Янка посмотрела на собеседницу с удивлением, она не поняла, о чем речь.
Старуха снисходительно улыбнулась.
- Вижу, что непонятно! Ну, раз не понять таких простых вещей, нечего и соваться в театр!..
- Я ведь говорила с директором… Он обещал. Что же еще нужно?
- Ха-ха! Ну и наивность!
И старуха таинственно прошептала Янке на ухо:
- Идем в уборную, растолкую что к чему…
Она потянула Янку за собой и привела ее в костюмерную. Закалывая на манекене платье, она сказала:
- Надо нам познакомиться.
- Орловская, - назвала себя Янка.
- Псевдоним или фамилия? - спросила та, пожимая ей руку.
- Фамилия, - отвечала Янка, подумав, что, может быть, лучше было бы взять какой-нибудь псевдоним.
- Моя фамилия Совинская. Могу быть полезна во многом. Хоть здесь я только театральная портниха, но, случается, занимаюсь и кое-чем другим. У моей дочери галантерейный магазин; потребуется что, прошу к нам…
Голос ее становился все вкрадчивее, теперь она уже льстиво улыбалась, явно стараясь войти в доверие.
- Простите, а как же с этим… с дирижером?..
- Нужно ему купить коньяку. Ну, еще пиво, закуска - этого, пожалуй, хватит, а если мало, тогда уж сам скажет…
- Сколько же это будет стоить?
- Пожалуй, на три рубля можно угостить как следует. Дайте мне, я все устрою. Нужно идти, уже пора.
Янка дала старухе деньги. Совинская вышла и через какие-нибудь четверть часа прибежала запыхавшись.
- Ну, все в порядке! Ступайте, он ждет.
За рестораном находилась комнатушка с пианино, где прослушивали голоса и давали частные уроки. В этой комнате, красный как рак, сидел и сопел Хальт. Он уже ждал Янку.
- Мне говорил про вас Цабинский… - начал он. - Что вы можете петь? Уф! Как жарко! Приоткрой окно, - обратился он к Совинской.
Янку беспокоили хриплый голос дирижера и его пьяное, разгоряченное лицо, но она села за пианино, еще не зная, что выбрать.
- О! Вы играете? - удивился Хальт.
- Да, - ответила Янка и начала играть вступление к какой-то музыкальной пьесе, не замечая знаков Совинской.
- Спойте что-нибудь… Мне нужно услышать ваш голос… Может, вы и соло петь можете?
- Пан дирижер… У меня призвание к драме, к комедии, но не к опере.
- А мы и не говорим про оперу…
- Про что же?
- Про это… про оперетту! - выпалил он, задорно хлопнув себя по колену. - Пойте! А то расплавлюсь от жары, да и времени нет.
Дрожащим от волнения голосом Янка запела балладу Тости. Дирижер слушал, а сам смотрел на Совинскую и показывал ей на свои пересохшие губы.
Когда Янка закончила, он отозвался:
- Хорошо, мы берем вас. Ну, бегу, а то совсем запарился.
- Может, пан дирижер с нами… чего-нибудь выпьет? - несмело спросила Янка, поняв наконец знаки Совинской.
Хальт поломался для приличия, потом согласился. Старуха велела официанту принести полбутылки коньяку, три кружки пива и закуску. Выпив свое пиво, она тут же ушла, сославшись на то, что забыла что-то в костюмерной.
Хальт придвинулся со стулом к Янке.
Девушка, смущенная его обществом, молчала, не зная, о чем говорить.
- Гм! У вас есть голос… приятный голос! - сказал дирижер, положив ей на колено свою огромную красную лапу. Другой рукой он доливал в пиво коньяк.
Неприятно пораженная такой фамильярностью, Янка чуть-чуть отодвинулась.
- Вы можете хорошо устроиться… Я помогу вам. Хальт залпом осушил кружку.
- Если вы, пан дирижер, будете так добры… - прошептала девушка и отодвинулась еще больше, почувствовав на своем лице горячее пьяное дыхание и липкий, мутный взгляд.
- Постараемся… Я займусь вами!
Хальт тут же без церемоний, которых он не терпел, обнял Янку за талию и притянул к себе.
Янка оттолкнула его с такой силой, что он упал на стол, а сама отскочила к двери и уже готова была закричать.
- Фи, останься… Дуреха, не уходи! Хотел помочь тебе, но, раз ты такая, просидишь в хоре до самой смерти!
И, допив коньяк, он ушел.
На веранде сидели Цабинский с режиссером.
- Ну, как голос? - спросил директор: он видел, как Янка входила в кабинет.
- Есть! Эта нотка еще не сорвана, - сострил Хальт и расхохотался.
- А взять можно? - вмешался Топольский.
- Попробуй. Только предупреждаю, эта невинность знает себе цену.
- Проверил?
- Предпочитаю пивной бочонок, нежели девицу… Гарсон! Пива!
- Сопрано?
- Ха-ха! Неслыханное дело… альт!
