Князь, все время с любопытством поглядывавший на сосредоточенные лица мужиков, согласно кивнул, но для порядка спросил:
- А вы, может, поболе знаете? Так не грех тогда дополнить сей чертеж. А?
- Знамо дело, с тех пор, как посадник земли объезжал, много воды утекло. Речек‑то новых не прибавилось, - начал важно Захар.
- Может, болот помене стало? - с усмешкой перебил его князь. - А то куда ни глянь - кругом топи: то Горелое болото, то Сукино, то Козье, то еще какое Может, хоть река Москва прямее стала?
- Э нет, князь, - лукаво потянул Захар, - Москва она такая же змеистая. Да и трясин не убавилось все на месте пока. Бабы да ребятишки как и прежде ягоду с болот сбирают, а мужи по окраинам болотин зверя бьют. А вот починки кое–где выросли, - сказал старик и глянул на Потапа, который сразу же ткнул пальцем в чертеж:
- Вот тут, тут и тут тоже избушек наставили.
- Слыхал я, что здеся рязанцы обустроились, - указал темным пальцем Потап на белое пятно недалеко от линии, которая обозначала границу княжества, посмотрел исподлобья на князя и снова замолк.
Упомянув о рязанцах, заговорили о соседнем Рязанском княжестве, о его стольном городе, который так и не смог возродиться на старом месте. Захар с гордостью заметил, что Москва, которой тоже досталось от Батыева воинства, стоит там, где стояла. Посмотрев на князя, он сказал важно:
- Уж теперь хороша, а глядишь, краше прежней будет.
Все с ним согласились, поскольку из собравшихся один он хорошо знал Москву ту, Добатыеву, и мог со знанием дела говорить о произошедших с тех пор изменениях.
Вместе со всеми кивнул и князь, хотя подумал совсем не о красоте своей столицы, а о незабытом Владимире, с которым Москву даже грех было сравнивать. Он вздохнул печально, а Захар, решивший, что гость печалится о судьбе главного города своего княжества, поспешил успокоить:
- Никто и думать не думал, что Москва так быстро воспрянет. Но видать, прикипели души к ней. Почитай, все, которые целы остались, на свои обжитые места вернулись. Вон и из других краев люди тянутся. - Довольный, что его внимательно слушают, Захар провел крючковатыми пальцами по бороде, облизнул сухие губы и продолжил, глядя на князя: - Вишь, Михаил Ярославич, домов‑то сколько понастроили. Ей–ей, поболе прежнего. Коли так дело пойдет, скоро и мы у самой московской околицы окажемся.
- Не дай Бог такому случиться, - усмехнулся Данила, - где ж силки тогда на зверя ставить будем?
- А и ставить не на кого будет! - ехидно засмеялся отец. - Зверь‑то ваш от шума да гама, от многолюдья, от торжища галдящего разбежится, в чащобы забьется.
- Это уж наверняка. За зверем, за птицей, за грибами да ягодами уходить далече придется, вблизи‑то все вытопчут, выберут, - разговорился Потап, которого слова отца о будущем затронули за живое. - Говорят, в бору, что рядом с детинцем, уж и нынче зверя хорошего не встретишь, а если народу в посаде прибудет, что тогда‑то станется?
- Ты, Потап, зря печалишься, - успокоил его князь, который не мог представить, что его городишко может разрастись до таких размеров и станет хоть немного походить на Владимир. - Нам навряд ли доведется такое увидеть. На наш век дичи непуганой достанет.
- Как знать, как знать, - возразил разошедшийся Захар. - Народу вон с тобой сколько прибыло. Уж теперь некоторые хоромы возводят, а как оженятся все твои неженатые молодцы, как пойдут плодиться, так посад живо Неглиную перемахнет и до Кукуя дотянется, а там и до нашего Сущева недалече.
- Ты, батя, еще скажи, что на Пресне посадские обоснуются или, того хлеще - на берегах Ходынки строиться будут, - захохотал Егорша, а за ним громко загоготали все остальные.
- И откель знаток такой выискался? - отсмеявшись, поинтересовался князь. - В город и носа не кажешь, а вижу, знаешь даже то, о чем и я не ведаю.
- Так мимо нас люди ездиют, - обиженно пробубнил старик, - от них новости узнаем. Вот давеча боярин ехал. Хрущ Лука. Вот он и сказывал, что твои, князь, бояре землицу потихоньку да полегоньку осваивают.
- Так что ж в том плохого, - усмехнулся Михаил Ярославич, но усмешка вышла какой‑то кривой.
- Вот и я ему это же сказал, - заметил старик и вздохнул и для порядка уточнил: - Боярин во Владимир путь держал, сказывал, что дочку с зятем навестить захотелось.
- Да–да, - задумчиво ответил князь, и Захар понял, что чем‑то его огорчил. А Михаил Ярославич, оглядев всех, проговорил серьезно: - Про Батыевы тумены забывать нельзя. У хана сил не мерено, не считано, и они в кулак все зажаты. У нас‑то каждый сам по себе, и у каждого силенок только на то и достанет, что против татей хоромы свои оборонить. Нагрянет Батыга снова, вот и останутся от всех уделов наших головешки.
