Хотя еще рано, народу хватает, и за редким столиком из тех, что стоят по обе стороны от "языка", есть места. Леннокс выделяет группу полицейских - они в штатском, но неловкость людей, привыкших носить что предписано, бьет в глаза.
На официантках облегающие белые футболки, которые при неоновом освещении отливают голубым. Официантки следят, чтобы бокалы не пустовали; шоу в разгаре. Сначала все довольно вяло, но каждая новая кружка пива добавляет девушкам сексуальности и прямолинейности. Джинджер и Леннокс заказывают ребрышки с жареной картошкой.
- Долорес скажешь, что я ел салат с тунцом, - серьезно говорит Джинджер, - причем без майонеза. Ей не нравится, что я толстею. На будущей неделе у нас финал по бальным танцам.
Леннокс медленно кивает. Скребет стриженую голову.
- Вышибала тебя Жеребцом назвал. Почему?
- Просто кличка такая. В этом заведении я - Жеребец, - с вызовом произносит Джинджер.
Леннокс берет данный факт на заметку. Стискивает стакан, чокается со старым другом.
- За двадцать пятый век.
Пиво хорошо идет, да и текила не хуже. Леннокс поднимается - ему нужно в уборную. Он нетверд на ногах, видимо, от сочетания алкоголя с антидепрессантами. Приходится опереться о край писсуара. Над густой, мощной струей поднимается пар.
"Жизнь не так уж плоха. Мы вычислили сукина сына, который убил Бритни. С ним покончено".
- С тобой покончено, грязная тварь. - Леннокс плюет в большое зеркало, встроенное в кафельную стену. Левой рукой он поднимает правую, словно приносит клятву, сжимает кулак, борясь с ослабшей повязкой и притуплённой алкоголем болью.
Многократно усиленный проигрывателем голос Тины Тернер задается вопросом "При чем здесь любовь". Леннокс идет на свое место, однако дорогу ему преграждает танцовщица. Отработанным движением девушка прижимается лобком к его бедрам. Она раскрашена почти как клоун, вульгарно и ярко, но софит прямо над ними, и даже толстый слой тонального крема не может скрыть глубоких рубцов от прыщей. Круг под софитом как лобное место: видны и глаза с расширенными зрачками, и хищный изгиб узкого рта.
Леннокс в столбняке. Он не чувствует ни рук, ни ног, жизнь сконцентрировалась в области паха. Вот что такое зажигательные танцы. Девушка не прекратит вращательных движений, пока не добьется своего. В Ленноксе поднимается гнев. "Развлечение для стариков и лузеров, для ботаников и тормозов". Глаза у девушки бешеные; Ленноксу ясно: теперь для нее возбудить его и заставить кончить - дело чести. Втянуть его в этот балаган, низвести до отчаянности собственного положения для обкуренной стриптизерши один из способов сохранить лицо. Леннокс понимает это, потому что много раз участвовал в подобных забавах дома, в Эдинбурге, во время холостяцких вечеринок. За агрессией на лицах мужчин Леннокс различает стыд. Знает, что своим нежеланием участвовать в игре, умением быть выше остальных путает им карты, а женщину унижает, отказываясь от единственного товара, который она может предлбжить, от ее сексуальности, пусть даже карикатурной. Для женщины дело не столько в самооценке, сколько в профессиональной гордости, ведь именно таким способом она зарабатывает на хлеб.
Но Леннокс не может поступить иначе, ему приходится одержать победу в этом кошмарном противостоянии.
Внезапно девушка прекращает вращения, лицо ее искажено.
- Гомик, - выплевывает она Ленноксу в ухо и с вязкой улыбочкой переключается на другую потную мошонку. Мужчины за барной стойкой громко подначивают, их облегчение почти осязаемо.
Леннокс садится рядом с Джинджером. Джинджерова голова пульсирует в психоделическом свете лилового софита. Старый друг смотрит на Леннокса сначала враждебно, потом с сальным восхищением.
- Твою мать, Леннокс, этот танец влетел мне в двадцатку, а ты даже не плюнул! Ни на кого, кроме красотки Труди, больше не встает, да? На зверя лассо набросили!
Джинджеров жаргон Леннокса бесит.
- Извини, что пришлось потратиться. - В следующую секунду ход его мыслей меняется: пусть Джинджер думает что хочет. Но направление мыслям уже задано, они далеко от стриптизерши, Труди и Джинджера. Сначала алкоголь дистанцировал преступление; теперь он же, словно крепкий кофе, освежает в мозгу подробности.
Бритни Хэмил. Теперь на зверя действительно набросили лассо. Как Мистер Кондитер отбывает срок? Чем он занят в эту вот секунду? Сошла ли с него спесь сейчас, когда он изолирован от прочих заключенных - даже от прочих насильников - для его же безопасности? Леннокс чувствует внезапное желание узнать наверняка.
- Ты когда-нибудь думаешь о мерзавцах, осужденных за особо тяжкие? - спрашивает он Джинджера. - Как они живут с тем, что совершили?
- Прекрасно живут - потому что они отморозки. Им пофигу. Ну их к чертям, пускай догнивают. - На побагровевшем лице Джинджера замешательство, он машет официантке, дескать, еще пива.
