- Вы бы с ней расстались?
- Да ведь это такое судно… чтоб выйти в море, ей нужен ветер, а нет ветра, она придет на место с опозданием. Все суда таких размеров ходят теперь с мотором, взять хотя бы ваш собственный катер.
- Да, - задумчиво произнес консул.
Август продолжал:
- К чему иметь шхуну, которой не пользуешься, ну разве что когда идет сельдь. Да и то в море сейчас полным-полно пароходиков и моторных катеров, их вызовешь, и они подойдут через пару часов, а шхуна, та будет стоять у черта на куличках и дожидаться попутного ветра.
Консул:
- Это вы, пожалуй, правильно говорите, Подручный, я должен этот вопрос обдумать. Сколько стоит моторный катер?
- Все зависит от размера. Между прочим, на вашей шхуне можно, наверное, установить мотор. С каких она у вас пор?
- Не знаю, я ее помню с детства.
Нет, консул Гордон Тидеманн имел об этой шхуне очень слабое представление, это вам не банк, и не биржа, и не товароведение. Похоже, он вообще не знал, зачем это древнее судно стоит у него на приколе, но ведь об этом можно спросить у матери.
Он посмотрел на часы:
- Вы сейчас куда? Не домой?
- Да, сначала домой.
- Тогда садитесь и поехали вместе. Мне хочется рассказать моим дамам про форель в горном озере. Ну а как идут ваши собственные дела?
- Спасибо, дела идут на славу.
- Это меня очень радует! Мы сделаем, как вы говорили, и возьмем лодку со шхуны.
Александер поджидал Августа, чтобы тот снабдил его капиталом для очередной вылазки. Ну что ж, карман у Августа оттопыривался от денег.
- Сколько?
Александер стал объяснять: на этот раз он намерен податься подальше, поскольку обходить ближние селения и скрести, что называется, по сусекам не имеет смысла. Он будет отсутствовать несколько дней, зато сразу накупит много овец, отару…
- Ладно. Сколько тебе?
- Четыре тысячи, - сказал Александер. - Если у тебя столько найдется.
- А то нет!
Августу было даже по душе, что его скупщик с ним заодно и мыслит с размахом. Если к тому стаду, что пасется на пастбище, прибавить целую отару овец, это будет означать первую тысячу. Все шло как по маслу.
Забирая деньги, Александер сказал:
- Скоро меня не жди.
Август от него лишь отмахнулся. Будто ему делать нечего, кроме как дожидаться цыгана, да ему дохнуть некогда. Прежде всего он так и не наложил запрета на то, чтобы Корнелия вела кобылу на случку. Это нужно было сделать немедленно, иначе недалеко до беды! Случись что, он никогда себе этого не простит.
Заморосит дождь, и он завернул в Сегельфосскую лавку купить себе зонт. А поскольку он зажил на широкую ногу и мог себе позволить любую роскошь, то не стал мелочиться и сказал:
- Дайте-ка еще один!
И с двумя зонтами направился в Южное, а в кармане у него была написанная про него статья.
Из Тобиасова дома и на сей раз никто не вышел ему навстречу, но Августа от этого не убудет! Он таков, какой есть, человек, с которым здороваются на улице и про которого пишут в газетах. Он поставил зонты в сенях и взошел в горницу.
- Мир вам! - поздоровался он.
- Спасибо! Вы садитесь.
Август с ходу запретил Корнелии вести кобылу на случку. Он не хочет брать на себя такую ответственность.
Корнелия до того удивилась, что раскрыла рот и перевела взгляд на родителей.
- Да, это большая ответственность, - поддакнул Тобиас.
- И я не желаю, Корнелия, чтобы кобыла тебя искусала или убила насмерть, - сказал Август. - Ну что, Маттис, нравится тебе новая гармонь?
- Он не расстается с ней ни днем и ни ночью, - ответил отец. - Прямо-таки царский подарок!
Август:
- Я предложил Корнелии куда больший подарок, но она отказалась.
Мать строго на нее посмотрела и сказала:
- Постыдилась бы!
- Да оставьте вы меня все в покое! - вскричала Корнелия и принялась чесать шерсть.
Август перевел разговор на другое и третье, он вполне мог и обождать, и проявить к строптивице снисхождение.
- Ну и как после дождей, трава на выгоне небось уже выросла?
- Да, - ответила хозяйка, - коровы опять дают молоко.
- Я хочу тебе кое-что показать, - обратился Август к Корнелии и протянул ей газету. - Что ты на это скажешь?
Но оказалось, они уже газету читали, ее принес Беньямин из Северного. Август разочарованно сунул ее обратно в карман и сказал:
- Ну да все это пустяки!
- Нет, - возразил Тобиас и уважительно покрутил головой, - раз про человека пишут в газетах и все такое!
С этими словами он вышел из горницы.
Немного погодя следом за ним направилась и хозяйка.
- Мать, не смей уходить! - крикнула ей в спину Корнелия. - Будет так, как я сказала, и не иначе.
- Постыдилась бы! - шикнула на нее мать и вышла за дверь.
- А что ты сказала? - поинтересовался Август.
