- Понимаете, Сергей Леонидович, придётся вообще без всяких угощений и застолий. Иначе нас не поймут. Мы посоветовались с Николаем Степановичем Тимановским и решили - только скромное венчание в маленькой церкви. Кроме жениха и невесты, будут присутствовать лишь вы и он с адъютантами.
- Правильно решили. Горилку в рукаве принесём.
- Объясните Марианне Павловне, чтобы она поняла обстановку.
- Она всё понимает больше моего. Даже пасьянсы у неё сходятся. Вот с мужем сестры что-то не так.
- На этот случай у меня газетка, - сказал Деникин, доставая большевистские "Известия". - Сначала юмор: "Положение крайне тревожное. Каледин и Корнилов идут на Харьков и Воронеж. Комиссар Склянский доложил Совету Народных Комиссаров, что Дон мобилизован поголовно, вокруг Ростова собрано 50 тысяч войска".
- Прекрасно, - сказал Марков. - Нам бы так неплохо повоевать.
- А вот это неприятно: "Генерал Д. Потоцкий арестован военно-революционным комитетом деревни Позднеевки и отправлен в Петропавловскую крепость". Он же ваш свояк. Не надо говорить Марианне?
- Она мужественная женщина. Да и если сразу не убили, то, может быть, обойдётся.
Венчание генерала Деникина и Ксении Васильевны Чиж состоялось 7 января в мрачный холодный вечер, в маленькой городской церкви, где священник даже остерёгся зажечь паникадило. Горели восковые свечи, присутствовали лишь священник, новобрачные и два генерала с адъютантами.
Вышли из церкви. Молодые... Да. В общем, молодые сели на извозчика, генералы и адъютанты взяли другого.
- Не спеша на Ермаковский, - скомандовал Марков и вынул из-под куртки бутылку. Родичев достал стакан.
Пили за молодых, закусывали хлебом и салом. Где-то вдалеке изредка стреляли.
- Вот и салют, - сказал Тимановский.
- У нас такая артиллерия, что можно и батареей салют давать, - напомнил Марков. - 6 орудий.
- Если бы вы знали, как мне последние два орудия достались, - вспомнил Тимановский. - Казаки мне их пропивали. Почти сутки пили. 5 тысяч рублей обошлись пушечки. Но, правда, в порядке. Казаки любят хорошее оружие.
Из-за угла вдруг выскочили несколько человек с винтовками. Один выстрелил куда-то наугад, выбросив в ночь пламя и напугав лошадей.
- А ну, стой! Предъявляй документы.
- Пьяные солдаты-грабители, - сказал Тимановский, слезая с брички.
Извозчик в страхе крестился.
- Вот мои документы, - сказал Тимановский, распахивая шинель и показывая георгиевские кресты. - А вот ещё один.
И достал револьвер.
- Да мы чего? Мы проверяем, - забормотали солдаты.
- А который стрелял? - спросил Тимановский.
- Да вот этот с испугу.
- Кру-гом! - скомандовал полковник. - Бегом марш!
И солдаты побежали.
- В бою они все будут бежать от нас, - сказал Марков. - Только их много, и бежать далеко. Много времени потребуется и много крови.
Новый, 1918 год в Артиллерийской роте встречали торжественно и в присутствии высокого гостя. Генерал Марков пришёл, когда ещё не накрыли стол и спорили, как правильно готовить глинтвейн. Юнкерам было неудобно, но Марков их успокоил: "Я могу быть полезным и при надрывании стола".
Состоялось торжественное примирение юнкеров двух училищ: "михайлонов" и "констапупов". Константиновец Марков утвердил прекращение традиционной вражды. За глинтвейном он произнёс речь, запомнившуюся участникам на всю жизнь. Для многих жизнь оказалась короткой.
- Легко быть честным и храбрым, - сказал генерал, - когда осознал, что лучше смерть, чем рабство в униженной и оскорблённой России. Сегодня для многих последняя застольная беседа. Не надо тешить себя иллюзиями. Многих из собравшихся здесь не будет между нами к следующей встрече. Поэтому не будем ничего желать себе - нам ничего не надо, кроме одного: "Да здравствует Россия".
На станции Лозовая холодный ветер гнал позёмку по перрону, трепал клёши матросов, что-то грузивших в бронепоезд, в стороне у вокзала солдат играл на гармошке к выкрикивал нелепые частушки:
Под одной рукой мешок,
Под другою бочка,
Подсажу, красавица,
За жаркую ночку...
