X
Дося Вевюрская была музыкальна от природы да к тому же столько наслушалась за годы, проведенные в гардеробе филармонии, что издалека, снизу, знала, как идет концерт. Когда после трагического минора зазвучал чудесный мажор финала Пятой симфонии, она встрепенулась, стряхнула с себя не то дрему, не то задумчивость, в которой пребывала вот уже полчаса, и приготовилась к решительным действиям, - окинула взглядом ряды пальто и шуб, сгрудившихся на вешалках, взглянула на шляпы, мужские и дамские вперемешку, проверяя, все ли в порядке, и прикидывая, откуда придется начать. И тут-то она заметила, что в просторном вестибюле, среди людей, которые пришли встретить своих близких, есть и знакомые. Напротив ее барьера, напротив ее "царства", как она сама его называла, прохаживался взад-вперед, солидно, как этого требовала его полнота, Франтишек Голомбек. Он доброжелательно улыбнулся ей.
- Добрый день, вернее, добрый вечер, пан директор, - сказала Дося. - Видела я, видела - жена ваша сегодня с сыновьями пришла. Какие уже большие мальчики!
- А вы не знаете, скоро кончится? - спросил Голомбек.
- Сейчас конец, уже трубы играют, - воскликнула Дося.
- Жена у вас раздевалась?
- Нет, пани директорша всегда раздевается там, дальше, у Вероники. Но вы туда не ходите, там всегда давка.
Сквозь триумфальные звуки фанфар наверху почувствовалось оживление, на лестницах появились капельдинеры в красных куртках. Шофера, гревшиеся в вестибюле, вышли на улицу. Несколько слушателей уже спустились по лестнице, быстро оделись и покинули филармонию. По всему было видно, что концерт подходит к концу. Неожиданно двустворчатые стеклянные двери распахнулись, и в вестибюль стремительно вошла высокая молодая девушка. Чуть не столкнувшись с Голомбеком, она отпрянула, а затем, хотя лицо ее было озабоченным, невольно улыбнулась и поклонилась ему.
- Чуть не сшибла вас, пан директор! Простите, я очень спешу к тете.
И она подошла к барьеру.
- Где у тебя глаза, Ядька! - недовольно проговорила Дося. - Если болтать пришла, так могла бы и пораньше. А то концерт уж кончается.
Ядвига, она же "Жермена", так странно посмотрела на Досю, что та встревожилась.
- Что случилось? Да ты в своем уме? - спросила Дося раздраженно.
- Дядю сегодня днем арестовали. У нас обыск, - сказала "Жермена" самым обычным тоном.
- Во имя отца и сына… - прошептала, бледнея, Дося. - А как это произошло?
- Откуда я знаю? Пришел там какой-то и сказал. А сейчас дворничиха не пустила меня наверх: жандармы, говорит, пришли, обыск делают.
- Какие еще жандармы, теперь нет жандармов.
- А я что, разбираюсь в этом?! Пришли - и все…
- О боже мой… - заломила руки Дося. - Что теперь Янка будет делать?
- Вот, вот… - прошептала "Жермена". - Что теперь делать?
Голомбек, заинтересованный их разговором, подошел к клетушке.
- Что случилось? - спросил он. - У вас обеих такие лица…
- Ничего, ничего, - быстро ответила Вевюрская и тайком подмигнула Яде, чтобы та помалкивала.
В эту минуту наверху раздался гром аплодисментов, и сразу же по мраморной лестнице волной хлынула публика. Все неслись, как будто спасаясь от преследования, у каждого мужчины на пальце болтался медный номерок. Вестибюль вдруг захлестнуло людским половодьем, хотя наверху еще гремели аплодисменты. Возле гардероба скопилась толпа, началась даже легкая давка.
У Доси, когда она забрала первые номерки, руки так и прыгали, и она хватала не ту одежду. Толпившиеся у вешалок люди теряли терпение.
- Побыстрее, милая, побыстрее! - кричали ей.
- Сейчас, сейчас, сейчас! - откликалась Вевюрская и совала кому-то в руки чужое пальто.
- Да сюда же, сюда!
"Жермена", на шаг отступив от барьера, терпеливо выжидала, пока кончится вся эта толчея. Людей это раздражало.
- Что вы тут стоите? И без того тесно, - проворчал высокий худой господин.
- Значит, надо, если стою, - отрезала она. - Voilà!
Господин окинул ее удивленным взглядом. Сыновья Голомбека вышли из зала довольно поздно, но зато с лестницы помчались как ураган. Оля сказала мужу:
- Побудь с детьми, я получу пальто.
Анджей молча схватил отца за руку. Ему столько хотелось рассказать, и слова все сразу так просились на язык, что в первую минуту он не мог произнести ни звука. Антек опередил его:
- Панна Эльжбета пела, как ангел! И пан Губе был.
- А Губерта не взял с собой, - выпалил наконец Анджей. - И еще сказал, что Губерт пошел к товарищу. А это вовсе и неправда. Зачем он врет?
- Потому что боится Злотого, - буркнул Антек.
- Мальчики, не говорите глупостей, - заметил с улыбкой Голомбек.
- И вовсе это не глупость, папа, - дергал его за руку Анджей. Он уже пришел в себя и теперь не давал Антеку вставить ни слова. - Это же правда, чистая правда. А содовую воду продавала девушка с прической, как у тети Михаси.
Тетя Михася не разрешала мальчикам называть себя бабушкой.
- Только волосы у нее светлые, - серьезно заметил Антек и вновь зарумянился, как только он один умел.
Подошла c пальто Оля.
- Ну как? - спросил Франтишек.
- Замечательно, - сказала Оля, и вдруг на глаза ей навернулись слезы. Так она и стояла, беспомощно, с детскими пальтишками на руке. Франтишек сделал вид, что не замечает ее волнения.
- Ну дай же я тебе помогу, - только и сказал он, не глядя ни на нее, ни на мальчиков.
Оля всегда чувствовала, что муж не очень одобрительно относится к тому, что она берет мальчиков в театр, теперь же, когда она впервые повела их в филармонию, недовольство Франтишека проявилось еще отчетливее. Он явно расценивал это как стремление уйти от него в ту область, которая была ему чужда. Музыка была для него чем-то недоступным, и его раздражало, что жена питает к ней такое пристрастие. Оля поняла это и теперь хотела как-то задобрить мужа.
- Жаль, что тебя не было, мы тут столько знакомых встретили. Губе спрашивал о тебе…
- И Злотый тоже, - с иронией вставил Антек. - Говорил, что он тебя знает.
- Конечно, знает, - сказал Голомбек. - И я его знаю как облупленного.
Януш и Зося простились с друзьями в артистической и молча направились по лестнице в гардероб. Здесь их догнала Билинская.
- Вы не идете к Ремеям? - спросила она.
- Нет, Зося очень устала, - сказал Януш.
- Тогда зайдите ко мне перед сном на чай.
Зося знала, что "чай" этот нужно понимать буквально, и с грустью взглянула на Януша.
- Ну разумеется, - ответил тот, - зайдем. - И, нагнувшись к Зосе, шепотом добавил: - Текла наверняка даст нам что-нибудь поесть.
Внизу они наткнулись на Шушкевичей. Пани Шушкевич схватила Януша за плечо. С той поры, как ей наконец удалось выйти замуж, она стала ужасно романтичной и так и вынюхивала, не пахнет ли где любовью.
- Quelle femme charmante que cette madame Rubinstein! - сказала она. - Vous étiez amoureux d'elle à Odessa, n'est ce pas?
Старый Шушкевич кашлянул и прикрыл ладонью белые усы. Зося не выносила его, он слишком живо напоминал ей о продаже Коморова.
- О, это неожиданная новость для меня, - засмеялась она, обращаясь к Янушу. Тот пожал плечами.
Тут к ним с шумом и громом подлетел Адась Ленцкий и принялся целовать ручки "тете Шушкевич" и "пани графине". У него была отвратительная манера выкрикивать титулы и звания.
- Я хотел бы на днях поговорить с вами, пан граф, - обратился он к Янушу.
После разговора в артистической Януша не очень-то интересовали дела, в которые мог посвятить его Адась. Наверняка опять предложит какую-нибудь подозрительную комбинацию вроде тех, что упорно подсовывал ему, отнюдь не смущаясь постоянными отказами.
- Относительно дела моего шурина Гольдмана, - добавил Ленцкий.
Старый Шушкевич недовольно поморщился.
- Здесь - и вдруг говорить о делах, дорогой мой Адась! - заметил он Ленцкому.
- Что ж поделаешь, пан граф просто неуловим! - сказал Пшебия-Ленцкий и столь же шумно распрощался.
Дося с минуту не подавала им пальто, так в нерешительности и стояла с номерком в руке и смотрела на Януша, не зная, стоит ли говорить ему об аресте Янека. Но тут "Жермена" сделала шаг и прикоснулась к локтю Януша. Зося встревоженно взглянула на мужа.
- Пан граф, вы знаете? - шепнула Дося. - Янека арестовали.
Януш ничего не мог понять.
- Как так, почему? - удивленно спросил он.
Зося из-за спины мужа взглянула на "Жермену". Та стояла, высокая, стройная, сведя брови и опустив глаза, и, несмотря на то, что глаз не было видно, во всем ее облике было что-то вызывающее.
- Ну что за расспросы, Януш! - шепнула Зося и, обращаясь к Вевюрской, спросила: - Мы можем чем-нибудь помочь?
- Разве что княгиня… - прошептала Дося почти неслышно. Ей казалось, она должна скрывать, что просит кого-то о протекции. - Но княгине, наверно, сам Станислав скажет.
- Бедный старик, - вздохнул Януш.
Хотя большая часть публики уже покинула вестибюль (давно уже вышла и Оля с мужем, который вел за руку Анджея), возле гардероба еще толпилось много людей, и их начинал раздражать затянувшийся разговор Доси с Янушем и Зосей.
- Пани Вевюрская, - резко сказал стоящий рядом Губе, - разговоры разговаривать будем потом.