Но если не считать Гордона Тидеманна, Сегельфосс оставался мертвым, глухим городишкой.
Некоторые обыватели начали уже косо посматривать на строительство горной дороги. Эта дорога была украшением всей местности, а люди брюзжали и неодобрительно покачивали головами. Можете себе такое представить! И конечно же, пошло это из Северного селения, самого невежественного и отсталого по части культуры, обитатели которого только и знали, что исправно ходили к причастию, и были богобоязненны на старозаветный лад. Сперва зашушукались женщины и старики, и толчком всему, похоже, послужили мрачные слова Осе. "Нет покоя ни полевой мыши, ни воробью, - изрекла Осе, - оттого что стучат и громыхают в Боготворных горах!" - "Истинно так!" - закивали старики в Северном.
И уселись, и принялись между собой толковать, и события многолетней и многовековой давности, перемешавшиеся в их ветхой памяти: война немцев с французами, северное сияние кровавого цвета, гибель уездного врача Пауля Фёйна, перевернувшегося на паруснике, пророчество Иеремии о хвостатой звезде, что падет на остров в море и вызовет землетрясение, - все это сводилось у них к исходному пункту, к словам Осе о непокое в горах.
Ведь там обитал горный народец, подземные жители, хлебопашцы и скотоводы, богатые и миролюбивые существа, которые не причиняли смертным никакого вреда, если их не тревожили. А вся эта сумятица с окриками "Поберегись!", и взрывами, и стукотней, и громкими разговорами, начиная с самой весны, надо думать, им не больно по нраву и, может, даже вынудит их перебраться в другое место. Людям от этого лучше не станет, старики в Северном по сю пору помнят, что пришлось претерпеть их родителям от подземных жителей, когда у них устанавливали первые телеграфные столбы. Рабочие перекрикивались, лошади ржали, гвалт был невыносимый. И вот на судне, которое прокладывало телеграфный кабель, сорвался железный блок и насмерть зашиб матроса, его схоронили на кладбище в Хамарёе. Мало того, вдобавок еще разыгралась страшная непогода, с громом и молниями, какой в их краях отродясь не видели, у Виллумсена из Лиана снесло крышу амбара - еще бы им не помнить! Новую крышу крепили двумя якорными цепями, они и посейчас там, можете пойти посмотреть! А забыли вы, как им той зимой не пофартило на Лофотенах, - ловы были не просто плохие, а из ряду вон. По весне стало и того хуже, на Иванов день снег лежал по щиколотку, и рожь не вызрела. Но как раз тем летом подземных жителей потревожили где-то на юге, и они перебрались сюда, в Сегельфосские горы. А как здесь на каждом шагу глубокие пропасти, то проникли они сюда с легкостью, и им не нужно было уходить глубоко под землю, а это, надо думать, дело не из приятных. Кое-кто из деревенских видел, как они вели табуны лошадей и свои большие стада, а коровы на загляденье, жирные, лоснистые, прямо как отборная сельдь. Мой отец сам видел, и его отец тоже, и Арон из Стаурхоллы видел их и не раз об этом рассказывал. Только когда он лежал уже при смерти и к нему пришел пастор, он отрекся от своих слов: все это, дескать, враки. Но он потому так сказал, что умирал и себя не помнил. А еще их видела в тот же самый день Ингеборг из Утлейи. Она шла и на ходу вязала носки, из серой и красной шерсти, только она накинула последнюю петлю на втором носке, как к ней подошла подземная жительница и попросила носок. "Бери на здоровье! - сказала ей Ингеборг. - А второй взять не хочешь?" Та, конечно, взяла. И с тех самых пор до самой своей смерти Ингеборг из Утлейи жила себе и горя не знала, в Вестеролене ее ждали невиданное богатство и почет, она вышла сперва за одного брата, а потом за другого и осталась их полной наследницей.
- Вот оно как, - произнес старик, - ежели ты угодишь подземным жителям и окажешь им какую-никакую услугу, то тебе воздастся сторицею! А теперь, когда в горы к нам понаехали люди, и стучат и грохочут как оглашенные, и обгораживают пропасть за пропастью, один Бог ведает, что нам, простым смертным, грозит! Будь я молодым, я бы знал, что мне делать. Потому как подземные жители покинут наши горы, попомните мое слово, и тому, кто ухитрится оказаться у них на пути с маленьким приношением, ныне и присно будет во всем удача и счастье. Подарок может быть и небольшой, главное, чтобы от всего сердца. И шиллинг им тоже ни к чему, хоть бы и новехонький, потому как у подземных жителей свои деньги и в наших они не нуждаются. Как же это было-то… разве в Сегельфосской лавке в денежный ящик не попала диковинная монета? А случилось это в тот самый день, когда туда наведался подземный житель, купить табаку, которым балуемся мы, смертные…
Кто-то из юнцов возразил, что вовсе это был не подземный житель, а немец, один из немецких музыкантов, которые играли в городе.
- Откуда это у тебя такие сведения? - обидчиво вопросил старик. - Мне об этом рассказал Мартин из лавки.
