Алла Панова - Миг власти московского князя стр 20.

Накинув на плечи суконный мятель, воевода не­слышно открыл дверь и, пройдя темные сени, вышел на крыльцо, вздохнул полной грудью и чуть не захлеб­нулся свежим морозным воздухом. Он стоял, глядя на широкий заснеженный двор, ощущая, как холод про­никает к разгоряченному телу через распахнутый во­рот рубахи, но уходить в душную горницу, где не было спасения от нахлынувших тяжелых мыслей, не соби­рался. Однако и здесь, под звездным московским не­бом, они не покинули его.

Такие же звезды светили в ту ночь, когда несколь­ко человек, оставшихся от дружины, посланной Яро­славом Всеволодовичем на помощь брату, сумев ото­рваться от преследователей, разными путями добра­лись до леса, вставшего стеной на левом берегу Мологи.

Поначалу, когда сотни три татар врубились в ряды дружинников, всем показалось, что беда невелика и врагов они скоро одолеют. Но время шло, нападав­ших, выбитых тяжелой палицей из седла или сражен­ных мечом, сменяли все новые и новые, а княжеская дружина таяла на глазах. Пешцы, прислать которых для поддержки просил Ратибор у великого князя еще накануне, так и не подошли - и теперь воевода сомне­вался, имелись ли они вообще у Юрия под рукой. Да и любой другой подмоги ждать теперь не приходи­лось. Каждый дрался сам за себя на том месте, где за­стиг его враг.

Бой продолжался до самого заката, и, пожалуй, только темнота помогла уйти от врага остаткам русско­го войска. Смертный ужас словно застыл в глазах у лю­дей, которые из последних сил отбивались от наступав­ших со всех сторон врагов и видели, как, сраженные саблями и стрелами, падают их товарищи под ноги разгоряченных схваткой и потоками крови коней.

Пытаясь отгородить молодого князя от наседавших отовсюду татар, Егор Тимофеевич сразу же, как начал­ся бой, собрал вокруг него больше сотни воинов. Неко­торое время им удавалось сдержать бешеный натиск орущей и галдящей толпы, но потом плотное кольцо, окружавшее Михаила Ярославича, стало быстро су­жаться, и с каждым мгновением защитников у княже­ского сына становилось все меньше.

Стройные крепкие ряды, увидев которые так обра­довался Ратибор, давно распались на мелкие клочки. Пропал из виду и сам воевода. Какое‑то время назад его блестящий шелом еще мелькал в окружении татар­ских малахаев, но затем скрылся с глаз.

Теснимые к реке горсточки храбрецов, осознавая, что за участь их ждет, продолжали рубиться до послед­него вздоха. Словно попав в водоворот, отбивались они от крутящихся вокруг татар, а потом, сраженные, па­дали - кто с истошным криком, а кто молча - в страшный омут, на землю, укрытую кровавым меси­вом, в которое под копытами обезумевших лошадей превращались еще теплые тела.

Расправившись с очередным узкоглазым воякой, Егор Тимофеевич мельком оглядывал людей, орущих в бешенстве, истекающих кровью, пытающихся заго­родиться от смертельного удара, стонущих от бессиль­ной злобы, искал среди них лицо сына и не мог найти.

Только когда солнце уже клонилось к закату, а ря­дом с князем Михаилом осталось всего несколько дру­жинников и он сам, прикрывшись щитом, из послед­них сил отражал удары сразу двух татар, воевода, про­ткнув мечом одного из накинувшихся на князя, глянул в сторону заката и увидел‑таки на мгновение пшеничную голову Андрея.

Андрей, будто почувствовав отцовский взгляд, по­вернулся к нему лицом. Полные отчаяния глаза отца на краткий миг встретились с синими бездонными гла­зами сына. В следующее мгновение голова Андрея без­жизненно склонилась набок, и он кулем вывалился из седла.

С бешенством, с удесятеренной силой набросился Егор Тимофеевич на наседавших на Михаила врагов, с ходу срубив расплывшуюся в щербатой улыбке голо­ву, загородил собой открытую для удара спину князя. Теперь, после гибели сына, он стал для него единствен­ным дорогим существом на всем белом свете.

- К реке! - крикнул воевода хриплым, каким‑то чужим голосом и, увидев, что князь сквозь лязг метал­ла, хрипы коней, ругань воинов, бьющихся не на жизнь, а на смерть, услышал этот крик и кивнул, при­строился за ним, чтобы прикрыть его отступление.

Михаил Ярославич медленно двинулся по узкой тропке, проложенной среди дерущихся, - дружинни­кам, отбивавшимся с отчаянием обреченных, на мгновение–другое удавалось отодвинуть от нее татар, кото­рые после этого еще с большей злостью наваливались на русских, державшихся какими‑то нечеловеческими усилиями.

Следуя за князем, Егор Тимофеевич то и дело отра­жал удары. На щите воеводы толстая кожа давно сви­сала лохмотьями, а блестящий шишак в его центре был смят страшным ударом, рукоять меча нагрелась так, что, если бы не рукавицы, наверняка обожгла бы ладонь.

