Горлан Оган еще издали различил: между двух пахлеванов юный богатырь стоит.
– Кери-Торос! – сказал он. – Верно, это и есть шалый Давид наш.
Подошел, спросил:
– Паренек! Ты откуда?
– Я из Сасун-города, – отвечал тот.
– В Сасун-городе я тебя не встречал. Есть у тебя в Сасуне родня?
– Моя мать, Исмил-хатун, говорит, что у меня тут два дяди, – отвечал Давид.
Как их зовут?
– Старшего – Верго, младшего – Горлан Оган.
Тут Горлан Оган крепко обнял Давида, поцеловал его в обе щеки и сказал:
– Ах, родной мой Давид! Так это ты? А я – твой дядя, Горлан Оган.
У Давида обувь была стоптана, чулки порваны, сам он был голоден, и рассудок у него слегка мутился, оттого что ел он, не разбирая, всякую траву.
Горожане и поселяне здоровались с ним за руку, приветствовали его, "Добро пожаловать!" ему говорили, а Давид задумчиво шел по дороге, и невдомек ему было, что все эти люди – сасунцы, что они вышли ему навстречу, что они его чествуют. Задумчиво шел Давид по дороге. И все стеснялся сказать, что он голоден.
Народ, ликуя, шествовал вслед за Давидом.
Горлан Оган остановился, еще раз Давида в обе щеки поцеловал и воскликнул:
– Эй, сасунцы, братья мои и сестры! Вам нынче радость, и нам нынче радость! Явился светоч Сасунского царства, наш единородный Давид.
Горлан Оган, Кери-Торос и весь сасунский народ привели Мгерова сына в город, привели в ту палату, где когда-то сидел на престоле Мгер. Сели, вина выпили, оленьего мяса отведали, радовались, ликовали.
Поцеловали Давида раз, поцеловали еще раз, поцеловали еще раз, еще раз… Затем один за другим поднялись, попрощались и по домам разошлись.
Давид и Горлан Оган остались одни.
– Ну, дядя, как поживаешь? – спросил Давид.
– Слава Богу, родной, – отвечал Оган. – По милости Божией и чудотворною силой могилы отца твоего живем помаленьку.
В Сасун-городе жил хромой поп. Горлан Оган Давида к нему привел и сказал:
– Батюшка! Научи нашего Давида псалмы читать.
– Отчего же не научить? – отвечал хромой поп.
Прошло некоторое время. Однажды Давид сказал:
– Дядя Оган! Я ничего не делаю, только псалмы читаю – пустая это жизнь. Ты большой человек, в городе все тебя чтут, придумай мне какое ни на есть занятие – я хочу трудиться и трудом зарабатывать себе на жизнь.
– Чем же ты хочешь заняться, родной? Наше дело – хлебопашество. К хлебопашеству руки твои не приучены.
– Ничего! Поработаю – научусь!
Горлан Оган вышел на площадь и обратился к отцам города:
– Дозвольте нашему Давиду заняться хлебопашеством – пусть трудится и зарабатывает себе на жизнь.
Отцы города посовещались между собой.
– Давид еще мал, – сказали они. – Пусть пока пасет сасунских ягнят.
Горлан Оган воротился домой, спросил:
– Давид! Ягнят станешь пасти?
– Отчего же? Ты хорошо сделал, дядя, что отдал меня в пастухи.
Наутро Горлан Оган встал, пошел к кузнецу, велел ему изготовить пару стальных сапог, стальной посох выковать, все принес домой и отдал Давиду.
– Завтра, племянник, встань на зорьке, – сказал он, – выведи ягнят и гони их на Сасунскую гору – там и паси. А в полдень пригони стадо к роднику и жди там меня – я тебе поесть принесу.
На зорьке Давид стальные сапоги надел, вышел на окраину, крикнул:
– Эй! Все, у кого есть ягнята, все, у кого есть козлята, гоните их сюда – я буду пасти их в горах!
Горожане выгнали ягнят и козлят.
Давид собрал их всех в стадо и хотел уже гнать на пастбище. Но горожане как увидели, что за ручищи у Давида и какой у него посох, испугались не на шутку.
– Мы боимся, Оган, – сказали они, – как бы Давид стальным своим посохом не перебил наших ягнят и козлят.
Горлан Оган обратился к Давиду:
– Давид, голубчик, смотри не перебей стальным своим посохом ягнят и козлят наших горожан.
– Эх, дядя! Да что я, рехнулся?
Поднялся Давид вверх по склону горы и до полудня пас свое стадо.
Наелись ягнята и козлята. Давид загнал их в пещеру, а сам лег у подножья отвесной скалы и уснул.
Много ли, мало ли спал Давид, неизвестно. Проснулся, глядь-поглядь – пещера пуста. Посмотрел Давид туда – нет ягнят, посмотрел сюда – нет козлят, исчезли бесследно. Вскарабкался Давид на вершину скалы, крикнул:
– Эй вы, горы, Сасунские горы! Где мои ягнята? Где мои козлята?..
От Давидова рева гром пошел по горам и ущельям. Лисицы, зайцы, куницы – все, сколько их ни было, – кто из-под камня, кто из-под куста выскочили – и бежать!
Удивился Давид:
– Ну и ну! Как резво бегают мои козлята!
Припустился он за ними вдогонку, всех словил – кого под камнем, кого под кустом, – словил, пригнал, в пещеру загнал вместе с ягнятами.