- Так Мартин сам и ходил показывать монету консулу. Консул с первого взгляда определил, что она - немецкая.
- Ну-ну. Выходит, мы прожили целую жизнь, так ничему и не научившись, а вы, молодежь, читаете книги с газетами и все-то знаете и ни во что не верите. Раз дед мой рубил зимою в лесу дрова. Возвращается домой, а вечер ясный, месяц да звезды. Ну, распряг он лошадь, а оглобли поставил стоймя. И заходит в дом. А в горнице два незнакомца, это были звездочеты, они собирались назавтра в Сегельфосские горы на поиски звезды, которая от них скрылась. "Ночью пойдет снег!" - говорит им мой дед. "С чего ты взял?" - спрашивают его звездочеты, ну прямо как Фома неверный, и показывают на месяц, что светил за окошком. "А я примечаю по моей лошади, - говорит дед, - она дважды встряхнулась, прежде чем я ее выпряг!" И что бы вы думали, как он сказал, так оно и вышло, утром он был рад-радешенек, что поставил стоймя оглобли, иначе бы он и саней не нашел, столько намело снегу.
- Ну, весной бы они нашлись, - шепнул один из парней.
- Расскажи еще! - попросил другой.
Старик все еще в обиде:
- Нет уж, с какой стати я буду рассказывать? Вы и так все лучше всех знаете. Звездочеты, те тоже чего только не знали.
- Выходит, снег помешал звездочетам пойти в горы?
- Какие уж там горы! Но звезду они так и так нашли.
- Это каким же образом?
- Посмотрели получше в календарь, а она, оказывается, на месте, рядом с другими звездами.
Слушатели сражены:
- Это ж надо! Вы только подумайте!
Увидя, что его рассказ пользуется успехом, старик смягчился и говорит:
- Быть может, консулу тоже надо было получше приглядеться к этой монете.
- Может, и надо было. А расскажи еще чего-нибудь!
- Нет. И не уговаривайте. Но скажу одно: будь я молод, я бы беспременно отправился в горы и добыл себе богатство, когда подземные жители станут переселяться!
- Так ведь надо еще, чтоб и подарок был подходящий. А чего им можно дарить?
- Да хоть что угодно, блестящее украшение или шейный платок, а не то вязку сальных свечей. Лично я протянул бы им подарок обеими руками, безо всякой опаски. Только само собой, я бы сперва причастился, чтоб они не заимели надо мной власть.
Когда старик умолк, парни начали между собою переговариваться:
- Беньямин тоже говорит, что видал их.
- Подземных жителей? Где же это?
- А прошлой осенью, когда он под вечер возвращался домой из Южного. Откуда ни возьмись, дорогу ему заступила женщина. Я говорю, да это, наверно, была Корнелия, но в том-то вся и штука, что шел он как раз от Корнелии.
- И куда эта женщина подевалась?
- Шасть мимо - и в лес.
- Спорим, это была Корнелия! Беньямин маленько побаивается темноты, вот и не разглядел.
- Мне б на его место! Подрядился и работает у консула, целых две недели уже! Деньжищ огребет! Только бы его не уволили.
Его уволили. Гараж был готов, автомобиль прибыл, хозяин с Августом совершили на нем по пробной поездке в сопровождении приехавшего с юга специалиста и с блеском сдали на водительские права. Беньямин оказался не нужен, и Август его рассчитал. Август расстался с ним далеко не дружески, он даже не предупредил его.
По правде говоря, Август не без удовольствия сооружал сей автомобильный салон, сей будуар с отштукатуренными и гладко зачищенными панелями. Беньямин, славный малый из Северного селения и Корнелиин суженый, помогал ему не жалея сил, а Август только и знал, что командовал и помыкал им. Конечно же, Август завидовал его молодости, и, хотя Корнелия была для него так же недостижима, как звезда на небе, он постоянно вымещал на Беньямине свою нелепую ревность.
- У тебя есть усадьба, почему ж ты не женишься? - неприязненно спросил его Август.
- Усадьба не моя, а отцовская, - отвечал Беньямин.
- Небось такая же завалящая, как и остальные.
- Нет, усадьба хорошая, уж можете мне поверить.
- Там что, апельсины растут?
- И красивая, - невозмутимо продолжал Беньямин. - Вы должны прийти как-нибудь посмотреть.
Август хмыкнул:
- Как будто мне делать нечего!
- У нас четыре коровы и лошадь. Столько есть не у всякого.
Август хмыкнул еще презрительней:
- Я был на одной ферме в Южной Америке, так там три миллиона голов скота!
- Ну куда мне такая прорва!
- Вот что, - сказал Август, - давай-ка женись на девушке из своего Северного селения, и дело с концом.
Беньямин:
- Она не из Северного, а из Южного.
Август немного помедлил и сказал:
- Ладно, теперь это меня не касается.
- Почему?
- Потому, что работы для тебя уже нет. Можешь больше не приходить.
- Значит, не приходить?
- Я же сказал.
- Что ж, - ответил Беньямин, - ничего не поделаешь. Но если я вам еще понадоблюсь, дайте мне знать.
Август: