Алла Панова - Миг власти московского князя стр 22.

- Что случилось, Егор Тимофеевич? - услышал воевода за своей спиной голос Михаила, в котором сли­лись любопытство и тревога.

- Да вот, князь, ошибся я немного. Заплутали мы с тобой, - произнес он в ответ и, увидев встревоженное лицо спутника, поспешил успокоить Михаила: - Ну да это ничего! Теперь я знаю, где мы оказались. Это да­же лучше, что мы сюда вышли!

- Так, где же мы теперь? Далеко ли… - нетерпе­ливо спросил Михаил Ярославич, который хотел уз­нать, далеко ли до дома, долго ли еще им идти, но оста­новился в смущении, вовремя поняв, что ответить вое­вода ему не сможет.

- Перед нами река Молога, - сказал спокойно во­евода и, поскольку сразу догадался, о чем был второй, так и незаданный вопрос, добавил: - Перейдем на тот берег и дальше двинемся лесами. Думаю, там и пере­дохнем немного. Путь у нас неблизкий.

Когда они со всеми предосторожностями спусти­лись по узкой лощине к берегу, воевода, услышав хруст ломающейся под ногой ледяной корки, перекре­стился и с опаской поглядел на укрытую снежным по­крывалом реку - кто знает, что скрывается под этой белой пеленой.

Лед, выползший на берег, был сильно изъеден сол­нечными лучами, темная узкая полоса - всего две–три пяди - пролегла между ним и белым гладким полем. Правда, только издали оно казалось гладким: кое–где виднелись на нем какие‑то причудливые нагроможде­ния, которые порой соседствовали с отражавшими бледный лунный свет темными пятнами.

Как ни боязно было идти по этой дороге, вполне бе­зопасной в зимнюю стужу, но ранней весной таившей в себе немало неприятных неожиданностей, однако де­ваться некуда.

Князь без труда перешагнул покрытую тонким лед­ком полоску, отделявшую людей от казавшегося проч­ным ледяного наста, и с напряжением застыл, ожидая, когда до этой тверди доберется воевода, который вел под уздцы коня. Егор Тимофеевич шагнул на лед и, отодвинувшись от опасной кромки, потянул за собой коня.

Под копытами жеребца громко захрустело ледяное крошево, противно чавкнула вытекшая из‑под разби­той корки вода, и конь осторожно, словно понимая, что именно так и следует поступить, опустил на лед сначала одну, а потом другую ногу. Лед выдержал. Во­евода тихо потянул за повод, и конь так же неспешно переставил на лед задние ноги.

Вздохнув с облегчением и перекрестившись, люди направились к лежащему саженях в пятидесяти поло­гому берегу, где снова взгромоздились на коня.

Стегнуть бы его да погнать рысью, уйти побыстрее и подальше от страшного места на реке Сити, но конь-то - один на двоих, а под ногами не накатанная саня­ми и утоптанная сотнями копыт дорога - заснежен­ные поля с ямами да оврагами. Хорошо хоть луна путь освещает, да и она может плохую службу сослу­жить: преследователям путь указать. Однако, к счас­тью, их никто не думал преследовать - многочислен­ное войско Бурундая пировало, празднуя легкую по­беду, одержанную над великим князем Юрием Всево­лодовичем.

До опушки леса путники добрались быстро, вступи­ли под сень могучих деревьев и словно почувствовали себя под их защитой.

"Может, правы были предки наши, что почитали многих богов, которые вовсе и не сгинули вместе с по­вергнутыми в прах капищами, а приглядывают теперь за людьми - детьми своими неразумными. Коли захо­тят, помогают в трудную минуту. Сегодня вот конь - он будто сам на нас вышел. А река? Она дважды помог­ла: князя вода не взяла, перейти по истончившемуся льду позволила. Да и мороз сжалился, не прохватил до костей, - тихо покачиваясь в седле, рассуждал про се­бя воевода, а потом, подумав, добавил: - Конечно, и Бог тут руку приложил, без него не обошлось".

Воевода поглядывал по сторонам, подыскивая мес­то, пригодное для ночлега, когда ощутил едва улови­мый запах дыма. Остановив коня, он покрутил голо­вой, принюхался, закрыл глаза и замер, а через не­сколько мгновений, свернув вправо с намеченного пути, уверенно направил коня в лесную чащу.

Там, в небольшом овражке, укрытом со всех сторон разросшимся орешником, горел костер, у него распо­ложились двое. Заслышав неясные звуки, они притя­нули к себе оружие и уже готовы были забросать сне­гом костер, раствориться в темноте, но в этот миг сквозь тишину они услышали чей‑то глухой голос.

- Кто там? - спросил воевода.

Он решил не дожидаться, когда обнаруженные им люди скроются или неожиданно нападут. Здраво рас­судив, что в эту пору и с такими предосторожностями в лесу может остановиться для отдыха только кто‑либо из оставшихся в живых русских ратников.

Рады встрече были и те и другие. Оказалось, что князя Михаила дружинники знают - видели, когда дружина, во главе которой он ехал рядом с Ратибором, проходила мимо того места, где стояли сотни ростов­ского князя.

