Дося мельком взглянула на седого фабриканта и, как настоящая белка , шмыгнула за шубами Мышинских. Ядвига коснулась Губе плечом. Позади стояли Злотые.
- Пан директор, - с какой-то свойственной ее голосу насмешкой сказала Ядвига, - дядю-то арестовали!
Злотый при этих словах резко повернулся к ней.
- Зачем ты здесь об этом говоришь? - возмутился он.
- А где мне об этом говорить? - громко отозвалась "Жермена". - В комиссариате?
- Что случилось? - воскликнул глуховатый Губе, забирая у Доси свою красивую, подбитую котиком шубу. - Кого арестовали?
- Вевюрского, - грустно и огорченно ответил Злотый.
- Какого Вевюрского? - вновь громко спросил Губе, никак не попадая в рукав.
- Ну, того самого, Янека, который должен был заменить на "Капсюле" немецких мастеров.
Наконец-то Губе надел шубу.
- Как это так? Арестовали моего рабочего? А за что? - Губе был удивлен тем, что с ним могло случиться нечто подобное. - Ведь это же наш лучший работник!
- Но он коммунист, - Злотый пригнулся к его уху и перешел на шепот. - Наверняка в партии состоит.
Губе удивился еще больше.
- Коммунист? Не может быть. У него же хорошо шли дела. Вполне прилично зарабатывал.
"Жермена" звонко рассмеялась. Дося, застыв с шубкой мадам Злотой в руках, с головы до ног окинула девушку гневным взглядом.
- Давай-ка ступай отсюда, - сказала она, - нечего тебе здесь делать!
Девушка оборвала смех, повернулась на каблуках и, никому, даже Досе, не сказав ни слова, двинулась к выходу. В дверях она задела Мышинских. Обогнав их, обернулась и не без злорадства сказала Янушу:
- А вы, пан граф, еще в Париже предсказывали это дяде.
При звуке ее голоса Зося еще крепче прижалась к плечу Януша.
- Какая ужасная особа! - сказала она с дрожью в голосе.
XI
Губе спустился со Злотым по главной лестнице. Там уже ждал его автомобиль. В большом черном лимузине сидел лишь шофер Петр, но Губе и в голову не пришло предложить компаньону с женой подвезти их. Так он и простился с ними возле машины.
- До завтра. Надо будет позвонить бельгийскому послу.
Злотый, однако, реагировал на это так, будто Губе приглашает его сесть в машину.
- Спасибо, спасибо. Мы с Анелей всегда домой пешком возвращаемся. Тут недалеко. И полезно перед сном…
Они попрощались и отошли. И тут из-за лимузина выскочил стройный, высокий для своих двенадцати лет мальчик в закопанском кожушке, подпоясанном ремешком.
- Губерт! Ты откуда взялся? - воскликнул Губе, уже сидевший в автомобиле.
- Приехал за тобой! Только вон от тех прятался, - и Губерт, презрительно кивнув в сторону удаляющихся Злотых, уселся рядом с Петром. - Я встретил Антека и Анджея, говорят, шикарный был концерт.
- И Фелиция тебя отпустила? - проворчал Губе.
- А я и не спрашивал. Да и чего ей было не отпустить? Дома скучно. Уроки я все сделал, Голомбеки пошли на концерт… Я им звонил.
- Очень уж много ты висишь на телефоне. Целый день названиваешь.
- Как я могу целый день названивать, если звоню только Голомбекам! - с упреком заметил Губерт.
- Это верно, - проворчал Петр.
- А как пела пани Шиллер? - спросил Губерт.
- Чудесно.
- А как она была одета? - поинтересовался Губи-Губи.
- Да тебе-то что до дамских тряпок? - огрызнулся Губе старший.
- А мне нравится, когда женщина красиво одета, - ответил Губерт.
Петр улыбнулся.
Губерт вспомнил коричневую меховую накидку.
- А панны Татарской не было на концерте?
Губе насторожился.
- А ты откуда знаешь панну Татарскую?
- Ты же сам показал мне ее в прошлом году, - протянул Губерт, - а теперь уже не помнишь! Очень красивая женщина, - добавил он серьезно.
Петр не выдержал.
- Вот нашего Губерта уже и барышни интересуют, - сказал он, поворачиваясь к Губе.
Тот разгневался не на шутку.
- Не оглядывайся, Петр, а то опять кого-нибудь задавим.
- Опять, опять, - заворчал Петр, - что значит "опять"? Когда это мы кого давили?
- А гуся под Нажином? - напомнил Губерт.
- Гуся - это еще не "кого-нибудь".
Злотые обогнули угол филармонии и по улице Сенкевича направились к Маршалковской. Жили они довольно далеко, на Сенной, сразу за зданием Общества приказчиков, но из театра, куда ходили редко, или с традиционных концертов по пятницам возвращались пешком. Завернув за угол, они увидели толпу, поджидающую артистов у служебного входа.
- Охота им стоять на таком ветру! - заметила мадам Злотая. - И зачем?
- Хотят увидеть наших артистов au naturel, - усмехнулся Злотый.
- Так она на улицу и выйдет с этими перьями? - заинтересовалась мадам Злотая.
