Глава 15. Новая мама
Во вторник около полудня Молли вернулась домой, который показался ей чужим и, как выражаются жители Уорикшира, "незнакомым". Новые краски, новые обои, новые цвета; угрюмые слуги, обряженные в свои лучшие платья и возражающие против всех перемен – начиная с женитьбы своего хозяина и заканчивая новым линолеумом в холле, на котором они "спотыкались и холодили себе пятки", а уж пах он так и "вовсе омерзительно". Молли приходилось выслушивать все эти жалобы, и в результате подготовка к приему, который обещал стать роскошным, оказалась для нее вовсе не радостной.
Наконец за окнами раздался стук колес экипажа, и Молли вышла на порог, чтобы встретить молодоженов. Первым вышел отец. Взяв ее за руку, он задержал ее в своей ладони, одновременно помогая новобрачной сойти на землю. Затем он горячо расцеловал дочь и передал своей супруге; но вуаль у нее на лице была застегнута столь надежно (и с таким вкусом, что, несомненно, шло ей), что прошло некоторое время, прежде чем миссис Гибсон удалось высвободить губы, дабы приветствовать свою новую дочь. Затем настала очередь багажа, за которым непременно требовалось присмотреть, чем и занялись оба путешественника, пока Молли стояла рядом, дрожа от волнения и возбуждения и будучи не в силах помочь. При этом она заметила недовольные взгляды Бетти, которые та бросала, наблюдая за тем, как тяжеленные сундуки один за другим загромождают проход.
– Молли, дорогая моя, покажи… своей маме ее комнату!
Мистер Гибсон слегка запнулся, поскольку вопрос о том, как отныне должна называть свою новую родственницу Молли, по всей вероятности, еще не приходил ему в голову. Краска бросилась Молли в лицо. Неужели она действительно должна называть ее "мамой"? До сих пор это слово накрепко ассоциировалось у нее с совсем другим человеком – своей родной матерью, ныне покойной. В душе у нее поднялась волна возмущения, но вслух она ничего не сказала. Девушка стала первой подниматься по лестнице, а миссис Гибсон последовала за ней, время от времени оборачиваясь, чтобы дать новые указания относительно того, какой саквояж или сундук ей надобен в первую очередь. Она едва успела обменяться с девушкой парой слов, как они оказались во вновь обставленной спальне, где по приказу Молли в камине был разожжен небольшой огонь.
– Ну вот, любовь моя, теперь мы с тобой можем без помехи обнять друг друга. – И миссис Гибсон протянула руки к Молли. – Ох, дорогая, ты себе не представляешь, как я устала! – произнесла она после того, как они разомкнули объятия. – Усталость всегда пагубно сказывается на моем расположении духа. Но твой дорогой папа был сама доброта. О боже! Какая старомодная кровать! А это что за… Впрочем, это не имеет никакого значения. Постепенно мы обновим и отреставрируем весь дом, не правда ли, дорогая? Сегодня же вечером ты побудешь моей маленькой горничной и поможешь мне разложить вещи, потому что после дневного путешествия я буквально валюсь с ног.
– Я велела приготовить для вас легкий обед и чай, – сказала Молли. – Распорядиться, чтобы вам его подали?
– Я не уверена, что у меня достанет сил сегодня сойти вниз. Было бы очень кстати, если бы сюда принесли маленький столик и мы смогли бы уютно устроиться у огня. Но как же быть в таком случае с твоим дорогим папочкой? Не думаю, что он согласится отобедать в одиночестве, без меня. Нельзя думать только о себе, знаешь ли. Итак, я сойду вниз через четверть часа.
Но мистер Гибсон обнаружил, что его ожидает записка с просьбой срочно навестить старого пациента, который серьезно заболел, и, перекусив на ходу, пока седлали его лошадь, он вернулся к своему старому обычаю – заниматься профессиональными делами прежде всего прочего.
Едва только миссис Гибсон обнаружила, что он не будет скучать без нее – мистер Гибсон пообедал внушительной порцией хлеба с холодным мясом, так что ее страхи относительно его аппетита в ее отсутствие не оправдались, – она пожелала, чтобы ей подали угощение наверх, в ее комнату. Бедной Молли, не осмелившейся оповестить слуг об этой прихоти, пришлось самой сначала затащить наверх столик, который, каким бы маленьким он ни был, оказался слишком тяжел для нее, а вслед за ним отнести и набор блюд, которые она долго и старательно расставляла сама, как это делали в Хэмли, щедро разбавив их цветами и фруктами, присланными нынешним утром из знатных домов, в которых ценили и уважали мистера Гибсона. Всего час или два тому накрытый собственными руками стол казался Молли настоящим произведением искусства! И каким унылым выглядел теперь, когда, освободившись в конце концов от бесконечной болтовни миссис Гибсон, она в одиночестве решила угоститься холодным чаем и ножкой цыпленка! Никто не оценил ее стараний и не воздал должное ее умению и вкусу! Она думала, что хотя бы отец будет ей благодарен, но он даже не видел его. Она хотела выказать приемной матери свою заботу в качестве жеста доброй воли, но та сейчас трезвонила в колокольчик, чтобы из ее комнаты убрали поднос, призывая к себе в спальню мисс Гибсон.
