- Портрет - в полный рост - дяди Сайласа. Я хотела бы расспросить вас о нем.
При упоминании этого имени кузина так неожиданно обратила ко мне взгляд, да такой странный, что я вздрогнула.
- Портрет вашего дяди Сайласа, дорогая? Поразительно, но именно о нем я и думала. - Она коротко рассмеялась. - А может, этот мальчик и есть он? - Энергичная кузина тут же вскочила на стул со свечой в руке и тщательно осмотрела портрет, пытаясь отыскать имя или же дату. - Возможно, на обороте? - проговорила кузина.
Она сняла портрет. И действительно, на обороте - не рисунка, но столь же изящной, потускневшей от времени деревянной рамки - мы с трудом различили сделанную чернилами надпись… округлые буквы с наклоном:
Сайлас Эйлмер Руфин. Восьми лет от роду. Мая 15 в году 1779
- Очень странно, что мне не говорили… что я не помнила, чей это портрет. Наверное, если бы говорили, я б не забыла. Но портрет я видела, я почти уверена. Какое неповторимое детское личико!
И кузина склонилась над портретом, освещенным с двух сторон свечами. Заслонившись рукой, она будто пыталась прочесть тайну прелестного лица, на котором еще только проступал будущий характер.
Тайна, наверное, не поддавалась разгадке, ведь кузина, хотя и не сразу, подняла голову, все еще не отводя глаз от детского личика, и вздохнула.
- Необыкновенное лицо, - проговорила она мягко - как говорят глядя в гроб. - Но не лучше ли вернуть портрет на место?
И изящная миниатюра в овальной рамке - бледный непостижимый сфинкс с чудесными золотистыми волосами и большими глазами - заняла свое место на стене. Дитя прекрасное… дитя funeste будто многозначительно улыбалось, потешаясь над нашими домыслами.
- Лицо на большом портрете тоже совершенно необыкновенное… даже, наверное, необыкновеннее этого… и красивее. Здесь - хрупкое дитя, но там, на портрете, лицо такое мужественное, хотя тонкое, прекрасное. Дядя всегда казался мне загадочным героем, но никто в доме не хочет рассказать о нем, и я только фантазирую и задаюсь вопросами.
- Не одну вас заставил он задаваться вопросами, моя дорогая Мод. Не знаю, что о нем думать. Он вроде кумира для вашего отца, и, однако, ваш отец, кажется, не многим помогает ему. Он был исключительно одаренным человеком и так же исключительно неудачливым, в остальном он не загадка и не герой. Совсем не много сверхлюдей… на земных дорогах.
- Вы должны рассказать мне о нем все, что знаете, кузина Моника. Пожалуйста, не отказывайте на этот раз!
- Но зачем вам это? Вы не услышите ничего приятного.
- Вот поэтому мне и хочется услышать его историю. Просто приятная, она была бы банальной. Я люблю слушать о приключениях, опасностях, несчастьях и, главное, люблю тайну. Папа ни за что не расскажет, да я и не осмелюсь просить - не потому, что он недобрый, нет, но я отчего-то боюсь. Миссис Раск, Мэри Куинс тоже не говорят, хотя, подозреваю, многое знают.
- Право, не вижу, дорогая, хорошего в том, чтобы вы узнали эту историю, но и большой беды - тоже.
- Да, совершенно верно… что за беда, если я узнаю… ведь я должна узнать историю когда-нибудь, и лучше сейчас и от вас, чем, возможно, от человека постороннего и не столь благосклонно настроенного.
- О мудрая маленькая леди! В самом деле, это разумно.
И мы опять наполнили чашки. С удовольствием попивали мы свой чай у камина, и леди Ноуллз рассказывала, а ее выразительное лицо по ходу странного рассказа непрестанно менялось.
- Не много, в сущности, я расскажу. Ваш дядя Сайлас жив - вы знаете?
- Да. Он живет в Дербишире.
- Значит, вы, плутишка, все-таки кое-что о нем знаете! Но не важно. Вам известно, как богат ваш отец, доход же Сайласа, младшего сына в семье, составлял чуть больше тысячи в год. Не играй он и не поторопись с женитьбой, денег ему хватало бы - порой младшие сыновья герцогов имеют меньше. Но он был mauvais sujet - вы догадываетесь, что это значит. Я не хочу злословить о нем… не хочу говорить больше того, что знаю, но он, думаю, любил удовольствия, - впрочем, как все молодые люди. Он играл, постоянно проигрывал, и ваш отец длительное время оплачивал громадные долги Сайласа. Я убеждена, что он действительно был крайне расточительным и испорченным молодым человеком и, думаю, он не станет теперь отрицать этого, ведь, говорят, он желал бы, будь это в его силах, исправить прошлое.
