- Нет. Раньше. Одну плохую вещь.
- Сын свое матери, тоже плохо, как и другой сын?..
- Почти то, же самое.
- Тогда, посмотрим, скажу ли я это еще раз?
- Так вот я тебя спрашиваю. Какое решение ты принял? Не хочешь называть меня ни Валадарес, ни Мануэль.
- Есть одно имя, которое мне кажется красивым.
- Какое?
Я сделал самое бессовестное лицо в мире.
- Как дон Ладислао и другие называют тебя в забегаловке…
Он сжал кулак, притворяясь, что рассердился в шутку.
- Знаешь, ты самый смелый в мире, которого я знаю. Хочешь называть меня Португа, не так ли?
- Так это более дружественно.
- Это все, что желаешь? Пусть будет так. Я разрешаю тебе. А сейчас поехали, а?
Он завел мотор автомобиля и ехал некоторое время, задумавшись. Высунул голову из окошка и осмотрел дорогу. Никого не было.
Открыл дверцу машины и приказал:
- Выйди.
Я подчинился и последовал за ним до задней части машины. Он указал на выступающее колесо.
- Теперь, держись хорошо. Но будь осторожен. Я крепко уселся, "летучей мышью", счастливый от жизни.
Он сел в машину и медленно поехал. Через пять минут остановился и вышел посмотреть на меня.
- Тебе нравиться?
- Как будто, в каком-то сне!
- Теперь, хватит. Поедем, а то уже начинает смеркаться. Тихо надвигалась ночь и вдалеке цикады пели в зарослях колючего кустарника, объявляя о еще большей жаре.
Автомобиль мягко скользил.
- Ладно. Отныне и впредь не будем больше говорить о том деле. Согласен?
- Никогда больше.
- Единственно, что бы я хотел знать, когда придешь домой, то, как ты объяснишь, где был все это время?
Я думал об этом. Скажу, что был на занятия по Катехизису. Сегодня четверг?
- С тобой невозможно. Ты находишь выход из всего.
Я подвинулся к нему близко и положил голову на его плечо.
- Португа!
- Да…
- Я никогда больше не хочу быть далеко от тебя, знаешь?
- Почему?
- Потому что ты самый лучший человек в мире. Никто не обижает меня, когда я рядом с тобой и чувствую "солнце счастья внутри моего сердца".
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Две памятные взбучки
- Согни здесь. Теперь отрезаешь бумагу ножичком, аккуратно по сгибу.
С мягким звуком острие ножа разделило бумагу.
А сейчас заклеивай хорошо по границе, оставляя эту кромку. Вот так.
Я был рядом с Тотокой и учился делать шар. После того, как все было заклеено, Тотока прикрепил шар за верхнюю часть бельевой веревкой к палочке.
- Только, когда он хорошо высохнет, можно будет делать отверстие. Запомнил, ишачок?
- Да, запомнил.
Мы уселись на пороге кухни, и смотрели, как разноцветный шар медленно высыхает. Тотока войдя в роль учителя, продолжал объяснять:
- Китайский воздушный шар можно сделать, только после большой практики; в начале, надо делать из двух долек, это намного проще.
- Тотока, если я сам сделаю шар, ты сделаешь отверстие в нем?
- Смотря, что я буду иметь.
Он уже собирался извлечь выгоду. Поживиться моими шариками или коллекцией карточек артистов кино, которая "никто не мог понять, почему она так росла".
- Черт побери, Тотока, когда ты у меня что-нибудь просишь, то я даже дерусь за тебя.
- Ладно. На первый раз сделаю бесплатно, а если ты не запомнишь, то в следующие разы дашь мне что-нибудь в обмен.
- Согласен.
В этот момент я поклялся, что постараюсь запомнить все так хорошо, чтобы он никогда больше не притронулся к моим шарам.
С этого времени, мысль о моем воздушном шаре не выходила у меня из головы. Я должен был сделать "мой" шар. Представляя, какой это будет сюрприз для Португи, когда расскажу ему о своем проекте. Восхищение Ксуруруки, когда он увидит раскачивающийся в моих руках шар.
Преисполненный своей идеей, я наполнил карманы шариками и карточками, которых у меня было по две, и вышел на улицу заработать. Я хотел продать их подешевле, чтобы купить хотя бы два листа тонкой бумаги.
- А ну, давай, люди! Пять шариков за десять сентаво. Новенькие, как только с магазина!
И ничего.
- Десять карточек за десять сентаво. Вы не купите по такой цене даже в лавке доньи Лоты.
И ничего. Вся малышня была совершенно без денег. Прошел улицу Прогресса, сверху и донизу, предлагая свой товар. Навестил улицу Барона Капанемы почти бегом, и ничего! А если заглянуть в дом к Диндинье? Она была там, но не проявила интереса.
- Я не хочу покупать карточки с артистами. Лучше сохрани их. Потому что завтра придешь просить деньги, чтобы купить другие.