- Куда ж она их денет?
Они на минуту задержались возле служебного входа, так как не могли пробиться сквозь толпу.
- И что они теперь будут делать, после концерта? - спросила Анеля мужа.
- Губе говорил, что они идут на раут к Ремеям.
- Это какие же Ремеи?
- Ну, Станислав Ремей. Сын старого Ремея. Аллея роз.
- А-а. И богатые люди?
- Богатые. Богаче нас. Это уж наверняка. Только что-то часто они эти рауты устраивают. Надолго ли этак хватит?
Один из стоящих у входа мужчин оглянулся на них и, увидев Злотого, поклонился ему. Сделалось чуть просторней, и Злотые смогли наконец протиснуться.
- Кто это тебе поклонился? - спросила Анеля.
- Профессор Рыневич. Он всегда покупает у нас патроны. Наверно, где-нибудь охотится, только вот где - не знаю.
- А чего он профессор?
- Биологии, в университете.
- Чтобы такой профессор и вот так выстаивал у ворот!
- Да уж… - согласился с женой Злотый.
Рыневич стоял уже довольно долго вместе со студентами, консерваторками и несколькими завзятыми меломанами, которых всегда можно было видеть во втором ряду левого балкона. Ему было немного неловко, вместе с тем он чувствовал себя так, словно вернулись студенческие годы, когда они засыпали цветами Моджеевскую и выпрягали лошадей из кареты Падеревского. Впрочем, никто здесь его не знал, и он был уверен, что никто не раскроет его инкогнито.
Несколько раздосадовало его появление Злотых, но они тут же исчезли. Люди перед воротами начинали волноваться.
- Что-то долго не выходят, - прохрипел какой-то бас рядом с профессором. Рыневич взглянул и оторопел. Бок о бок с ним, кутаясь в ветром подбитое пальтецо, стоял Горбаль. Актер узнал его.
- И вы, профессор, тут?
Горбаль сказал это самым обычным тоном, но по какому-то неуловимому оттенку Рыневич догадался, что Горбаль пьян.
- Да вот, проходил мимо… - пробормотал он смущенно.
- А я специально пришел, - с вызовом в голосе сказал Горбаль. - Специально! Стою на ветру и хочу увидеть, как она пройдет, ни на кого не глядя… Королева…
- Вы были на концерте? - спросил профессор.
- Был. Какие перья у нее на голове… Королева…
- А это что же, обязательно для королевы - ни на кого не глядеть? - раздраженно бросил профессор.
- Вот вы, профессор, шутите, а я…
Не известно, что бы сказал Горбаль, но в эту минуту толпа заколыхалась, шоферы, стоящие на мостовой, включили моторы. В глубине ворот показалась группа людей - те, кого ожидали.
Первым выскочил Мальский, что-то объясняющий закутанному в просторную шубу Фительбергу. Прыгая вокруг него, забегая то с одной, то с другой стороны, он громко доказывал:
- Но ведь вам-то не надо объяснять, что эти песни гениальны! Что Шиллер вообще гениален!
В глубине, между великолепным пальто Гани Доус и медленно идущим Эдгаром, появилась небольшая фигурка Эльжбеты. На ней был длинный горностаевый палантин, рот прикрыт белым фуляром, который окутывал и голову ее, неестественно удлиненную высокой прической с перьями. Она сразу узнала профессора и весело помахала ему рукой. Чтобы не простудить горло, она не произносила ни слова да к тому же еще прикрывала рот рукой в белой перчатке. Рыневич протиснулся к ней и поцеловал другую ее руку.
- Хотелось хотя бы так… - сказал он.
Эльжбета закивала, и глаза ее при свете уличного фонаря весело вспыхнули. Но она так и не произнесла ни слова: не могла. Только остановилась на миг, глядя на молчавшего профессора - видимо, ждала комплимента. Но профессор не был на концерте, не слышал ее и поэтому молчал. Потом он почувствовал, что кто-то сзади тянет его за пальто, и попятился. Артисты прошли к автомобилям, захлопали дверцы. Собравшиеся попытались было аплодировать, но руки у всех замерзли, и к тому же здесь, на улице, хлопки звучали слабо.
Оказывается, это Горбаль тянул профессора за рукав.
- Идемте, профессор, все равно она ничего вам не скажет.
Тем временем Злотые шли по Сенной к своему дому. Было довольно темно, и пешеходы по мере отдаления от Маршалковской редели. Некоторое время они шли молча. Мадам Злотая думала о Губе. Ее уже давно интриговал мир, к которому принадлежал компаньон ее мужа. Интересно, куда тот поехал в своем черном, великолепном лимузине. И что он вообще делает в этом залитом огнями доме в Аллеях без жены, без налаженного хозяйства. Губе казался ей очень красивым. Разумеется, для нее куда важнее были их собственные дела, но беспокоило и положение дел Губе. Она догадывалась, что этот пожилой, седовласый человек ведет себя слишком легкомысленно.
- Северин, - обратилась она к мужу, - а может, это нехорошо, что наш Бронек ходит к младшему Губе?
- Ой этот Бронек, ему уже ничто не поможет!