Я смотрела на портрет - на задумчивого мальчика восьми лет от роду, который несколько весен спустя сделался "крайне расточительным и испорченным молодым человеком", а теперь уже старик и живет страдальцем, изгоем. Смотрела и удивлялась: из какого же крохотного семечка произрастает болиголов и как микроскопично начало Царства Божьего или же греха в человеческом сердце.
- Остин, ваш отец, был к нему очень добр… очень. Но потом - а вы ведь знаете, папа - чудак, да-да, дорогая, чудак, хотя, возможно, вам никто этого не говорил, - Остин не смог простить ему женитьбы. Вашему отцу, я думаю, было больше известно об этой леди, чем мне, я была молода тогда. Ходили разные слухи, и все - неприятные. Леди не посещали, и на какое-то время установилось полное отчуждение между вашим отцом и дядей Сайласом. А помирил их, как ни странно, случай, который, казалось, должен был бы их развести окончательно. Вы не слышали ничего… ничего особенно поразительного в связи с вашим дядей?
- Нет, никогда. Они не говорят мне, но, я уверена, знают… Продолжайте, прошу вас.
- Хорошо, Мод, раз уж я начала, то расскажу историю до конца, хотя, возможно, лучше бы не рассказывать. Это был скандал, то есть ужасный скандал - его заподозрили в убийстве.
Я изумленно посмотрела на кузину, потом - на мальчика с портрета в овальной рамке, такого благородного, такого прекрасного… funeste.
- Да, дорогая, - сказала она, проследив глазами за моим взглядом, - кто бы подумал, что на него когда-нибудь может пасть столь чудовищное подозрение.
- Негодяи! Дядя Сайлас конечно же не виновен? - наконец выговорила я.
- Конечно, моя дорогая, - сказала кузина Моника со странным выражением на лице, - но, знаете ли, есть подозрения, порочащие не меньше самого преступления, а джентльмены в графстве были склонны подозревать его. Они его недолюбливали. Политические взгляды вашего дяди их раздражали. А он возмущался их отношением к его супруге - хотя на самом деле, мне кажется, Сайлас совершенно с ней не считался… Он досаждал им всем, сколько мог. Ваш папа очень гордится своей фамилией и никогда ни в коей мере не подозревал вашего дядю.
- Конечно нет! - с горячностью воскликнула я.
- Так, Мод Руфин, так, - произнесла кузина Моника с мимолетной грустной улыбкой и кивнула. - Ваш папа, как вы догадываетесь, был очень разгневан.
- Еще бы он не разгневался! - вырвалось у меня.
- Но вы не можете вообразить, моя дорогая, как он разгневался. Он дал распоряжение адвокату предъявить иск всем без исключения, кто дурно отзывался о вашем дяде. Законоведы отказались слушать дела. Тогда ваш дядя, со своей стороны, попробовал настаивать - но безуспешно. Он жестоко страдал от унижения, и ваш отец отправился к министру, добивался должности лорда-наместника для брата… или какой-то подобной. У вашего папы были большие связи в правящих кругах, помимо власти в своем графстве он тогда представлял два города в парламенте. Но министр опасался предпринять такой шаг, недоброе мнение о вашем дяде разделяли слишком уж многие. Дяде предложили службу в колониях, о чем ваш отец не желал и слышать. Это была бы, как вы понимаете, ссылка. Чтобы уладить вопрос, теперь уже вашему отцу предложили звание пэра; он не принял предложение и порвал с партией. Если не брать во внимание сказанное - а все делалось, как вы понимаете, чтобы поддержать честь семьи, - я не думаю, что ваш отец, учитывая его огромное состояние, много постарался для Сайласа. До женитьбы Сайласа ваш отец отличался терпимостью, но тогда, по словам старой миссис Эйлмер, дал обещание: впредь Сайлас не будет получать больше пяти сотен в год - какие ваш отец, кажется, сохраняет ему и поныне. Ваш отец также разрешил Сайласу остаться в поместье, однако, я слышала, там полное запустение.
- Вы живете в том же графстве - вы бывали у него в недавнее время, кузина Моника?
- Нет, в недавнее - нет, - сказала кузина Моника с рассеянным видом.
Глава XIII
Что случилось до и после завтрака
На другой день рано утром я отправилась поглядеть на любимый портрет, изображавший в полный рост мужчину в сюртуке коричневого цвета и высоких сапогах с отворотами. Извлечения из темной и эксцентричной биографии, сообщенные кузиной Моникой, хоть и были скупы, все для меня изменили. Душа вселилась в волшебную форму. Истина прошла рядом, неся свой неугасимый светильник, и на мгновение печальный свет пал на загадочное лицо.