- Это не я сказал про Москву. Это слова ее императорского величества - Екатерины Второй.
- Блеф - твоя Вторая!
- Эй-эй! Не попади к Панину, сын человеческий!
- Солдат - это Россия!
- Дурак! Россия - это солдат!
- Мама, я еще вернусь в твой домик!
- Семь "червей"! Все "черви" - мои!
- Вист!
- Все "черви" - твои, и сам ты не человек - а червяк, мой мальчик!
- Отдай мне всех червей - я отнесу их матушке государыне нашей, пусть половит рыбку в мутной водице!
- Что Генрих Четвертый, Наваррский, говорил французам? Он говорил вот что: "Монсеньоры! Вы - французы, неприятель - перед вами!" Вспышка патриотизма. Что генерал Цитен говорил немцам? Он стоял перед немецкими дивизиями с хорошо причесанными седеющими волосами и говорил вот что: "Солдаты и офицеры! Сегодня у нас генеральное сраженье, следовательно - что? Следовательно, все должно идти как по маслу". Рассудительно! А как победили мы Берлин? Кто крикнул "За бога, за царя, за святую Русь?" Кто крикнул? Мы - не знаем. Все без памяти бросились на врага, и - победа! Вот это клич!
- За бога мать тоже можно крикнуть.
- Молодец, и это - клич!
- Дадите вы мне, в конце концов, сказать слова Екатерины?
- Давай. Уймитесь, этот словарь хочет сказать слова!
- Вот что сказала императрица: "Дворянство с величайшим трудом покидало Москву, это излюбленное ими место, где главным их занятием является безделье и праздность".
- Ха-ха-ха! Вот так уха!
- А еще что она сказала, не помнишь? Я помню: "В России всегда было много тиранов, потому что народ по природе своей бездеятелен, а также много доносчиков, и все их любят".
- Эй-эй! Не цитируй стерву!
- Мама, я еще вернусь в наш домик!
- Не пей вино, дитя, от вина слепнут!
- Пас!
- Чепуха! Я пью, пью, четырнадцать лет пью - и не ослеп.
- А ты попей месяц подряд, потом выверни карманы - и ничегошеньки не увидишь!
- Никита Иванович Панин!
-. . . . . . . . . .
- Что я слышу? Я слышу - тишину, и все встают!
- Скотские шуточки.
- Адъютант, послушайте про Панина. Марья Дмитриевна Кожина посплетничала насчет Орловых. Императрица узнала и позвала Панина. Эта Тайная канцелярия явилась во всем блеске своих бриллиантовых пряжек и бакенбард. В этот момент во дворце был маскарад. Кожина, как ни в чем не бывало, плясала на маскараде и вертела хвостиком и язычком. Государыня приказала Панину, он исполнил: он тихонько попросил генеральшу Кожину поехать с ним, побыстрее, их ждут. Она поехала. Он привез ее в Тайную канцелярию, снял свои франтовские манжеты из драгоценных брюссельских кружев и высек Марию Дмитриевну собственной холеной ручкой, в которую он взял розгу - ветку голландской розы с цветами и шипами. Потом Никита Иванович отвез, как и полагается, танцовщицу на бал. Обратно. Бедняжка, еще совсем молоденькая и неискушенная генеральша, не сказала ни единого слова. Она затаила слезы и продолжала пляски. Менуэт, монимаска, котильон - она все плясала. Только острый глаз мог бы приметить, что она танцует со странностями, приседает. А ведь была - королева бала.
- Я - Николай, а ты?
- Ну, тогда и я - Николай! Давай называть друг друга "Николай" - все же жить будет повеселее.
- Ну, что ж, Николай, мне кажется, что жизнь потихоньку налаживается.
- Правильно, Николай. Жизнь потихоньку налаживается: потихоньку поумираем!
- Все полки как полки, только у нас, негодяев, не полк, а черт знает что: казаки, греки, албанцы, татары, горцы, черемисы, один я - русская душа.
- Пей, пей, колокольчик, а потом поблюем - и баюшки-баю!
- Ах, Княжнин! Княжнин написал драму "Вадим". Панин побеседовал с автором. Голос начальника Тайной канцелярии был - одна лишь ласка. Княжнин прибежал домой в слезах. Он поплакал, слег и умер утром. А Александр Николаевич? Ему сказали это имя - он упал в обморок.
- Какому Александру Николаевичу? Какое имя сказали?
- Радищеву - Панина!
- Послушай, Мирович, писать пиши, хоть стихи, хоть что хочешь, но прошу тебя Христом - не плюй в мою душу! Знать не знаю я твоего Иоанна Антоновича! Не слышал такого имени!
- A y кого теперь есть имена? Имен-то и нет, мой мальчик! Все - псевдонимы.
- Ну-ка, ну-ка, объясни!
- Чего объяснять? Догадайся! Петр Третий - псевдоним Карла-Петра-Ульриха, Екатерина Вторая - псевдоним Софии-Фридерики. А ЕГО спрятали в Шлиссельбург.
- Ты-ты, кого - его? Договаривай!
- Иоанна! Ивана Антоновича! Припрятали, сволочи!
- Мама, мама, я еще вернусь в твой домик!
- Где капрал Державин?
- Нет, и нет поручика Ушакова! Ребята, мы не досчитались в своих рядах лучших из лучших: шулера и алкоголика. Где они, дети наши?
Державин сидел на канапе с девчонкой. Девчонке семнадцать лет. У нее фарфоровое личико, фарфоровая шейка. Двое цыган, с большими животами, в малиновых жилетах, с толстыми черными усами, все пальцы в серебряных перстнях, - цыгане яростно рвали струны гитар и пели сногсшибательными голосами:
Рассудок мне велит:
Себя ты не губи,
А сердце все твердит:
Пожалуй, друг, люби!
Поручик Аполлон Ушаков проигрался на бильярде. Он расстегнул свой мундир медного цвета и сосредоточенно, с разумным выражением лица отрывал пуговицу за пуговицей. Время от времени он брал со стола бутылку мадеры и поливал свою мраморную грудь вином, объясняя себе разумным голосом (голос разума!) - не жалко мне мадеры, только бы на груди росли волосы страсти.
Красномордый от пива Коняхин разносил на деревянных подносах блины: с вареньем, с коровьим маслом, со сметаной, с подливками, с красной икрой, с семгой, с гусиной печенкой. Блины - блестели! Падали бокалы и кружки, их пинали башмаками, они кувыркались и звенели.
Подпоручик Мирович декламировал:
- По почтовому тракту мимо галерной гавани ехала оливковая с гербами карета. Солдаты обвили шляпы и мушкеты дубовыми ветвями. Кто ехал в карете? В карете был котенок ЕЕ императорского величества Екатерины Второй. Котенок был пушист и пьян. Он повеселел, а потом повесился.
- Пюсовый фрак и синие панталоны с узорами по бантам - сорок рублей! Ничего себе синяя лососина!
- Дуй мою музыку, мандолина!
- Кто изобрел бильярд? Не знаешь? А я знаю! Я! Это мной и никем другим открыта священная форма бильярдного шара. Меня обокрали! Посмотри на этот паршивый бильярд: даже фигура шара та же самая, какую изобрел я!
- Ты что? Посмотри на себя. У тебя и очи-то от пьянства стали бирюзовыми. Зачем ты выписываешь на бумажную салфетку цифры? Ты что, хочешь превратиться в Пифагора?
- Поздно, Гаврила! Я пересчитываю свое призванье!
- Ну и как? К чему же ты призван в нашей бренности?
- Простейшая арифметика. Возьми грифели и пиши: сколько времени ты потратил на жратву, сколько проспал, сколько опохмелялся, сколько побегал за бабами - вот и все твое время и все призванье. Остаток, полезный отечеству, - мал. Смысл бытия - пуст. Смысл, говорю я тебе, мал и нуден - комарик?! Это ты давно сочинил: "Жизнь - жертвенник торжеств и крови".
Петербургские судьи сидели и пили квас и ели толстые пироги с подливкой.
Граф H. H. Блудов ходил по трактиру, маневрировал. Он был в белом кафтане с золотыми позументами. Его не интересовали офицеры. Он надел небольшую наглазную маску, его интересовали судьи.
У судей были башмаки с оловянными пряжками, манжеты из брюссельских кружев, на пучке пудреной косы - черный шелковый кошелек. Когда происходил спор о юриспруденции, судьи вставали и раскланивались друг с другом, чтобы не пускать в ход кулаки. Судьи время от времени выходили на улицу и ходили на окостеневших ногах вокруг трактира - они разгоняли кровь, и раздавали кучерам по калачу, и подносили по стаканчику пенника, - кучера скучали на козлах.
Граф Блудов положил перед собой заряженный пистолет и пил с судьями.
- Кто ты? Тебя мы не знаем! - изумлялись судьи, уже надравшиеся за счет Блудова.
- Еще узнаете! - успокаивал граф в белом библейском кафтане.
- Давайте познакомимся, - предлагали судьи.
- Еще познакомимся, - пообещал граф.
Судьи смотрели отчаявшимися глазами на пистолет, а граф мирно и свято сидел и вязал деревянными спицами белые перчатки, часто-часто посматривая на судей. Граф Блудов был небезызвестный шулер и валютчик и на всякий случай пил со всеми судьями.
Хозяин Коняхин сидел за ширмой и записывал все разговоры посетителей. Писал он грамотно и скорописью, поэтому ни одно постороннее слово, вовремя сказанное, не пропадало даром. Потом Коняхин приносил свои дневниковые записи Н. И. Панину. Красномордый Коняхин был еще и неплохим графиком. Поскольку тогда не существовало фотографии, он делал моментальные наброски неизвестных лиц, а Тайная канцелярия разыскивала их впоследствии.
Пиво, раки, соленые огурцы, соленые сухарики, спаржа, вобла, маринованная свекла, свиные ножки, моченый горох, - потом вся компания отправлялась в городок Валдай.
- Гусар должен знать только саблю и лошадь, как земледелец - плуг и волов, остальные науки - муть, милая моя!