V
Неподалеку от здания реального училища еще сохранились бывшие солдатские казармы, заросшие бурьяном рвы старинной городской крепости. Из широких окон училища был виден земляной вал, окружавший когда-то крепость Грозную. По валу молча расхаживал угрюмый часовой в поношенной серой шинели, с винтовкой за плечом, а позади мрачной глыбой возвышалась городская тюрьма. Это приземистое здание, обнесенное высокой каменной стеной, было и первым каменным зданием в Грозном. Его построили из бесцветного камня и железа, когда еще сами строители крепости - солдаты гарнизона - ютились в глиняных мазанках. Говорят, что возвели эту тюрьму по указу самого императора всея Руси, "дабы прочно запереть недовольных волей великого самодержца".
С той поры тюрьма никогда не пустовала. В полусырых и полутемных камерах ее всегда томились вольнодумцы и государственные преступники, осужденные на казнь или каторгу.
Воспитанники училища почти ежедневно видели, как конвойные загоняли туда арестованных, чтобы через несколько месяцев тумаками и пинками выгнать их, закованных в кандалы, из ворот и отправить по этапу. Редкий день у ворот тюрьмы не происходила какая-нибудь драма. Много женских и детских слез пролито у этих стен. Словно тени, маячили тут родные и близкие, провожая взглядами молчаливых узников.
Избавившись от казарменного режима кадетского корпуса, Асланбек жадно пользовался каждым мгновением относительной свободы, царившей в реальном училище. Теперь молодой Шерипов с меньшим риском мог делать почти все, что ему вздумается. Хочет - убежав с занятий, просидит целый день в библиотеке за книгой, а хочет - часами наблюдает за тем, что творится у стен тюрьмы. И прошлой зимой Асланбек часто слонялся около тюрьмы, с юношеским любопытством вглядываясь в бледные лица заключенных, которых выводили солдаты в серых шинелях. Арестанты несли тяжелый кандальный звон. Перед отправкой этапа конвойные обычно кричали: "Шаг вправо, шаг влево - оружие применяется без предупреждения". И юноша всегда побаивался, как бы кто-нибудь из заключенных не уклонился случайно в сторону, а то возьмут, да и застрелят беззащитного. Но теперь, после лета, полного мрачных открытий и трудных размышлений, тюрьма и то, что происходило вокруг нее, приобрели для него особый смысл, особую притягательную силу. Ему ужасно хотелось подойти и поговорить с этими людьми. Ведь, может быть, именно они-то и есть те самые "смелее люди, которые знают, как драться, как помочь безысходному горю народному". Но нет, солдаты зорко охраняют их.
С этими мыслями в один из первых дней после начала занятий стоял Асланбек в толпе людей у ворот тюрьмы. Конвой собирал узников в этап. Заключенных стояло уже больше двух десятков, а из ворот тюрьмы выводили все новых и новых людей.
Жены прощались с мужьями, отцы - с детьми, молча, со слезами, они не имели права разговаривать с заключенными.
- Сынок, скажи, ты не знаешь, куда это их гонят? - вдруг услышал Асланбек.
Голос за спиной был незнакомый.
Обернувшись, он увидел старого горца в поношенном коричневом бешмете, с трудом опирающегося на суковатую палку. Лицо у горца было бледное, высохшее. Маленькие помутневшие глаза его с глубоким страданием разглядывали заключенных, которых уводили все дальше от ворот тюрьмы.
- В Сибирь их отправляют, отец, - сочувственно сказал Асланбек. - Но вы не беспокойтесь, очень может быть, что они скоро вернутся! - Он сказал это просто так, желая поддержать старика. Никаких оснований для такого утверждения у него не было, и все-таки…
- Да, да, - невнятно пробормотал старик, невидящим, взглядом провожая заключенных. - Но где же тут мой сын? - вдруг с отчаянием воскликнул он.
- Ваш сын в тюрьме? - спросил Дакаш.
- Да. Он учился в горской школе, а теперь вот посадили-неизвестно за что… - глухо ответил старик.
Неожиданная догадка пронзила Асланбека. Минуту он внимательно вглядывался в старика, потом спросил:
- Вашего сына звали не Решидом?
- Да.
- Тогда я знаю вас. Вы Гази из Бороя, - уверенно сказал Асланбек.
- Да, это я. - Теперь старик с робкой надеждой смотрел на юношу.
- А ну-ка, проваливайте, чего тут не видели? Марш отсюда, да побыстрее! - гаркнул внезапно подошедший к ним городовой, левой рукой придерживая длинную шашку.
Асланбек вскипел от ярости: этот городовой постоянно торчал то перед зданием реального училища, то около тюрьмы.
- А потише не можете? - угрюмо спросил Асланбек.
Городовой, как бык, уставился на юношу. Казалось, он собирается боднуть его.
- Старик приехал из аула Борой. Он ищет своего сына. Парня недавно арестовали, - сказал Асланбек, еле сдерживая себя. Но, как всегда, выдавали глаза - с таким гордый презрением смотрели они на городового.