- А ну, полундра! - кричали матросы, расталкивая солдат, поворачивая трёхдюймовку к платформе и вкатывая её по подложенным для подъёма доскам.
Поручик Линьков бесцельно слонялся по перрону, искал знакомого - Руденко, но на перроне его не было.
- Вот до чего дожили, господин поручик, - прилепился к нему какой-то мужик с мешком. - Старые люди говорят: пришло последнее время, конец света. Оттого и с поездами так. Ни свистка, ни звонка, ни билетика...
- Трудное время, - согласился Линьков и отстал от мужика.
Все последние дни он думал о разгоне Учредительного собрания. Зачем Ленин сделал это? Первые честные свободные выборы в России. Первый настоящий выборный народный орган. А Ленину и Троцкому нужна диктатура. Во имя чего? Учредительное не допустило бы гражданской войны. Каждый получил бы своё. А теперь только ненависть. За что теперь сражаться Линькову? За диктатуру небольшой группы политиков? Разве смогут они наладить жизнь народа, эти журналисты, прожившие полжизни в эмиграции?
Перебраться на ту сторону? Говорят, Корнилов - за республику. И сражаться против этих ребят, сваливших самодержавие и надеющихся на лучшую жизнь?
Олега Руденко всё не было. Он в это время сидел в кабинете только что расстрелянного начальника станции, и с ним вели беседу руководители железнодорожной Чека. Начальник, черноволосый, тощий, со сверкающими угольками глаз, убеждал:
- Ты пойми, моряк, мы тебе доверяем.
- Доверяете, а начальником бронепоезда сажаете какого-то неизвестного в штатском.
- Он знает паровоз, железную дорогу, сам старый большевик...
- Вся команда - моряки.
- Ты будешь комиссаром.
- И не только комиссаром, товарищ Спивак, - напомнил второй чекист, - нам нужны сведения о настроениях команды.
- Во первых строках замечу: у меня не команда, а экипаж. И настроение одно - бить контру. Калединскую, корниловскую и всякую.
- Среди ваших моряков много эсеров, - сказал Спивак. - А они сейчас начинают поднимать голоса. И за Учредилку.
- Такую контру я давлю вот этой вот, - сказал Руденко и показал чекистам крепко сжатый кулак. - Как Духонина давил.
- Не будем нажимать на товарища Руденко, - сказал Спивак своему помощнику. - Он верный коммунист, и у него на бронепоезде будет порядок. Но за эсерами посматривайте.
- И за серыми, и за белыми пригляжу, - сказал Руденко, поднимаясь. - Но в следующий рейс - меня командиром!
Выйдя из здания вокзала, Руденко разминулся с Линьковым, но столкнулся с высокой молодой женщиной в полушубке и платке.
- Катюха! - обрадованно воскликнул Олег. - Давай с нами на бронепоезд.
- Больно вас много. Я боюсь, - засмеялась женщина.
- За мной, как за броней, Катенька. Иди к Спиваку записывайся. Поварихой и медсестрой.
- А кем ещё?
- Это я тебе по секрету скажу.
Снова совещались у Алексеева, и Марков с горечью вспоминал свои планы на первом совещании: разбить противника по очереди, наступать на Москву...
Теперь Лукомский уныло докладывал басом:
- Созданный в станице Каменская военно-революционный комитет казаков создал отряд под управлением Голубова и начал наступление по линии Миллерово-Новочеркасск. Единственная боеспособная часть на этом направлении - отряд Чернецова. Отряды Антонова-Овсеенко и Сиверса начали наступление на Матвеев Курган и Таганрог. К Батайску с Кавказского фронта приближается 39-я дивизия, полностью сагитированная большевиками.
- Какое положение под Таганрогом? - спросил кто-то.
- Руководит обороной Кутепов, но против него действуют во много раз превосходящие силы противника.
- Кутепову я послал подкрепление, - сказал Корнилов таким тоном, что можно было понять, будто Кутепов не сумел воспользоваться помощью. - В связи со сложившейся обстановкой и договорённостью с генералом Калединым я решил перенести штаб и войска в Ростов.
Хорошо, что у Марианны здесь родня, - словно она знала, что на Юге будет гражданская война и не обойтись без родственников в Ростове, которые помогут с квартирой удобной и безопасной. Никто не должен знать, что хозяин квартиры - генерал Марков, отправившийся бить большевиков. Не знала их ростовского адреса и Ксения Деникина, а сама Марианна Павловна ею и не интересовалась. Ей казалось, что молодая генеральша слишком возомнила о себе.