Аман не вернулся домой ни к вечеру, ни на другой день. Каюм-сердар исподволь приглядывался к суете домашних и догадывался - не все сладилось, как надо. Не выдержав, зашел в комнату Ратха. Окинув взглядом обстановку - кровать, шкаф с книгами, стол, поморщился. Ратх подал отцу стул. Тот неохотно, с усмешкой сел и зажал тяжелую инкрустированную трость между колен.
- Что-то Амана долго нет, - сказал с плохо скрытой тревогой. - Ты не знаешь, где он?
Ратх на мгновенье задумался - говорить или не надо, и решил вести разговор начистоту.
- Аман не уберег твоих овец. Басмачи узнали о том, что мы решили сдать твои отары союзу "Кошчи" и опередили нас. Они налетели и угнали овец в пески. Аману придется отвечать за пропавшие отары. Он в милиции.
Каюм-сердар растерялся. Вздрогнул, привстал, снова сел. Заговорил с мрачной обидой.
- Отары мои. Почему Аман за них должен отвечать? Я не требую, чтобы с него спрашивали за пропажу. Я наживал свое богатство пятьдесят лет, а вы захотели обогатиться за мой счет в один день. Это не по-людски. Видит аллах - вы первые грабители? Как можно назвать бандитами тех, которые угнали моих овец подальше от глаз грабителей?! - раскипятился старик.
- Отец, не надо жалких слов, - упрекнул его Ратх. - Ты же знаешь, что держать две отары в то время как тысячи бедняков едва ли имеют хотя бы по одной овце, - это в высшей степени бесчестно.
- Не я один владею отарами! - возмутился Каюм-сердар. - Много таких, как я!
- Да, конечно… Но все эти "многие", как и ты, сдадут своих овец беднякам - такова истина жизни. Ты упорствуешь, отец, и еще больше наводишь меня на подозрение, что сам велел Сейиду-оглы угнать овец на дальние колодцы. Если это так, то и тебе придется отвечать перед законам. Вы сговорились с Аманом, я чувствую это!
- Замолчи, щенок! - ожесточился Каюм-сердар. - Я сейчас думаю не о том. И тебя не должно интересовать - "один или вдвоем". Надо подумать, как спасти Амана. Иди к Атабаеву и попроси, чтобы освободил твоего брата. Скажи ему, что меня обидели - овец угнали, да еще родного сына в милицию забрали.
- Бесполезный разговор, - сухо отозвался Ратх. - Никуда я не пойду и ходатайствовать не буду. Пусть все решится по закону.
- Харам-зада, - выругался Каюм-сердар. - Искривили тебе мозги большевики - против родного отца идешь.
Старик вышел из комнаты, тяжело спустился с веранды и, перейдя двор, поднялся на свой айван. Ратх смотрел ему в спину и ухмылялся.
Ночью Каюм-сердар несколько раз просыпался, выходил на айван и смотрел в угол двора. "Если Аман приведет милицию, - размышлял старик, - они никогда не додумаются, что золото закопано под старой каретой. Они обыщут весь дом - ничего не найдут, и удалятся - с чем пришли. Но Аман! Аман!"
Аман возвратился через три дня. Каюм-сердар взял сына под руку, повел к себе в комнату…
- Ну, говори, - приказал, жадно впившись суровым, выцветшим взглядом в зеленые, никогда неунывающие глаза старшего сына. И потому, как весело смотрели эти глаза, Каюм-сердар сразу смягчился - понял: ничего страшного не произошло. - Отпустили значит? - спросил облегченно.
- Отпустили, отец.
- О золоте не спрашивали?
- Откуда им об атом знать! Такого разговора совсем не велось. Посомневались немного: не ты ли вывел бандита курбаши Сейид-оглы на отары? Я защитил тебя.
- Хай, молодец!
- Сижу день, другой в камере, - продолжал Аман, - и тут слышу в коридоре шум поднялся. Вызывают меня опять на допрос. Пришел к следователю, а у него трое "кошчинцев", которые со мной на пастбище ездили. Вернулись целы и невредимы. Порассказали следователю всякого, что он сам испугался. Что было и что не было - обо всем сказали. Следователь посоветовался со своим начальством и отпустил нас всех.
- Хай, молодец! - еще радостнее выговорил Каюм-сердар. - За такие хорошие вести дам тебе немного золота: купишь себе - что надо.
- Нет уж, отец, спасибо, - скривившись, усмехнулся Аман. - Не надо мне твоего золота. Я и так сыт. Я теперь знаю истинную цену чужого добра. Я привез тебе твое богатство - выполнил свой сыновний долг. И перед милицией тебя защитил, не дал в обиду. Но на большее не согласен. Живи, отец, и сам пользуйся своим богатством. А я не хочу… не могу… Я не могу быть двуличным. Я принял Советскую власть, она меня кормит и поит - спасибо ей за это.
VIII
Жизнь на подворье Каюмовых постепенно наладилась - все шло своим чередом. Ратх по вечерам, возвращаясь с работы, приносил свежие новости. Усаживался на тахту во дворе под виноградными лозами, с видимым удовольствием наливал в пиалу чай, звал кого-нибудь из своих - кто первым попадался на глазам чтобы не сидеть одному.
Однажды, возвратясь с работы, прежде чем сесть за чай, расстелил на тахте большую географическую карту. Тут, кстати, зашел и Иван Иргизов. Около них собрались все, даже Каюм-сердар спустился со своего айвана и встал у дерева, рядом с тахтой, опершись обеими руками на трость.