Устроив поближе к костру княжича и его спутни­ка, Степан привязал рядом со своими лошадьми устав­шего коня гостей, а Добрыня развернул холстину и, смущаясь, протянул уставшим людям вкусно пахну­щее зажаренное мясо.

- Отведайте нашего угощения, сразу полегчает, по себе знаем! - проговорил он и облизал измазанные пальцы.

Воевода с благодарностью кивнул, а затем встал и, подойдя к коню, отвязал заветный мешок.

- У нас тоже есть для вас угощение, рыбу и вот хлебушка Бог послал, - сказал он и дал Степану и Добрыне по сухарю. Мог бы и не делать этого, ведь путь предстоял далекий, и неизвестно, удастся ли разжить­ся какой‑нибудь едой, но иначе поступить не мог, ви­дел, что и дружинники поделились последним.

Михаил, сомлев от еды и тепла, быстро уснул, а во­евода со Степаном и Добрыней еще некоторое время об­суждали, как будут действовать дальше: разойдутся ли утром в разные стороны или вместе направятся к Великому Новгороду, куда надеялся добраться вое­вода.

Егор Тимофеевич не мог и не хотел настаивать на том, чтобы дружинники шли вместе с ними, но они са­ми, не задумываясь, приняли такое решение.

- Князю молодому защита надобна, а у вас, как я вижу, и оружия никакого нет, - сказал рассудитель­ный Добрыня, - а нам теперь все рано, куда податься.

- Это ты верно приметил, ни меча, ни лука не уда­лось нам сохранить, хорошо хоть целы остались, и за то Бога благодарить должны, - с горечью проговорил Егор Тимофеевич и коротко поведал о том, что им с князем пришлось пережить за этот долгий день.

Степан и Добрыня слушали княжеского боярина, раскрыв рты, то и дело смахивая с глаз какие‑то сорин­ки. Когда тот замолчал, заговорил Степан.

- Нам‑то повезло, - кашлянув в кулак, глухо сказал он. - Едва Василько Константинович к велико­му князю подался, сотник, земляк наш, Федот - ему, вишь, рыба надоела - послал нас дичи на вечер нало­вить, вот и ушли мы еще до полудня. Впятером. А как в лес вступили, разбрелись в разные стороны. Шли–шли, ни птахи, ни зверя - никого! Словно вымерли все! Забрели в чащобу, заплутали. Выбрались только под вечер, уж в сумерках. Кони устали, шагом шли, да и мы притомились, к тому же добыча наша невели­ка оказалась. Окромя выговора от Федота и не дожда­лись бы ничего. А вон вишь, как все вышло‑то…

- У меня глаз острый, я издали еще заметил: на поле что‑то неладно, - заговорил Добрыня, сменив замолкшего соратника. - К опушке‑то выехали, а на том месте, где дружины стояли… темна земля от мерт­вых. А по телам… - Рассказчик замолчал и, глянув в сторону спящего Михаила, продолжил тихо: - Хо­дят кони, и поганые копьями добивают тех, кто еще шевелится… Мы постояли–постояли да и в лес назад подались, благо нас никто не заметил. Так и ушли.

- Может, скажешь, что мы могли бы в сечу ки­нуться, ведь при оружии были - да вот только сечи‑то никакой к тому времени не было, лишь головы бы са­ми сложили, - произнес с обидой Степан, ожидая ус­лышать попрек. Однако, увидев, что воевода кивнул и явно не осуждает их поступок, он договорил миролю­биво: - Мы без оружия никуда, даже за рыбой с ним ходили - мечом боевым лед у берега кололи, - а уж в лес‑то и подавно, там ведь не знаешь, кого встре­тишь.

- Это верно, - кивнул воевода, - но теперь нас четверо. Глядишь, продержимся, выйдем к своим.

Выговорившись и решив, что отправятся в путь рано утром, Егор Тимофеевич, Добрыня и Степан, подки­нув в костер побольше толстых сучьев, забылись тяже­лым сном.

Ночью воевода проснулся от непонятных звуков, он вгляделся в темноту и в отсветах угасающего огня за­метил молодого князя, который прислонился к лоша­диной шее, гладил коня по морде, шептал ему что‑то и тихонько всхлипывал. Егор Тимофеевич закрыл гла­за, он не хотел, чтобы князь увидел, что кто‑то стал свидетелем его слез, но запомнил их навсегда.

В черном московском небе спокойно мерцали звезды.

"Как тогда, - подумал опять воевода и вытер кра­ем рукава влагу, застилавшую глаза, вздохнул глубоко и отрицательно покачал головой, - нет, пожалуй, они светят здесь совсем не так - ярче, веселее. Может, и жизнь в Москве по–хорошему пойдет? Наладится все наконец. Дай‑то Бог!"

До рассвета уже было совсем недалеко. Он вернулся в дом, встал перед образами, помолился, глядя на суро­вый лик, и решил, что обязательно должен поставить свечи в храме, где давненько уже не был.

С опаской улегся Егор Тимофеевич на лавку, но лишь опустил голову на подушку, как провалился в черную бездну.

Утром, едва встало солнце, он поспешил к княжес­ким палатам и, обогнув их, направился к церкви.