Толпа ждала. Все они у Келлога в лапе, подумал Хаос. Как всегда.
— Хокей, Хаос, ты разгадал мой блеф. Я просто водил тебя за чертов нос. И ты меня разочаровал. Слишком легко догадался. Хотя даже не удостоил вниманием мои намеки. — Он протянул руку и ухватил Мелинду двумя пальцами за подбородок. — Я не съем это прелестное дитя. Ты, наверное, тоже потешался, а, Хаос? Ведь знаешь, шельма, знаешь, что я на такое не способен.
— Я знаю, что ты псих.
Келлог раздул загорелые ноздри, стиснул кулак и разжал — медленно — палец за пальцем.
— Хаос, не испытывай мою выдержку, — сказал он. — В Малой Америке никто никого не ест. Уж не знаю, как там у вас в Хэтфорке, но здесь ничего подобного не случается.
— Тогда отпусти ее.
Келлог отрицательно покачал головой:
— Нет, Хаос. Нам с тобой надо поговорить. Давно пора. Она — гарантия, что ты меня выслушаешь. — Он откинулся на спинку шезлонга. За ним, точно аура, сияло заходящее солнце. — Везите ее в город, — сказал он. — Забирай ее, Эдж. И чтоб ни один волос с головы не упал. Вот.
Его рука нырнула в карман и появилась вместе с ключами, которые он вручил Эджу:
— От моей кладовки. Валяйте, молодцы, открывайте консервы. Лопайте. Все лопайте, девчонка тоже. Мохнатая, не мохнатая — покажем старине Хаосу, что мы умеем обращаться с леди.
К виску Хаоса крепко припечатался чей-то ботинок. Он ткнулся лицом в песок. Толпа поволокла Мелинду Селф по ступенькам водохранилища. К машинам. Завыли моторы. Пока Хаос поднимался на ноги и выплевывал песок, на дне водохранилища не осталось никого, кроме него и Келлога. Стоя на краю ямы, толстяк мочился на огонь.
Он посмотрел на Хаоса, ухмыльнулся, вжикнул молнией брюк:
— Поехали, Хаос. Ко мне в офис. — Он повернулся и зашагал прочь от костра, к первому ярусу ступенек.
Хаос стряхнул с рубашки песок и заковылял следом за Келлогом. Переборол внезапный соблазн броситься на широкую, жирную спину — не было уверенности, что он сумеет повалить здоровенного придурка. Себе самому он казался тонким и бледным, как щепка, выброшенная морем.
Келлог уселся на краю бетонной террасы. Покопался в кармане рубашки, извлек наполовину скуренную сигару, сунул в рот, но так и не зажег.
— Скажи-ка, Хаос, почему тебе всегда нужен толчок, чтобы прийти ко мне поговорить? Неужели я тебе больше не интересен? Мы же с тобой, пилигрим, одной веревочкой связаны. Вместе тонем в дерьме. И ты это понимаешь. Или станешь спорить? — Он состроил рожу, выронив сигару изо рта. — Ты уж не серчай, душа моя, что я тут малость попсиховал. Ты же мне сердце разбил, сказав, что уезжаешь.
Хаос изумился — Келлог пытался разбудить в нем чувство вины, ни больше ни меньше!
И тут вспомнился слух, который он уловил педелю назад у Сестры Эрскин.
— Скажи, это правда?
— Что — правда?
— Что ты был всего лишь торговцем запчастями для машин? Возил в пикапе бесплатные образцы свеч зажигания?
Келлог саркастически улыбнулся, слова Хаоса ничуть его не смутили.
— Правда, Хаос, истинная правда — в том, что я вообще-то не помню. Все могло быть. Но тебе-то какое дело?
Хаос не ответил.
— У тебя бзик насчет прошлого. Пунктик. Будто оно кого-нибудь интересует! Я это к тому, что сам-то ты помнишь прошлое? Настоящее прошлое?
— Нет, — признался Хаос. Он ненавидел этот вопрос. Часто его слышал и с каждым разом ненавидел все сильней.
— Ну, давай, Хаос! Выкладывай! Кем ты был раньше? Чем промышлял перед тем, как посыпались бомбы?
— Не помню, — сказал Хаос. — Даже имени своего настоящего не помню. Да ты и сам знаешь.
— Отлично. — Келлог наконец раскурил сигару. — Вопрос полегче. Давно это случилось?
У Хаоса все плыло перед глазами.
— Не помню, — повторил он. — А сам-то помнишь? Ведь не помнишь ни хрена.
— Не-а.