Неожиданно конь под воеводой качнулся, наступив на что‑то в кровавом месиве, дрогнул, выравниваясь, отвлек на миг внимание седока, шеи которого тут же достигла кривая сабля. Егор Тимофеевич краем глаза успел заметить ее блеск и отклонился в сторону, уходя от удара, - сабля, скользнув по бармице, саданула по правому плечу, смяв звенья кольчуги.

Воевода, сжав от боли зубы, обернулся и увидел пе­ред собой искаженное злобой морщинистое лицо. Конь без седока теперь крутился там, где только что мель­кал какой‑то незнакомый ратник, загораживавший со­бой, своим телом, проложенную для молодого князя тропку, на которую и протиснулся татарин, пытав­шийся сразить воеводу.

Татарин, сощурив и без того узкие глаза, что‑то злобно шипел, брызгая слюной, тонкая верхняя губа обнажила желтые неровные зубы, редкая узкая поло­ска усов приподнялась, как у кота, приготовившегося к нападению. Он прижал туловищем своей низкорос­лой лошадки ногу воеводы и, притиснувшись вплот­ную к нему, лишал его возможности действовать ме­чом, а сам уже взмахнул саблей и ухмылялся, пред­вкушая победу. Однако нанести удар он не успел - воевода, отбросив щит, левой рукой выхватил из‑за голенища широкий нож и полоснул им по кадыкас­той шее.

- Урусут… - только и успел выговорить тата­рин и, схватившись за горло, повалился на спину.

Вздохнув облегченно, воевода тут же ринулся на подмогу князю Михаилу, который никак не мог спра­виться с набросившимся на него здоровяком, с ходу ткнул мечом в жирное, расплывшееся в седле тело, ко­торое сразу обмякло. Воевода оттолкнул коня с зава­лившимся набок всадником от княжеского гнедого, рукавицей смахнул пот со лба - путь к берегу был сво­боден.

Конь воеводы без всякого понукания ринулся впе­ред, не отставая ни на шаг от рослого гнедого, но уйти им удалось недалеко: берег, к которому так стреми­лись люди, оказался завален изувеченными телами.

Увидев перед собой это страшное зрелище, Михаил Ярославич неожиданно резко натянул поводья, его конь, заржав испуганно, встал на дыбы, и тут же стре­ла, пущенная вдогонку беглецам, просвистев рядом с головой князя, впилась в удивленный глаз гнедого. Конь, мотнув головой, вздрогнул всем телом и, едва не подмяв всадника, рухнул рядом с залитым кровью без­головым телом ратника.

Вовремя успев соскочить с коня, подрагивающее те­ло которого все глубже и глубже вдавливало в снег обро­ненный седоком меч, князь озирался по сторонам, не по­нимая, что же делать дальше. Воевода был ошарашен увиденным не меньше князя, но все же успел оглядеть­ся и теперь начал действовать, хоть мало верил в успех.

На берегу не было видно ни единой живой души, лишь вдали маячили неясные очертания всадников, удалявшихся в ту сторону, где еще в полдень распола­гался лагерь великого князя, а теперь яркие всполохи освещали потемневшее небо - то ли деревенька горе­ла, то ли татары разожги огромные костры. Затихав­шие звуки боя были слышны только за спиной, - вид­но, там шла расправа с последними русскими ратника­ми, а впереди саженях в десяти за узкой темной кромкой свободной ото льда воды белело ровное полот­но, укрывавшее реку, которая еще не пробудилась по­сле долгой зимы.

- Беги к воде! - негромко крикнул воевода, спрыгивая с седла. - Нам надо на тот берег! - переска­кивая через тела, добавил он уже на бегу, поравняв­шись с Михаилом, который, не раздумывая, подчи­нялся его приказам.

Сделав несколько прыжков по вязкой песчаной ка­ше, смешанной с битым льдом, воевода что есть силы оттолкнулся от уходившего из под ног мокрого песка и, перепрыгнув холодно мерцавшую воду, упал всем телом на лед. Рука, сжимавшая меч, разжалась, и он, тихо звякнув, заскользил по гладкой поверхности, почти неслышно чавкнул, ломая тонкий ледок, затя­нувший прорубленную любителями рыбалки лунку, и нырнул в глубину.

Одновременно с воеводой прыгал и князь, но то ли разбега ему не хватило, то ли сил было маловато для того, чтобы как следует оттолкнуться, но он лишь ру­ками скребанул по гладкому краю льдины и, подняв тучу брызг, ушел под воду.

Воевода сильно ударился коленями о жесткий наст и, распластанный на льду, замер, прижавшись горя­чей щекой к холодному насту, стараясь превозмочь не­стерпимую боль. Он лишь краем глаза увидел, как го­лова князя ушла под воду, а за ней следом черную гладь прорезала стрела.

Татарин, который выбрался из боя и последовал за ними, видно, решил, что человек на льду давно мертв, а тот, в которого он стрелял, утонул. Возможно, он еще покрутился бы на берегу, но тут где‑то в стороне тихо заржал оставленный воеводой конь, и татарин, ото­рвав взгляд от реки, поспешил за добычей.

- Хулэт! - огласил он берег радостным кличем и скрылся с глаз.

Произошло это как раз вовремя.