- Арестовали - значит, по делу, - невозмутимо ответил тот. - Порядок требуется. Давай, давай отсюда! - И он махнул на них рукой.
- Уйдем отсюда, отец, а то это чучело боится, как бы мы его не сглазили, - предложил Асланбек.
Они медленно побрели прочь от тюрьмы. Юноша старался сдерживать шаг, чтобы старику было легче поспевать за ним.
- Я тут разыскал своего старого друга. Воевал с ним еще в ту войну, в японскую, - сказал Гази, - так вот, он и посоветовал наведаться к тюрьме. Я и пришел сюда… А теперь не знаю, куда и деваться. Может, сходить к полицейскому приставу…
- Это зачем? - спросил Асланбек с явным недовольством.
- Как - зачем? Ведь сына-то моего он арестовал. Хочу объяснить ему, что сын не виноват ни в чем. Так что если уж ты знаешь Решида и тебе не очень трудно, проводи меня к этому приставу, - попросил старый горец.
- Пойти к приставу мы можем, только вряд ли от него можно ожидать добра, - сказал Асланбек. - А впрочем, пойдемте! Скорее!
И они направились в сторону Дундуковского проспекта.
- Что добра от них мало - это я знаю, - говорил Гази. - Но что делать? Ведь нельзя же сидеть сложа руки, пока нас не добьют… Надо искать правду, требовать.
"Надо искать правду, требовать… Не сидеть сложа руки, пока нас не добьют", - мысленно повторил Асланбек, с уважением взглянув на старика.
А тот думал свое:
"В ауле бродят тревожные слухи, царь-то, говорят, непрочен. Да вот сейчас и этот, видно, знающий джигит сказал - арестованные скоро вернутся. К чему все это? И откуда он знает Решида? И меня узнал?.."
- Ты чей же будешь, молодой человек? - осторожно спросил он. - Что-то я тебя не знаю.
- Я сын Джамалдина Шерипова. Вы еще не видели меня.
- Значит, ты сын Джамалдина?
- Да.
- Дай аллах тебе здоровья! Ведь твой дядя из шатоевских Шериповых, брат твоего отца, - мой большой приятель. Как Джамалдин сейчас, здоров ли?
- Ничего. Держится.
- Пусть аллах продлит его годы! Ну а тебя как зовут?
- Асланбек, - ответил юноша.
- Асланбек. Хорошее имя. Но скажи мне, Асланбек, ты что, дружишь с моим Решидом?
- Пока еще нет. Просто летом мы обычно гостим в Шатое, и мне часто говорили, что сын ваш учится здесь. Но я так его ни разу и не повидал. А несколько дней назад я добрался До Бороя, однако ни Решида, ни вас там не оказалось. Мне сказали, что вы поехали к сыну в город.
- Поехал, поехал, - грустно сказал горец, вглядываясь в лицо Асланбека.
- А вот и полицейское присутствие, - неожиданно сказал Асланбек, останавливаясь напротив красивого особняка. - Тут и проживает господин пристав.
Когда они пересекали улицу, мимо них с гулким цокотом кованых копыт прокатил богатый экипаж. Пассажир его горделиво развалился на мягких кожаных подушках, а рука его небрежно играла изящным кинжалом.
- Это Тапа Чермоев, - сказал Асланбек, тронув старика за рукав ветхого бешмета. - Денег у этого человека много, девать некуда.
- Да, - махнул рукою Гази, - что ему до нашей беды.
VI
У дверей полицейского присутствия Асланбека и Гази остановил часовой.
Возмущенный тем, что его не пропускают к приставу, старый горец начал кричать, взывая к аллаху. На его крик из дома вышел длинный, как жердь, кавалерийский офицер с черными, закрученными кверху усами.
- Заткни глотку, а не то пристрелю, как собаку! - наседал на Гази часовой.
Но тот не сдавался, потрясая у его носа своей палкой.
Увидев офицера, солдат вытянулся по стойке "смирно". Воспользовавшись минутным затишьем, Асланбек сдержанно обратился к офицеру:
- У этого крестьянина арестовали сына. Он приехал издалека и желает поговорить с приставом…
- Как зовут его сына? - спросил офицер, чуть приподнимая сдвинутые брови и оглядывая Асланбека.
- Решид.
- Фамилия?
- Газиев.
Офицер повернулся к Гази, сурово оглядел его и снова обратился к Асланбеку:
- Передай ему, - он показал пальцем на Гази, - что господин пристав знает, что делать и как поступать с государственными преступниками. Пусть он едет к себе домой и ведет себя тише воды, ниже травы.
Старик, стоявший в отдалении и надеявшийся услышать слова утешения, вдруг сорвался с места и заговорил на ломаном русском языке:
- Наша молчать не будет, господин офицер, тише не будет!
- Ну, все! Поняли? - отрезал офицер, бросив презрительный взгляд на медали, которые сверкали на груди горца.
- Так что же, теперь и пожаловаться, выходит, нельзя, - заметил Асланбек.