всего несколько стариков ремесленников.
Однако тетушку Репаши ответ мужа никак не успокоил, напротив, обернувшись к старухам, она только теперь дала волю языку.