После сказанного немного помолчали, потом поговорили еще некоторое время, но разговор уже не клеился.
Поутру без видимого сопротивления Захар отпустил с князем молчаливого Потапа, который за свою недолгую жизнь исходил и изъездил не только окрестные места, но добирался и до самых дальних починок.
Небольшой отряд несколько долгих недель путешествовал по владениям Михаила Ярославича, добрался и до тех мест, где обосновались рязанские погорельцы. Увидев пред собой вооруженных людей, они насмерть перепугались и уж собрались ринуться в спасительную чащобу, но, поняв, что опоздали, нехотя побрели навстречу непрошеным гостям.
Разговор у князя со старейшиной получился непростым. Крепкий, нестарый еще мужик с хитрыми быстрыми глазами делал вид, что никак не может взять в толк, чем недоволен Михаил Ярославич, ведь построили они свои избы на землях рязанских и подати своему князю исправно платят. Московиты же все как один сомневались в правдивости старейшины, несмотря на то что несколько таких же, как он, хитрованов, наблюдавших за разговором, дружно закивали, подтверждая слова своего предводителя. Один из стоявших поблизости уточнил для порядка, что вот, мол, незадолго до приезда московского князя был у них и сам Ингварь Ингваревич. Охотился неподалеку и по случаю к ним заглянул. Михаил Ярославич обрадовался услышанному, поскольку давно хотел повидаться с рязанским князем и поговорить по душам о деле, которое так его тревожило.
- И куда ж князь Ингварь направился? - спросил Михаил Ярославич примирительно.
- Да в тую сторону, - указал старейшина, махнув большой, как лопата, натруженной ладонью в сторону дубравы, и сразу несколько мужиков последовали его примеру, замахали и дружно закивали: - Зверя бьет.
- Что ж, живите пока, но учтите, что земли эти - мои, а значит, и за податями мои люди к вам приедут, - проговорил князь строго и, оглядев притихших мужиков, пояснил: - Нынче что с вас возьмешь, раз Ингварю все отдали. Не обдирать же вас как липку! Но наперед предупреждаю, если на этих землях останетесь, моими данниками будете!
Проплутав почти до вечера по лесным тропам, отряд Михаила Ярославича в сумерках наконец‑то нагнал Ингваря и его людей, которые как раз собирались устраиваться на отдых. Услышав в чаще шум, рязанцы насторожились и тут же изготовились к бою.
- Ингварь! Принимай князя московского! - еще издали громко прокричал Михаил Ярославич, хорошо понимая, что незваных гостей могут встретить градом стрел.
- Ого–го–го, - раскатилось по лесу эхо.
На некоторое время отряд замер, слушая наполнявшие лес звуки, и вскоре до уха князя донесся чей‑то звонкий голос, многократно подхваченный эхом: "Идите к нам–нам–нам!"
Не виделись Михаил Ярославич и Ингварь Ингваревич очень долго и после приветствий, похлопываний по плечам и объятий с любопытством оглядывали друг друга, вслух выражая "ахами" и "охами" удивление произошедшими в каждом изменениями.
- Ишь, каков стал! - первым проговорил что‑то внятное рязанский князь. - Не назвался бы ты, и не узнал бы. Смотри, как возмужал! Прям витязь! Бородой обзавелся! Не уж‑то это ты, Миша! Надо ж какой…
- Да и ты, князь, стал совсем другим. Вон уж борода вся в серебре… - с удивлением проговорил Михаил Ярославич, в памяти которого князь Ингварь остался молодым чернобородым великаном.
- Нам всем лиха хлебать пришлось не чарочками, а ведрами да ушатами, потому и бороды у всех раньше срока засеребрились. Ну, да будет нам былое ворошить, - со вздохом заметил князь и исподлобья посмотрел на молодого друга: - Как ты? Удел‑то по сердцу? Али маловат кажется? Да, совсем ты другим стал, на мать свою очень похож, - не удержавшись, добавил он и опять вздохнул.
- Что удел? Не хуже иных да и не лучше, - ответил Михаил Ярославич, но Ингварь Ингваревич молчал, ожидая продолжения, и молодой князь заговорил…
Уже давно звезды холодно блистали в черной вышине, а князья все сидели у костра и вели тихую беседу. Никто не осмеливался их потревожить. Хоть и дед, и отец Михаила немало зла принесли Рязанскому княжеству, однако и рязанцы в долгу не оставались, а порой сами своими действиями навлекали на себя гнев владимирских князей. Прошлые распри собеседников не волновали, теперь были у них дела поважнее. После короткого отдыха они по–дружески распрощались, дав клятву никому не раскрывать того, о чем говорили и о чем условились. Разъехались каждый в свою сторону, оба обеспокоенные возможными переменами.
Когда наконец отряд Михаила Ярославича вернулся в город, князь получил долгожданное известие. Поздним вечером его привез возвратившийся из Владимира Демид.