У Леннокса впечатление, что тирада относится к нему в той же мере, что и к каждому преступнику, которого помнит Джинджер. Они чокаются, пьют, но Леннокс чувствует некоторое охлаждение.
В следующий раз Джинджер открывает рот, чтобы пресечь дальнейшие возлияния.
- Хватит, я и так лимит превысил, - отдувается он. Стриптизерша демонстративно облизывает пальцы, которыми только что касалась своей промежности, вертится на шесте у них перед столиком. - Давай выдвигаться потихоньку, - говорит Джинджер, не сводя глаз с девушки, и поднимает стакан одобрительным жестом. - Только пускай сначала эта маленькая киска танец закончит. Черт, Рэй, будь я на двадцать лет моложе...
- Ты все равно годился бы ей в отцы.
- Ах ты сученыш.
Из подвыпившего Джинджера водитель лучше, чем из трезвого: он осторожнее, даже на дорогу смотрит. Они въезжают в прибрежный квартал. В сумерках на всем видится печать запустения. Предприятия малого бизнеса здесь либо разорились, либо держатся на честном слове, думает Леннокс. В квартале, соседнем с "Холидей-инн", бары и дешевые забегаловки набиты пьяными отпускниками, поденными рабочими и попрошайками - последние две категории выживают попустительством и безалаберностью первой. Кругом старики, одинокие и отчаявшиеся. Леннокс с Джинджером заходят в засаленный патио при баре; он существенно отличается от ослепительно-стерильных баров Майами-Бич. Леннокс озвучивает свои наблюдения.
- Во Флориду сотни пенсионеров переехали со своими половинами. Половины успели ласты склеить, а оставшиеся не могут теперь отсюда дернуться. У меня куча знакомых, которые в такой ситуации оказались. - Джинджер проглатывает пиво и требует текилы. - Мечта об обеспеченной старости превращается в ночной кошмар, - продолжает он. Входят, держась за руки, двое мужчин, садятся в углу. - Это заведение за
думывалось как бар для пенсионеров. А теперь сам видишь, что здесь - сплошная голубая луна, тьфу.
Они опрокидывают по нескольку порций текилы и совершают энергичную прогулку по пляжу, чтобы просохнуть перед встречей с женами, настоящей и будущей.
Труди и Долорес явно получили удовольствие от вечернего шопинга.
- В такую жару надо ближе к вечеру по магазинам ходить, - поясняет Долорес.
Труди с вызовом стискивает свертки и пакетики.
- Все это, Рэй, мне необходимо. Конечно, мы должны экономить... но я ведь не спрашиваю, на что ты тратишь деньги.
В Ленноксе поднимается возмущение. "Можно подумать, мне не параллельно, что она покупает".
- Труди, и я не спрашиваю! Я ни слова не сказал!
- Зато посмотрел. Знаю я этот твой взгляд, Рэймонд Леннокс.
- Да какой еще взгляд? - нетвердым языком отпирается Леннокс. - Вечно ты из мухи слона делаешь. Взгляд у меня не правильный, надо же, - взывает он к Джинджеру.
Но разруливает ситуацию Долорес.
- Шопинг у нас лучше всего получается. Придется привыкнуть, юноша. - Долорес игриво ворчит, косится на Джинджера. - Я права, мой жеребчик?
- А то. - Красное Джинджерово лицо багровеет. Или от гордости, или от смущения; а может, и от того, и от другого в комплекте, прикидывает Леннокс.
Джинджер Роджерс предлагает гостям два варианта: либо Долорес везет их обратно в Майами-Бич, потому что он малость перебрал, либо они все вместе идут в его любимый ресторан и ночуют у них с Долорес.
- Мы такси можем взять, - смущается Труди.
- Никаких такси. Пятьдесят баксов - это же грабеж! Утром я вас мигом в отель отвезу. Или Долорес отвезет.
- Ладно, - соглашается Леннокс. Он выходит на балкон, облокачивается о перила. "Холидей-инн", конечно, несколько портит вид на океан. В сгустившейся тьме все еще веет дневным жаром; правда, слабенький бриз холодит голые локти. Из диско-бара доносятся приглушенные высотой пульсирующие звуки. Ленноксу ясно: Труди недовольна. Подобно ей, он мог бы сказать: "Знаю я это выражение лица".
На балконе появляется Джинджер с двумя банками "Миллера". Задвигает за собой стеклянную дверь, протягивает банку Ленноксу.
- Настоящий рай, верно? - Джинджер с интересом ждет Ленноксовой реакции.
- Да, - отвечает Леннокс. Они чокаются банками. Леннокс знает, он бы здесь свихнулся, но он - это он, а Джинджер - это Джинджер.
- Чего тогда вид такой кислый, а, Рэймондо?
- Она меня достала! - Леннокс резко разворачивается, выпитое туманит разум, тяжелит сердце. - Мне по барабану, чего она там накупила. А она от этого только больше бесится. Знаещь, что я должен был сказать? "Давай, детка, продолжай втом же духе - мы ведь на свадьбу копим". А она бы тогда в ответ: "А ты на выпивку перестань транжирить". Я не дал ей возможности меня упрекнуть, так она не растерялась и сама с собой сцену разыграла. Только теперь все еще хуже, она ведь решила, что мне на эту гребаную свадьбу плевать.