Около часа сидела Янка в кабинете и все не могла успокоиться, унять негодование, охватившее ее с такой силой, что она готова была тут же бежать к Хальту и первым попавшимся предметом разбить ему голову.
Случившееся казалось ей таким мерзким и подлым, что слезы стыда и горькой обиды застилали глаза. Становилось дурно при мысли, что это могло произойти с ней, с Янкой Орловской!
Она то вскакивала, словно собиралась бежать из этих стен, от этих людей, то со стоном падала на стул, вспоминая о том, что бежать ей некуда.
"Куда? И зачем? Останусь! Перенесу все, раз нужно перенести, добьюсь своего… Должна добиться! - убеждала себя Янка. - Должна!"
Ее обуяло отчаянное упрямство. Казалось, девушка собрала все силы для борьбы с невзгодами, неудачами и препятствиями, со всем миром, злым и враждебным, - и уже через минуту она видела себя на головокружительной высоте, там ее ждали слава и упоение успехом. Но эти видения не сделали Янку счастливой, нет! Где-то совсем далеко маячила более недоступная вершина, куда тоже устремлялись люди.
"Хорошо же заплатила я за ангажемент!" - сказала она сама себе, появляясь за кулисами.
Совинская подбежала к Янке и долго смотрела ей в глаза, собираясь выведать обо всем, но Янка с нескрываемым презрением бросила ей:
- Благодарю за совет и за то, что оставили меня наедине с этой скотиной!..
- Я так торопилась… Да и не съел он вас. Это хороший человек…
- Вот и оставляйте свою дочку с этим хорошим человеком! - отрезала Янка.
- Моя дочь не артистка, - возразила старуха.
"Впредь мне наука", - сказала сама себе Янка, оставшись одна.
Встретив Цабинского, она подошла к нему и напрямик спросила:
- Я буду принята, пан директор?
- Вы уже в труппе. О жалованье условимся в ближайшие дни.
- Что мне придется играть на первый раз? Я бы хотела получить роль Клары в "Горнозаводчике".
Цабинский метнул на нее быстрый взгляд и прикрыл рот ладонью, чтобы не прыснуть со смеху.
- Видите ли… Сейчас, вы должны ознакомиться со сценой, а пока будете выступать в хоре. Хальт мне говорил, вы играете на фортепьяно и знаете ноты. Завтра получите партии из оперетт, которые мы ставим, и выучите их.
Янка хотела еще о чем-то спросить, но директора и след простыл.
- Вот комедиантка! А может, не все дома! - пробормотал он и даже приостановился; потом усмехнулся, махнул рукой и направился в сад.
Янка сунулась было в артистическую уборную, но кто-то тут же вытолкал ее и захлопнул дверь перед самым носом, сердито крикнув:
- Наверх! Хористки там!
Янке захотелось ударить ногой в дверь, но она сдержалась и только плотнее сжала губы. По лестнице Янка поднялась наверх.
Уборная хористок помещалась в узкой, длинной комнате с низким потолком. Над грубыми деревянными столиками, расставленными вдоль трех стен, горели газовые рожки без абажуров. Сколоченные из неструганых, некрашеных досок стены были исписаны именами, датами, разрисованы карикатурами, - все это малевалось углем и губной помадой.
Одна из стен была завешана костюмами и платьями.
Десятка два полуодетых женщин сидело у зеркал самой различной формы, перед каждой горела свеча.
Янка заметила недалеко от двери свободный столик, присела к нему и стала осматриваться.
- Прошу прощения, это мое место! - обратилась к ней полная брюнетка.
Янка встала, отошла в сторону.
- Вы к кому-нибудь? - спросила та же хористка, намазывая лицо вазелином.
- Нет. Меня приняли в театр, - ответила Янка.
- Да?! - раздалось над столами несколько голосов сразу, и несколько пар глаз уставилось на новенькую.
Янка назвала свою фамилию.
- Эй, красотки! Знакомьтесь, ее зовут Орловская! - крикнула брюнетка.
Те, что сидели поближе, протянули Янке руку и снова принялись гримироваться.
- Лёдка, одолжи пудры.
- Купи свою.
- Совинская! - крикнула одна из хористок через приоткрытые двери в уборную солисток.
- Встретила я этого пижона, знаете! Иду себе Новым Святом…
- Вот заливает! Будто кто из мужчин позарится на такую образину.
- Купила себе гарнитур… смотрите, - хвасталась миниатюрная, хорошенькая блондинка.
- Он подарил?
- Богом клянусь, нет! Купила на собственные сбережения.
- Ах, какие невинные глаза! Так и поверили… Не этот ли приятель откладывает тебе сбережения?
- Цвет лиловый! Блузка свободная, на кокетке из кремовых кружев, юбка гладкая, внизу рюшки… шляпка с фиалками, - рассказывала другая, натягивая через голову балетную пачку.
- Послушай-ка ты, лиловая… когда отдашь полтинник?.. Пора уже…
- Получу после спектакля и отдам… честное слово!