Молчание.
Он опять за свое:
- Корнелия, ты подумала над тем, о чем я тебе давеча говорил?
- О чем же это?
- Ну, раз ты не помнишь… Я просил тебя выйти за меня, вот о чем.
- Вы спятили, - сказала она. - Надо ж такое удумать! В ваши-то годы!
Как в грудь ударила.
- Я ничуть не старее многих других, - произнес Август. - Ну а кроме того, у меня бы ты ходила в бархате и жемчугах!
Однако попытка самоутвердиться ничего ему не дала, Корнелия все это уже слыхала, да и у самого у него уверенности не прибавилось ни на каплю. Он сидел с забитым и жалким видом, усы его подрагивали, голубые глаза стали цвета снятого молока.
- Я хожу и хожу сюда, оттого что мне дома невмоготу. Да и что мне там делать? Вместо того чтоб спать по ночам, я подхожу к окну и гляжу в твою сторону. Я дома как неприкаянный, потому сюда и зачастил. Ты уж не взыщи!
- Так уже и толки пошли, - сказала она.
- Вот те раз! Неужто я прихожу сюда не по делу, разве я не осматривал лошадь, не покупал овец, не посадил Маттиса за гармонь! Да и вообще, я вроде бы не такой человек, чтобы за меня приходилось стыдиться, - похвастал он и опять все испортил. - Так им всем можешь и передать! Но ясное дело, где тебе понять, что я погибаю, но только если человек не спит, он неминуемо погибает. И если потом окажется, что ты жив, значит, так оно и есть, но только ты уже не тот, что был прежде, и аппетит у тебя пропал, и места ты себе не находишь. Уж не знаю, что со мной и творится. Но я опять стану молодым и сильным, помоложе других, если ты, Корнелия, пойдешь за меня и вернешь меня к жизни!
- Нет, даже и не заговаривайте. Этого не будет.
- А почему мне не попытаться! - ответил он сокрушенно. - После всего, что между нами было…
- Да что ж между нами было?
- А как же. С того самого мгновенья, как я впервые повстречал тебя в городе и ты на меня посмотрела, я почувствовал к тебе такую горячую симпатию и любовь, какой ты больше нигде и не встретишь.
Корнелия складывает чесалки и поднимается. Она решила положить конец его излияниям. Тогда, не находя больше никаких слов, он схватил ее и притянул к себе на колени. Хоть он и стар, но руки у него жилистые, она с трудом вырвалась и отскочила на середину горницы. Однако рассердилась она не так чтобы очень и обошлась с Августом достаточно мягко.
- Нет, дольше вам тут оставаться нельзя, - сказала она.
- Ты хочешь, чтоб я ушел?
- Да, мне нужно выйти повесить котел.
- Ты меня выпроваживаешь? Слышишь, Маттис, твоя сестра меня выпроваживает.
- Нет, вы меня не так поняли, - сказала она.
- Как же нет, когда я тут сижу, и имею к тебе чувства, и прошу, чтобы ты за меня вышла.
- Но я-то за вас совсем не хочу выходить, - отвечала Корнелия. - Вот и весь сказ.
Нет, впрямую она его не выпроваживала, она как бы понуждала его уйти. Ошибиться тут было невозможно. Усилием воли он заставил себя подняться и направился к двери. Руки-ноги у него разве что не поскрипывали, он двигался мелким шагом, как автомат. В сенях он взял зонт, а другой оставил. Наверняка она обнаружит, подумал он про себя.
Вот и сегодня он тоже ничего не добился, и так всякий раз. Но насколько он понял, ее родители стараются в его пользу. Это очень хорошая и отрадная новость. Кто знает, так уж ли они расположены к бедняге Беньямину. Он в этом сомневается.
Как бы то ни было, Август решил не ходить слишком часто в Южное, чтобы не перебарщивать, иначе это войдет в привычку. А это плохо. Он сходит самое большее еще один раз, чтобы получить от нее внятный ответ. Она просто обязана его дать.
По дороге домой он вспоминает о лодке, которую надо переправить на озеро. Он поднимается на шхуну, обходит ее и досконально осматривает, кое-где сверлит, чтобы выяснить, насколько прогнило дерево. Судя по всему, при Теодоре Лавочнике шхуну содержали в исправности, и, хотя она последние годы была в запустении, на ней можно спокойно установить мотор.
Вернувшись на палубу, Август начинает отвязывать лодку.
Пока он с ней возится, раздается гудок рейсового парохода, медленно причаливающего к берегу. На пристани собрался народ: аптекарь с адвокатом Петтерсеном отправляются в морское путешествие, доктор Лунд провожает их на борт. Фру Петтерсен тоже здесь, она без конца утирает слезы, муж ее утешает и говорит, что ему необходимо предпринять эту поездку и закупить броневые листы.
Старая хозяйка тоже пришла на пристань и на глазах у всех бесстрашно машет аптекарю. Благослови ее Бог за великое жизнелюбие! Оберегая ее репутацию, аптекарь почти не решается помахать ей в ответ. Тогда она идет на самый конец пристани, и ему ничего другого не остается. До того она хорошо улыбается!