Ускакал и прискакал. Вспомнил, что он командующий. Но его войска, к сожалению, еще не вышли из Ораниенбаума, поэтому он написал депешу-молнию и отправил с вестовым своему войску, - дескать, "сопротивление бессмысленно, сдавайтесь, дети мои, вас помилуют и полюбят".
Потом Измайлов полетел (толстый ангел, красноликий, на невидимых мощных крыльях) к Миниху и посоветовал отречься от престола.
- Опомнитесь, вы не юноша, от какого такого престола мне отрекаться? - рассвирепел Миних.
Измайлов полетел по другому воздушному течению и опять возвратился к Миниху и попросил отречься. Миних всплеснул руками и плюнул ему вслед, когда барабан полетел к Петру.
- Будьте снисходительны, - болтал Измайлов чуть не плача. - Я хочу убедить вас непринужденно отречься от престола. Прошу вас!
Император взмахнул смычком, как хлыстом, и сказал: он ничего не расслышал, пропустил глупости мимо ушей, какой генерал счастливчик, что не умеет связывать хорошенько слова со словами. Петр сказал Измайлову: он вручает ему пакет (осторожно, сургучные печати), пусть генерал срочно отвезет пакет Екатерине, в пакете инструкция - как вести себя дальше, чтобы более успешно прошел переворот.
Измайлов поскакал в Петербург, возвратился в Петергоф и вручил Петру государственную бумагу - акт об отречении. Акт был написан на нескольких огромных страницах, пронумерованных, а составлен с таким количеством оговорок, что Петр не стал его и просматривать. Но и не подписал.
В беседке стоял мраморный столик, Воронцова вышла, на столике зеленые бутыли и два стакана. Петр не стал подписывать, а показал на стаканы, Измайлов понял, что надо выпить, ведь он с самого утра бегал - не ел, не пил. Он протянул жирную волосатую руку, но Петр взбесился:
- Не тебе, дурак! Это ее стакан!
Измайлов с обиженным лицом ускакал в Петербург.
Двадцать девятого июня за все свои подвиги генерал-майор Михаил Львович Измайлов получил от императрицы Александровскую ленту.
В 12 часов дня из Петербурга в крестьянской одежде пришел французский подданный, придворный парикмахер Брессан. Таких крестьян еще не знал восемнадцатый век - в прекрасном парике с бриллиантовым гребнем, ноготки наманикюрены. Кто его пропустил через екатерининские заставы - уму непостижимо.
Ничего положительного Брессан не сообщил, он пришел, чтобы присутствовать при особе его императорского величества, на всякий случай, если понадобятся его услуги, - кому же побрить императора, как не Брессану, и ногти у монарха запущены, и одеколон со вчерашнего вечера выдохся. Все время, пока происходил переворот, двое суток, не смыкая ни на минуту глаз, парикмахер ходил за императором и бдительно следил за состоянием его одежды и волос, ходил он с саквояжем, там - парикмахерские инструменты, щетки для волос и для одежды. Он ухитрялся подпилить Петру сломанный ноготь или подвить парик.
Еще римский образец слуги: беззаветные заботы за несколько часов до казни.
Петр был растроган. Француз Брессан оказался единственным человеком в России, который не предал императора России. Петр III пожаловал Брессана статским советником и президентом мануфактур-коллегии - чин, равный чину министра финансов. Эти титулы Брессан носил около двух суток. Императрица Екатерина разжаловала его и отправила в Париж.
В час дня к петергофскому причалу пристал баркас.
Поручик Преображенской бомбардирской роты Бернгост привез из Петербурга фейерверк для Сансуси.
Миних сбросил золотые толстые очки, и очки повисли и заблестели с пуговицами фельдмаршальского мундира, Миних спросил встревоженно, когда поручик приблизился:
- Что - там?
Бернгорст. Я слышал шум, и барабаны били. Провозглашали императрицу.
Генералы свиты тоже увидели вестника из Петербурга, не стерпели, их душила ревность и зависть, как и Миних, они сбросили с носа толстые золотые очки и понеслись к причалу, очки болтались, блестели ослепительно. В старческом возрасте - такие бега, но генералы - стальные сердца, не касается их тела ни подагра, ни геморрой, они выбриваются так чисто, что блестят складки их лиц: как новенькие!
Генералы вибрируют, они расспрашивают бомбардирского поручика наперебой, с неослабевающим вдохновеньем.
Генералы. Кем же ее провозглашают?
Какой у генералов слух! Они находились на расстоянии четырехсот метров, а услышали первый вопрос Миниха и первый ответ Бернгорста.
Бернгорст. Как кем? Императрицей!
Миних (вмешиваясь). Ну и что?
Бернгорст. Ну и что? Императрицу провозглашают императрицей! Эка невидаль! Мое дело - не обращать внимания на пустяки, мое дело доставить фейерверк для Сансуси.
Генералы (перехватывая вопрос Миниха). Что же наши солдаты?
Миних (не отставая). Что же они, шумели?
Бернгорст. О да! Солдаты бегали по улицам с обнаженными тесаками!
Генералы. И это все, что вы имеете нам сообщить?
Миних. Вам небезызвестна, я думаю, сказка о козле и молоке? Генералы, дайте этому идиоту по морде, отпустите его на все четыре стороны, а сами отправляйтесь туда, откуда вы родом.
Миних потрогал эфес шпаги. И генералы - повторили этот жест.
Но всеобщую дуэль остановило общее дело. Пошли в беседку, сказали императору: "Там солдаты бегают с обнаженными тесаками, но прежде всего нужно обеспечить безопасность ВАМ, ОСОБЕ".
Генералы:
- Ваше величество, вам нужно бежать, но - куда?
- Я знаю куда! В Нарву!
- О нет! На Украину! Там у меня - именья!
- Мы настаиваем - в Нарву! Там - войска! Там - действующая армия! Она идет на войну с Данией!
- Пусть так, но нельзя останавливаться в Нарве, нужно бежать в Финляндию.
- Сказал! Нужно - в Голштинию!
- Ха! Я вспомнил, куда ж лучше всего бежать, - в Москву!
- Не давайте дурацких советов!
- Теперь ты - тетерев!
- А ты - тарантул!
Миних был напряжен и нервен, так стар, некоторое время он шевелил толстыми губами, но вот его блеклые глаза вспыхнули, седые брови заходили ходуном, фельдмаршал демонстративно отвернулся от генералитета:
- Ваше величество! Лучше внимать наставленьям мудрого, чем советам безумцев и трусов. Никаких побегов! Мой мальчик! Скачи в Петербург! Сам! Бешеная скачка, прыжок с коня, в самую гущу восстания! Голос - гром! Вопрос: "Солдаты! Объясните причину вашего неудовольствия!" Солдаты - растерянность, испуг, мямлят невразумительное. И снова голос - гром: "Солдаты, обещаю вам удовлетворение претензий!" Взмах шпагой! Вперед, хватай императрицу! Так поступил бы Петр Первый, твой дед!
Принесли блюда жареной телятины - натуральные котлеты с косточкой, овощи, бутылки бургонского.
Генералы, со свойственной им серьезностью, стали оспаривать советы Миниха, "находя, что исполнение его советов будет слишком опасно для лица монарха".
В 2 часа дня ординарцы, адъютанты, гусары его императорского величества были разосланы по дорогам в Петербург. "По дорогам" - приказ Миниха. На самом деле в Петербург была лишь одна дорога - через Калинкин мост. И вестовые поскакали друг за другом, и их выловили одного за другим.
В 3 часа дня Миних отдал ответственный приказ: флигель-адъютанту Рейзеру отобрать семь необученных рекрутов и отвезти их в Горелый Кабачок, пусть там останутся и защищают Петергоф от нашествия войск восстания. А Рейзер пускай возвратится и обучает остальных не доученных Измайловым солдат.
Миних сделал следующее примечание: голштинской семерке не только придерживать натиск нашествия, но и никого не выпускать из Петербурга. Пусть заставы Петербурга охраняет сеть регулярных полков, нам хватит и семи солдат!
Семеро ускакали.
Около Горелого Кабачка их увидел Воронежский полк. Полк был на марше.
- Куда вы в таком количестве? - спросил Воронежский полк.
Семеро чистосердечно признались: вот какую миссию возложил на них император!
- А вы? - спросили голштинцы, расхрабрившись донельзя.
- А мы вас сейчас немножко арестуем, как вы на это смотрите, мальчики? - воскликнул Воронежский полк.
- Нечего вам семерым заниматься таким боем, потому что: ваш Рейзер - не царь Леонид, вы - не триста спартанцев, а Горелый Кабачок - не Фермопилы. И мы все вместе отправимся в Петербург и примем присягу, - сказал полковник Воронежского полка Олсуфьев.
Согласились. Сказано - сделано.
В 4 часа дня птицы пели, вороны каркали, фонтаны били, деревья шумели деревянным шумом, собаки - лаяли, что-то чирикало в кустах, прекрасные иностранные цветы развивались на русской почве, какие клумбы!
Гудович и Голицын диктовали именные его императорского величества указы. Указы писали пять писцов на перилах шлюза.
Скрипка императора то удалялась, то приближалась, вернее, не сама скрипка, а ее звуки. Петра III осенила какая-то собственная мелодия. И он продолжал игру. Лакеи принесли в беседку блюда с бутербродами и вафлями.
В 5 часов вечера Миних посылает адъютанта в Ораниенбаум, за голштинскими войсками. "Прибыть в Петергоф и окопаться в Зверинце, чтобы выдержать первый натиск".
В 5 часов вечера Миних отправляет в Кронштадт полковника Неелова. Ему было приказано грозным голосом: сформировать команду из 3000 человек с запасом провизии и патронов на пять дней. Отправить эти вооруженные до зубов и снаряженные пищей тысячи в Петергоф. На ботах и шлюпках. Впоследствии Неелов никак не мог вспомнить, действительно ли Миних, фельдмаршал, отдавал ему этот приказ. Не исключено, что и не он. Многим генералам, тоже голштинским, было по семьдесят лет, многие носили золотые очки на цепочке, все говорили грозными голосами. Чья инициатива - осталось тайной.