- Вот, Юрок-нырок, гдеромантика! - воскликнул Ратх, шлепнув ладонью по карте. - Что там небо и океан в сравнении с Каракумской пустыней! Пустыня наша полна самых прекрасных загадок. Мы тут сидим и не знаем о них, а к нам, чтобы разгадать эти загадки, едут ученые из Ленинграда и Москвы. Самые крупные ученые! Светила!
- Ты имеешь ввиду Ферсмана? - спросил Иргизов.
- Да, я имею ввиду его экспедицию в Заунгузские пески, - подтвердил Ратх. - Ферсман возвратился из экспедиции, обработал научный материал - и вы знаете какой результат? Вчера Атабаев вернулся из Москвы, был на заседании академиков. Рассказывает, что в Заунгузье обнаружены целые залежи первоклассной серы.
- Пап, а откуда в песках сера? Я видел куски этой серы на станции. Мальчишки ее поджигали - она горит.
- Откуда в песках сера, спрашиваешь? - зажегся вопросом сына Ратх. - Представь себе такую картину… На месте Каракумской пустыни когда-то бушевало огромное Сарматское море. Горы наши, Копетдаг, только-только образовались, и волны моря плескались у самых отрогов. - Ратх невольно посмотрел в сторону гор, и все проследили за его взглядом.
- Значит, мы живем на дне бывшего Сарматского моря? - удивился Юра.
- Представь себе - это так. Именно здесь плескались его могучие волны. А образование серы шло тысячи и даже миллионы лет. Началось с того, что постепенно стало отступать море от гор. Появились лагуны - мелкие заливы. В них отлагалась морская соль. Потом ее занесло песком. Дальше - всевозможные химические процессы, о которых ни ты, ни я не знаем, - это знают только ученые-академики, и вот - залежи серы.
- Не только серы, но и нефти в этих краях много, - указал Иргизов. - На нефть тоже геологоразведка начинается. Эх, как бы не история, пошел бы в геологи.
- А ты что, Иргизов, в самом деле решил расстаться с военной службой и стать историком? - удивилась Галия-ханум. - Мне Аман о твоем намерении говорил, а явсе не верила. Охота тебе лезть в старые времена?
- Старые времена только и утешают душу, - важно заметил Каюм-сердар. - В старину много хорошего было. Тахир и Зохре, Рустам-Заль, Рембрант.
Юра удивленно посмотрел на деда, подошел к нему:
- А ты откуда знаешь про Рустама?
- Не только про Рустама знаю. Многое еще знаю. Я с самим Куропаткиным был знаком. Один раз он сидел на этой тахте - в гостях у меня был.
- Вы говорите о генерале Куропаткине? - удивился Иргизов.
- Да, дорогой гость - и это самая прекрасная история.
- Я не сказал бы этого, - не согласился Иргизов. - Мы сбросили этого паразита с пьедестала истории.
- Ай, харам-зада, - тихонько выругался Каюм-сердар и поставил пиалу на ковер. - Зачем Куропаткина ругаешь? Он умный человек - друг мой.
- Не надо обижаться, отец, - сказал Ратх. - Тебе надо постепенно мириться с новым миром… и в первую очередь с нашими взглядами на отжившее прошлое. Мы на твоих глазах меняем старые обычаи - сжигаем паранджу и усаживаем неграмотных женщин за буквари, - разве плохо? Мы изгоняем из черных дехканских кибиток оспу и трахому, - разве это плохо? Старики, вроде тебя, ворчат и кару аллаха призывают на наши головы, а молодежь - внуки ваши, с болезнями борются, ничего не боясь. Отец, раскрой как следует глаза и посмотри: внук твой, Акмурад, в Красную Армию записался - свой кавалерийский туркменский полк создаем, - слышал ли ты о таком раньше? Мог ли о таком мечтать? Второй твой внук, Юра, на учебу собирается - наверняка инженером станет. Разве это плохо? Ты гордиться должен своими внуками, думать должен об их счастливой судьбе, а ты за старое цепляешься.
Подобные встречи и беседы проходили на каюмовском дворе часто. Каюм-сердар, поначалу с ненавистью смотревший на эти "сборища", постепенно привык к ним, и даже стал нуждаться в них. Случалось, когда Ратх выезжал в командировку и во дворе наступало затишье, старик спрашивал у внука:
- Отец скоро приедет?
- Не знаю, не сказал.
- А куда уехал, в какие места?
- Не знаю.
Юра был не очень словоохотливым, но с дедом разговаривал терпеливо, не то что другой его внук - Акмурад. Тот запросто обращался:
- Эй, Каюм-ага, жив-здоров? Чего приуныл? На лошадях не хочешь покататься, ха-ха-ха! А то приходи - посажу на вороного.
- Харам-зада, - цедил сквозь зубы дед, и Акмурад заливался смехом. Ему только и хотелось, чтобы дед смачно выругался: "Харам-зада". Акмурад уверял, что лучше его деда никто так не произносит это ругательство.
Юрке однажды Каюм-сердар сказал:
- Ты смирный мальчик - это хорошо. Акмурад только и кричит.
- Но Акмурад же на командира учится, - возразил Юра. - Ему нельзя быть смирным. Знаешь как красные командиры командуют: "Равняйсь, смирно! Сабли наголо! К бою готовьсь!"