"Нет уже Правобережной группы Эйдемана. Все наши части вместе с моей дивизией гуртом вошли в состав армии, каковая только что образована под номером шесть. Командарм новый, тоже, говорят, родом из Прибалтики, эстонец Корк. А Эйдеман, сделав свое дело - плацдарм Каховский при нем завоеван, - ушел на другой пост - добивать банды Махно…
А Корк, говорят, тоже опытный и сильный командарм".
На войне - мы уже говорили об этом - так часто бывает: начинает сражение один, а заканчивает другой. Так было и здесь.
Из следующей записи Саши видно, что перемены этим не кончились.
* * *
"Уже мы сами с усами. Называемся "Южфронтом", куда вошла и наша 6-я армия. Командовать тоже будет кто-то новый. Ожидаем ударов от белых, и по всему плацдарму идет рытье оборонительных траншей и укрепление колючей проволокой…"
* * *
"Танков уже подбито на нашем плацдарме целых два! Наши механики называют их "Рикардо". Бойцы ходят около, смотрят, что за "Таньки"?
- В прорези, - говорят, - надо метить.
Подбила эти танки наша артиллерия. Зеленые с виду, как жабы, и грохочут дюже. Всё! Отгрохотались, гады! Механики их сейчас в тыл к нам тащат на изучение и возможный ремонт. Антанту клянем на все корки. А с поляками все-таки, говорят, мир скоро будет".
* * *
"Погиб начдив 15-й нашей дивизии Петр Солодухин. Был бой, и в том бою он пал смертью героя. Хоронили его с речами и музыкой в самом Петрограде, на Марсовом поле. Из нашей дивизии был один в делегации, и все нам после доложил на митинге. Очень, говорит, торжественно было на этом поле. Много там похоронено жертв революции. А я слушала и думала: наша Таврия тоже становится вроде того Марсова поля. Скольких мы тут хороним что ни день! Прямо в степи, на плацдарме, где все и так перекопано, перерыто, ой! Не простить этого белым никогда. Как тут будешь добренькой и где красота жизни, если такое творится? А потом приходят мысли вроде Катиных: он, Солодухин-то, ведь за все красивое погиб! За голодающих питерских ребятишек тоже. И сам красиво погиб, по-геройски. Да, тут есть про что думать и взвешивать на весах истории, как наш комиссар говорит…"
* * *
"А куда все-таки девался Прохоров? Ничего не дает знать о себе. Может, Катя видится с ним где-то?
Где же? Ой, сердце болит!.."
* * *
"Вчера у нас раздавали газету "Известия" - по одной на каждый взвод. Почитали ребята, потом хотели раскурить газету, я не дала.
Запишу, на что комиссар особенно обращал наше внимание при читке.
В газете этой есть такие "Впечатления очевидца", перепишу их здесь.
"Положение в Крыму.
В Крыму все стонут под властью черного барона, рабочие и крестьяне на мобилизации не ходят, а если приходят, то с дороги убегают или к красным, или в лес, или же живут, скрываясь по деревням. Отношение остальных классов населения к власти Врангеля тоже недоверчивое.
Царит уверенность, что рано или поздно, по всем придется идти работать к Советской власти, поэтому многие рвутся в Россию заниматься но своей специальности, но боязнь репрессий заставляет их заниматься чем угодно, лишь бы не умереть с голоду. Все занимаются только покупкой и перепродажей всего, особенно валюты… Вообще жизнь в Крыму странная. Во всем чувствуется, что все это временное, недолговечное. Очень популярны сатирические стихи "Сон Врангеля". За чтение их преследуют".
Тут Саша позволила себе сделать такое примечание к впечатлениям неизвестного очевидца (его подписи не было):
"Все правильно, сама видела ужас этот, и пришлось по указанию комиссара нашего полка на читке и беседе мне лично выступить и подтвердить. Комиссар потом сказал: "Товарищ Дударь-Орлик хорошо выступает, надо это учесть".
Затем в тетради идет продолжение заметок очевидца:
"Армия у Врангеля не столь многочисленна, лучшая часть - Донской корпус. Из остальных офицерских частей можно назвать несколько полков приличными, а большая часть старается попасть в тыл, где можно спекулировать и гулять. Военные же, состоящие в чинах полковников или генералов, особенно в тылу, все спекулянты. Что касается иностранцев, то они ведут себя вызывающе, особенно англичане, которые попросту хулиганят. Нередки столкновения между ними и врангелевскими военными. Дело часто доходит до драки на улице".
В конце Саша опять не удержалась и дописала за очевидца:
"А еще тут надо было бы добавить про тот ужас, какой я сама видела, как в одной хате белоказаки вешали нашего коммуниста. Не забыть мне вовек, даже если доживу до глубокой старости. И не забыть также той бедной Анечки, которую бандиты зарубили в степи в июне месяце при нашем отступлении. Вот про все это я как раз и говорила по просьбе комиссара на читке-беседе".
Далее Саша записала:
"Как прослушали наши ребята эту беседу-читку про Крым и про все то, что я рассказала, и стали тут многие горячиться и говорить: "Чего же мы на плацдарме застряли, а не идем дальше, к Перекопу? Надо скорее с Врангелем кончать!" А комиссар сказал: "Собираются, ребята, силы в один кулак, а как соберется все в один кулак, тогда и грохнем и кончим все сразу!.."
* * *
"Ой, Катенька, ну и новость у меня! Как вернешься и прочтешь, то ахнешь.
Вдруг вчера вечером приносят мне прямо в землянку толстую книгу "Война и мир", про которую ты мне говорила раз, помнишь? Это когда я вернулась из белого тыла. Так вот: дают мне эту книгу и говорят: "Это тебе от Блюхера, по просьбе Кати твоей". Наш один фельдшер был в штабе дивизии, через него все это мне и передали с книгой.
Стала я искать то место, где про князя Андрея описано, как он в небо глядел и о жизни думал, когда был ранен. Пока еще то место не нашла, но зато другие места почитала. Вот помнишь, ты про Наташу Ростову говорила, и уже я теперь ее понимаю, как хорошо чувствую каждое ее переживание и настроение души.
И знаешь, Катенька, начинаю думать, что в жизни главное - это, я бы сказала, красная ленточка. Все в жизни бывает, но без красной ленточки нельзя обходиться никак. Вот у Наташи Ростовой она, ленточка эта, через всю молодость и чувства проходит. Не знаю, так ли я поняла и будешь ли ты согласна, когда вернешься и будем про это по-серьезному говорить.
Радость в жизни должна быть, и часто она самая простая - человека хорошего любить, с природой дружить и пользоваться от нее, как бы в усладу души…"
Это надо себе только представить: лежит Саша в землянке санроты и при свете каганца или фонаря, в котором горит сальная свечка, читает Толстого. Днем не до того Саше, работы хватает, даже если на передовой тихо, а вечером не оторвешь девушку от книги, пока не заглянет кто из начальства и не цыкнет:
- А ну, ты, Орлиха! Чего свет не гасишь?
Саша нехотя задует огонь, а потом лежит и думает.
Но судьба уже готовила новую перемену в ее жизни.
Вот подтверждающая это запись Саши:
"Ой! Помру я, кажется, от той новости, с какой пришел ко мне сегодня утром наш комиссар. "Приказ тебе, говорит, немедленно собираться в Москву. На съезд комсомола поедешь. Делегатом будешь от Крыма и Таврии. Как вернешься, потом нам обо всем расскажешь на митинге. Давай собирайся!"