Мирон Лукич начал дрожать.
За углом, поодаль от дороги, на берегу стоял крытый возок. Человек подбежал к нему, усадил Мирона Лукича в кузов, точно ребенка в люльку, метнулся назад. Мирон Лукич расслышал торопливые шаги, как-будто настигала погоня, потом - тяжелое дыханье и шопот. Кто-то принялся впихивать в возок кресло Мирона Лукича, оно не умещалось, колесо придавило Мирону Лукичу ноги.
- Потерпите, - услышал он.
- Денисенко? - спросил Мирон Лукич.
- Я самый.
Мирон Лукич прошептал:
- А где она?
- Чего?
- А она готова? Готова? - сквозь дрожь бормотал он.
- Держитесь - ка! - сказал Денисенко, взбираясь на козла.
Лошади взяли. Люди, суетившиеся вокруг, канули в темень. Возок пронесся берегом - через рытвинки, намытые родниками, по затянутой тиной гальке - на Казанский взвоз, к оврагу, во двор Денисенки.
Там наскоро распрягли, сунули кресло в каретник, Мирона Лукича внесли в горницу, огни погасили.
Ямской двор проводил обычную ночь - ни чего не случилось: кони посапывали на конюшнях, фонарь коптил на столбе посереди двора, рыжей воронкой подымалась над огнем сальная гарь, ямщики спали вповалку, где попало - в тарантасах, под дворовыми навесами, на сеновале.
Мирона Лукича усадили в угол, завалив армяками, тулупами, полушубками. Денисенко отсуетился, залез на печь.
В тишине Мирон Лукич разворошил армяки, спросил вполголоса:
- Денисенко? А она где теперь?
- Пождем, - сказал хозяин.
Но ждать пришлось недолго. Звякнуло кольцо в калитке, ворота загудели, поднялся крик.
- Заройся глубже, - шепнул Денисенко.
В сенях что-то повалилось на пол, с треском, наотмашь распахнулась дверь, Павел и Петр Гуляевы, с фонарями в руках, ворвались в горницу.
- Денисенко, хромой дьявол! - вопил Петр, - куда девал отца? Слезай с печи, воровская кровь!
Павел ухватил Денисенку за ногу.
- Убью, цыганская душа, - кричал Петр.
Денисенко сорвался с печи, припал на лавку.
- С нами крестная сила, господи, царица небесная, пресвятая, пречистая мати-дева, мыкола милостивый, угодники, мученики, господи сил, преславный, преблагий…
- Убью, чор-рт! Куда запрятал старика? Говори!
Петр размахивал фонарем перед носом Денисенки. Денисенко трясся, лопотал:
- Апостолы, евангелисты, преподобные, блаженные…
Ямщики, заспанные, всклокоченные, налезали в комнату, толпились в дверях.
Павел дернул Денисенку за плечо, приподнял его, поставил на ноги.
- Що таке? - опомнился Денисенко. - Це ж Петро Мироныч! Це ж Павло Мироныч! Господи!
- Отвечай, где отец?
- Мирон Лукич? - испугался Денисенко.
- Прикидывайся! - орал Петр. - Убью! Отвечай, зачем выкрал отца через окошко?
- Мирона Лукича? - вскрикнул отчаянно Денисенко.
Он схватился за голову. Глаза его ужасно раскрылись. Вдруг он отвел рукой обступивших его людей и ковыльнул на два шага вперед.
- Перед честным животворящим крестом господним, - проговорил он замогильно, - и перед всем народом, - обернулся он к ямщикам, - присягаю трижды: непричастен, непричастен, непричастен!
Ямщик-верзила крякнул в тишине, точно сдвинув с места груженый возок. Денисенко медленно перекрестился. Петр посветил фонарем в его лицо: оно было торжественно, веко не дрогнуло на нем ни разу.
- Без твоих лошадей тут не обошлось, - сказал Петр, сбавив голосу и помедлив.
Денисенко сразу взвихрился:
- Присяге не верите? Присяге? Глебка! - рванулся он к ямщику, стриженому под горшок, - Глебка, скажи, скилькы у нас усих коней?
- Ямских пять троек.
- Пять троек? Слыхали? Айда на конюшни считать по стойлам, айда! Пять троек?
Он взялся тянуть братьев за рукава.
- С вечера нынче не закладали, - сказал Глебка.
- Слыхали, слыхали? - досаждал Денисенко.
- Постой, - отмахнулся Петр.
Он пошел в угол, где грудой навалены были армяки, сел на лавку, уперся локтями на колени.
- Вот чортово навожденье!
- И вы, хлопцы мои дорогие, не учуяли, як батюшку вашего злодий через окошко тащит? - сочувственно спросил Денисенко.
Павел с сердцем сказал:
- Поставили глухую тетерю дом хоронить! Самого хозяина умыкали.
- Який бис на его позарился? - удивился Денисенко.
- Ты-то должен знать, лисий хвост, - крикнул Петр, - может по твоей вине теперь батюшка обвенчан.
- Обвенчан? Кто ж его ночью венчать станет?
- Стой! - вскочил Петр. - Стой! Кто венчать станет? Павел, слушай, я знаю, что делать! Ты вали на Увек, я - в Курдюм. Он сейчас либо там, либо тут. Негде ему больше быть Денисенко, будь отцом, - закладывай две тройки!
- Господи, - подхватил Денисенко, - истинная правда! Либо там, либо тут! Хлопцы, две тройки, зараз! Чего стали? Чего пасти разинули?
Он вытеснил ямщиков из горницы и сам кинулся за ними, схватив фонарь.
На дворе забегали, зазвенели сбруей, разбуженные лошади отфыркивались, возки скрипели, голоса перекликались не по-ночному живо.
Павел сидел за столом, Петр расхаживал по горнице, теребил волосы, пошептывал сквозь зубы:
- Только бы поспеть, только бы поспеть!
Он подошел к куче армяков в углу горницы, нагнулся, взял верхний армяк, прикинул на свой рост.
Вбежал Денисенко, вырвал армяк из рук Петра, кинул поверх кучи, схватился за другой.
- Постой, постой, я тебе впору выберу, впору. И Павлу Миронычу выберу, постой.
Он брал один армяк из груды бросал его в сторону, вытаскивал другой, подбегал к Павлу, к Петру, опять бежал в угол.
- Одна заложена, - закричал Глебка, ворвавшись в горницу.
- Обе готовы! - гаркнул вслед за ним ямщик-верзила, - пожалуйте!
- Це гарный, дюже гарный! - трещал Денисенко, с армяками в руках, приседая и поскакивая вокруг братьев.
- Догоним? - сурово спросил Петр.
- Господи! На моих конях? На моих конях витер догнать можно!
- Сколько концы считаешь?
- До Увека в два часа обернешься, а из Курдюма будешь дома к утру. С богом!
- Пошли!
Спустя минуту тройки, одна за другой, вырвались из ворот. Шум от них долго не утихал над городом. Денисенко стоял во дворе неподвижно, пока не разбрелись ямщики. Потом он вернулся в дом и подбежал к армякам. Раскидав одежу, он сунул в глубину берлоги фонарь. Огонь замигал, охваченный духотою, пахнувшей снизу.
Бескровное, обсыпанное каплями пота лицо заблестело под фонарем. Мирон Лукич лежал с открытым ртом.
- Дать что ль тебе чего? - торопливо спросил Денисенко.
Мирон Лукич ответил неслышно, чуть шевельнув белыми губами:
- Пить…