Молли поспешно покончила с едой и вновь поднялась наверх.
– Мне так одиноко, дорогая, в этом чужом и незнакомом доме. Побудь же со мной и помоги мне распаковать мои вещи. Думаю, что твой дорогой папочка мог бы и отложить визит к мистеру Крейвену Смиту хотя бы на один вечер.
– Но мистер Крейвен Смит не может отложить свою смерть, – без обиняков заявила Молли.
– Ах ты, негодница этакая! – со слабым смешком сказала миссис Гибсон. – Но если этот мистер Смит умирает, как ты говоришь, то какой резон твоему папе мчаться к нему в такой спешке? Разве он ожидает наследства или еще чего-нибудь в этом роде?
Молли прикусила язык, чтобы не сказать чего-нибудь и вовсе уж непотребного, и ограничилась тем, что ответила:
– Я не могу знать наверняка, что он умирает. Так сказал его слуга, а папа иногда может облегчить последние минуты. Во всяком случае семья чувствует себя спокойнее, когда он рядом.
– Какие ужасные вещи ты узнала о смерти в своем возрасте! Честное слово, знай я заранее о таких подробностях профессии твоего отца, то совсем не уверена, что согласилась бы выйти за него замуж!
– Он не виноват в болезнях или смерти. Наоборот, он борется с ними так, как умеет. И мне представляется очень правильным хорошо думать о том, что он делает или пытается сделать. И вы тоже начнете так думать, когда увидите, как люди ждут его в надежде на помощь!
– Хорошо, но давай больше не будем говорить о таких жутких вещах сегодня! Пожалуй, мне лучше сразу лечь в постель, настолько я устала. Вот только ты посиди со мной, милочка, пока я не засну. Поговори со мной, и звук твоего голоса убаюкает меня.
Молли взяла книгу и принялась читать ее вслух, пока мачеха не заснула, предпочтя такой способ тягостной необходимости поддерживать бесконечную беседу.
Затем она потихоньку выскользнула из спальни и отправилась в столовую, где в камине уже погас огонь; очевидно, слуги специально пренебрегли им, дабы выразить свое неудовольствие тем, что новая хозяйка предпочла пить чай в собственной комнате. Но Молли сумела вновь развести его к тому времени, когда отец вернулся домой, и собрала для него вполне приличный ужин. Затем она опустилась на колени перед камином, в мечтательной задумчивости глядя на огонь, которая, впрочем, оказалась достаточно печальной, чтобы по щекам у нее потекли слезы. Но, заслышав шаги отца, она вскочила на ноги и постаралась вернуть себе бодрое расположение духа.
– Как поживает мистер Крейвен Смит? – спросила она.
– Умер. Он едва узнал меня. Он стал одним из первых моих пациентов, когда я только приехал в Холлингфорд.
Мистер Гибсон опустился в приготовленное для него мягкое кресло и протянул к огню руки; он настолько погрузился в свои мысли, что забыл о еде, да и потребности в разговоре, похоже, не испытывал. Но потом он стряхнул с себя грустные воспоминания и, оглядев комнату, поспешно поинтересовался:
– А где же новая мама?
– Она устала и пораньше легла спать. Ох, папа! Я действительно должна называть ее мамой?
– Я бы очень этого хотел, – отозвался мистер Гибсон, слегка нахмурив брови.
Молли промолчала и поставила рядом с ним чашку чая. Он рассеянно помешал напиток ложечкой, сделал маленький глоток и вернулся к предмету разговора.
– Что плохого в том, если ты будешь называть ее мамой? Я уверен, что она собирается честно исполнять свои материнские обязанности перед тобой. Мы все допускаем ошибки, и поначалу, возможно, она будет вести себя не так, как привыкли мы с тобой. Но, по крайней мере, давай начнем с того, что постараемся стать одной семьей.
"Интересно, что сказал бы на это Роджер?" – спросила себя Молли. Она всегда думала о новой жене отца как о миссис Гибсон, а однажды даже набросилась на обеих мисс Браунинг, уверяя их, что никогда не станет называть ее мамой. И их сегодняшняя встреча отнюдь не заставила ее проникнуться к новой родственнице теплыми чувствами. Девушка упорно хранила молчание, хотя и знала, что отец ожидает от нее ответа. В конце концов он понял, что не услышит от нее ничего, и перевел разговор на другую тему. Он рассказал ей о свадебном путешествии, расспросил ее о пребывании в Хэмли, об обеих мисс Браунинг, о леди Гарриет и о дне, что они вместе провели в Манор-хаус. Но в его манерах ощущалась некоторая сдержанность и сухость, а в ее ответах звучала рассеянность и напряженность. Но вдруг Молли выпалила:
– Папа, я буду называть ее мамой!
Мистер Гибсон взял дочь за руку и крепко пожал, но заговорил не сразу, а спустя несколько мгновений. Он сказал:
– Ты не пожалеешь об этом, Молли, когда доживешь до того, что случилось сегодня с бедным Крейвеном Смитом.