Наверняка у Диндиньи не было денег.
Я вернулся на улицу и посмотрел на свои ноги. Они были грязные, вобрав в себя столько пыли с улиц. Посмотрел на солнце, оно начинало садиться. И в это время случилось чудо.
- Зезé! Зезé!
Это был Биринкиньо, который бежал, как сумасшедший в моем направлении.
- Ищу тебя повсюду. Ты продаешь?
Я тряхнул карманами, чтобы шарики пошевелились.
- Давай присядем.
Мы сели, и я сразу же вывалил на землю весь свой товар.
- Сколько?
- Пять шариков за десять сентаво и десять карточек по той же цене.
- Это дорого.
Я уже начинал злиться. Подлый вор! Дорого, когда все продают пять карточек и три шарика за туже цену, что прошу я! Я начал собирать все в карманы.
- Подожди. Я могу выбрать?
- Сколько у тебя?
- Триста рейсов. Я могу потратить до двухсот.
- Хорошо, дам тебе шесть шариков и две карточки.
Влетел в лавку "Нищета и голод". Никто уже не помнил "ту сцену". Был только дон Орландо, разговаривавший с прилавком. Когда на Фабрике прогудит, тогда да, люди придут выпить глоток, а так никто не зайдет.
- У вас есть тонкая бумага?
- А у тебя есть деньги? За счет твоего отца ничего больше не получишь.
Я не обиделся. Только показал две монеты в один тостао.
- Есть только розовая и желтого цвета.
- Только?
- В сезон воздушных змеев вы лично брали все. Но разве есть разница? Что, разве воздушные змеи разных цветов не поднимаются одинаково?
- Это не для воздушного змея. Я буду делать свой первый шар. И хочу, чтобы мой первый шар был самый красивый на свете.
Нельзя было терять время. Если побегу в лавку Чико Франко, то потеряю много времени.
- Ладно, возьму это.
Сейчас все было по-другому. Я поставил стул рядом со столом и посадил на него Луиса, чтобы он мог все хорошо видеть.
- Ты будешь сидеть спокойно, обещаешь? Зезе будет делать сложнейшую вещь. Когда ты вырастешь, я научу тебя и ничего с тебя не возьму.
Начало быстро темнеть и я работал. На фабрике зазвучал гудок. Надо было поторопиться. Жандира уже ставила тарелки на стол. Она считала, что нас надо было накормить пораньше, чтобы затем мы не беспокоили старших.
- Зезé!.. Луис!..
Крик был такой силы, как будто кто-то находился в Мурунду. Спустил Луиса со стула и сказал ему:
- Иди ты первый, я тоже уже иду.
- Зезé!.. Иди немедленно или увидишь!
- Уже иду!
Чертовка была в плохом настроении. Наверное, поссорилась с кем-либо из своих ухажеров. С конца или начала улицы.
Как, некстати, хвост уже высыхал, а крахмал склеивал пальцы, затрудняя работу.
Раздался еще более сильный крик. И почти не было света для работы.
- Зезé!..
Вот оно. Все пропало. Она уже идет разъяренная.
- Ты думаешь, я твоя прислуга? Сейчас же иди кушать.
Она резко вошла в залу и схватила меня за уши. Потащила меня в столовую и бросила на стол. Это меня разозлило.
- Не буду кушать. Не буду кушать. Не буду кушать! Я хочу закончить свой шар.
Я вырвался и бросился бегом в залу.
Она пошла за мной, озверевшая. Вместо того чтобы подойти ко мне, она направилась к столу. Всего раз у меня была красива мечта. Мой незаконченный шар превратился в разодран-ные полоски. Не удовлетворенная этим (мое изумление было таким большим, что я ничего не предпринял), она схватила меня за ноги и руки бросила на середину столовой.
- Когда я говорю, то надо меня слушаться.
Черт внутри освободился. Возмущение взорвалось как шквал. В начале, был всего лишь резкий ответ.
- Знаешь, кто ты такая? Ты шлюха.
Она приблизила лицо к моему. Ее глаза метали молнии.
- Повтори это, если есть смелость. Произноси четко каждый слог:
- Шлю-ха! Она схватила с комода кожаный ремень и начала безжалостно меня бить. Я повернулся спиной и спрятал голову между рук. Боль была не такая большая как моя ярость.
- Шлюха! Шлюха! Сукина дочь!.. Она не переставала, и мое тело стало одной огненной болью. В это время вошел Антонио. И стал на сторону моей сестры, которая так меня била, что уже начала уставать.
- Убей, убийца! Тюрьма отомстит за меня! И она били и била меня, пока я не упал на колени, опираясь на комод.
- Шлюха! Сукина дочь!
Тотока поднял меня и поставил перед собой.
- Заткни рот, Зезé, ты не можешь так оскорблять свою сестру.
- Она шлюха. Убийца. Сукина дочь! И тогда он стал бить меня по лицу, по глазам, по носу, по губам. Прежде всего, по губам.