Горлан Оган принес Давиду поесть, смотрит: стальные сапоги у него стоптаны, стальной посох у него сбит.
– Давид, родной ты мой! – молвил дядя. – Что же это такое? Если мы каждый день будем тебе стальные сапоги изготовлять и стальной посох выковывать, то весь твой заработок только на это уйдет. Какая же нам-то от этого польза?
– Ах, дядя! – со вздохом сказал Давид. – Нынче я так много бегал, что стоптал сапоги. Завтра я не стану ягнят пасти.
– Что, Давид? Как видно, стадо-то пасти не сладко?
– Сладко, дядя, клянусь тебе богом, сладко. Бурые ягнята и черные козлята – тихие, смирные. С ними я хорошо справляюсь. Но рыжие, пышнохвостые, длинноухие всю душу мне вымотали: бегут, бегут – никак их не остановишь.
Удивился Горлан Оган.
– А разве есть у тебя, Давид, рыжие, пышнохвостые, длинноухие козлята?
– Есть, дядя, есть, да еще как много!
– Неужто? – изумился Горлан Оган. – Ну-ка выгони ягнят из пещеры – я на них погляжу.
Вошел Давид в пещеру да как стукнет посохом об этот камень, об тот, да как крикнет – все куницы, зайцы, лисицы повыскочили и удрали.
Вышел Давид из пещеры.
– Эй, дядя! – молвил он. – Что ж ты козлят моих упустил?
– Чудной ты, Давид! – молвил Горлан Оган. – Какие же это козлята? Это – зверье, пусть себе бегут!
Давид рассердился:
– Ай-ай-ай!.. Упустил ты моих козлят! Хозяева спросят, где их козлята, что я им отвечу?
Опять помчался Давид по горам и ущельям догонять удиравших зверей. И до того он их загонял, до того он их заморил, что они языки повысунули от усталости. Давид всех переловил, привел и сбил в одно стадо с ягнятами.
– С этими дохлыми тварями не отдохнешь, куска хлеба не съешь, – сказал он.
Вечером Давид погнал ягнят и козлят к городу и, дойдя до окраины, крикнул:
Забирайте скорее ягнят и козлят!
Я замучился с ними, я жизни не рад.
У кого был один – тем я десять пригнал,
У кого было десять – тем двадцать пригнал.
Горожане отовсюду набежали, ягнят и козлят своих забрали, увели, да еще каждый в придачу, кто сколько мог, куниц, зайцев, лисиц с собой утащил. Зайцев порезали, съели, из лисиц и куниц шубы сшили, шубы на себя надели.
С той поры сасунцы приучились охотиться за зайцами, мясо их в пищу употреблять, а из шкур лисиц и куниц шили себе шубы.
Вечером Горлан Оган созвал отцов города.
– Плохо дело, – сказал он им. – Давид козлов от зайцев не отличает, все время гоняется за зверьем, за день пару стальных сапог изнашивает. Прошу вас, подыщите Давиду другое занятие.
Подумали отцы города и говорят:
– Да, джаным. Не оставил он в горах ни зайцев, ни лисиц. Всю дичь перевел.
– Так что же нам делать с Давидом?
– Пусть пасет буйволов и коров.
Утром Оган пошел к кузнецу, заказал Давиду стальные сапоги и стальной посох. Давид вышел на окраину.
– Эй вы, владельцы коров и буйволов! – крикнул он. – Гоните скотину сюда, а я ее на пастбище погоню. Я не буду больше пасти ягнят и козлят. Гоните буйволов и корой!
Горожане пригнали скот.
Давид выгнал стадо в поле.
Стадо он пустил пастись, а сам растянулся под обломком скалы и уснул. Много ли, мало ли спал Давид, неизвестно. Проснулся, глядь-поглядь – нет стада. Пока он спал, буйволы и коровы взобрались на гору и разбрелись по нагорному лесу да по теснинам, Давид -- туда-сюда, наконец влез на высокую скалу и во всю мочь крикнул:
– Эй вы, горы, Сасунские горы! Где мое стадо?
От Давидова рева гром пошел по горам и ущельям. На этот раз из берлог, из логовищ выскочило видимо-невидимо волков, медведей, тигров и львов.
– Ах, чтоб их черт побрал! Опять удирают!..
Припустил Давид за зверями и так долго бегал, так долги за ними гонялся, что они языки повысунули от усталости и остановились. Давид волков словил под кустами, медведей в пещерах, тигров на горах, львов во рвах, поймал и смешал со своим стадом. А тем временем буйволы и коровы уже наелись, спустились с горы в поле, воды в реке напились и разлеглись на берегу.
Все поле усеяно было зверями. Друг друга они не трогали, – Давида боялись. Чуть только кто кого укусит – Давид схватит обидчика и с такой силой швырнет, что тот сквозь землю провалится.
В полдень дядя принес Давиду поесть, смотрит – поле дикими зверями усеяно. У Горлана Огана желчный пузырь лопнул от страха.
– Давид! Что ты наделал? – еще издали крикнул Оган. А Давид как ни в чем не бывало ему ответил:
– Я стадо на водопой пригнал, дядя Оган. Проголодался. Ты мне поесть принес?
– Подойди ко мне и возьми. Я ближе не подойду.
– Почему, дядя?
– Чудак человек! Ты тигров и львов, сколько их ни есть, пригнал, со стадом смешал и еще спрашиваешь, почему я не подхожу?