Тем временем Каталина Дарваш взяла девочку на руки и приподняла ее над головой.
- У-у, какая толстушка! Что бомба! - заметила она. - Жаль забирать ее отсюда. В хороших руках была. Но уж коли отец того желает, увезем ее. Не горюй так, Маришка. У меня Она тоже голодать не будет.
Каталина Дарваш опустила малютку на медвежью шкуру, разостланную на полу посредине комнаты. Девочка была хорошенькая, пухленькая и ленивенькая. От груди ее уже отняли (в этот день ей как раз исполнился год), она что-то уже лепетала по-своему, но ходить еще не умела. (Видно, у девочек раньше начинает действовать язычок, а у мальчиков - ножки.) Маленькая Розалия даже и не пыталась ходить или ползать от одного стула до другого, а, встав где-нибудь на ножки, приказывала, словно крохотная принцесса, своей няне или госпоже Гёргей: "Несите меня туда, несите сюда!"
Теперь уже старая Марьяк присела подле крошки Розалии на корточки и всякими веселыми прибаутками - вроде "ехал грека через реку, видит грека: в реке рак" - старалась угодить девочке и приручить ее. От множества раскатистых "р" в скороговорке вместо слов слышался сплошной треск, и в конце концов это рассмешило Розу. А от ее улыбки, ей-богу, и комната словно светлее стала, и украшавшие ее дорогие, тонкой работы, ларцы и поставцы засияли, засверкали. Тетушка Марьяк превосходно умела говорить с малышами на их забавном детском языке.
- Ну, моя голубочка, помнишь ты еще меня? Нет, конечно? Ах ты, нехорошая девочка, вот я тебя отшлепаю! - и хлопнула разок-другой по медвежьей шкуре: пиф-паф (это тоже понравилось Розе). - А ведь меня ты первую увидела на белом свете, мой розовый бутончик. У меня у первой была ты на ручках, гуля-гуля, стрекозуля! Пролетал над нами аист, а я как закричу: "Стой, аист, погоди, дальше не лети! Не уноси ребеночка, это наше дитятко!" - да и выхватила тебя из аистова клюва. А ну, посмотри на меня получше, ведь это я - старая тетушка Марьяк. А вон стоит твой папочка, брильянт ты мой драгоценный! Да, да, твой родимый батюшка. А ну, взгляни на него, взгляни!
Девочка посмотрела, куда указывала тетушка Марьяк, но не нашла там ничего интересного, кроме чужого усатого дяди, и равнодушно отвернулась.
Пал Гёргей вздохнул.
- Каталина! - робким и непривычно взволнованным голосом спросил он сестру. - Скажи, - на кого похож ребенок?
Вопрос брата выбил из колеи госпожу Дарваш, собиравшуюся как раз спросить у невестки что-то весьма важное, и потому она недовольно буркнула:
- На кого? На кого? На всех детей, друг мой! Конечно, черты со временем меняются и детские личики становятся такими же, как у взрослых, а сейчас Розика похожа на любого человека, у которого есть два глаза, два уха и рот. На любого, кроме тебя. Ты, разумеется, ждешь, что я начну ее сравнивать с тобой? Но именно на тебя-то она и не похожа. И хорошо, что не похожа, иначе бы ей никогда не выйти замуж.
Суровое лицо Гёргея скривилось в деланной улыбке.
- Ну что ты, Каталинка! - возразил он, бросив на невестку быстрый, пронзительный взгляд. - Я потому спросил, что, по-моему, наша Розика - вылитая госпожа Маришка.
Вне всякого сомнения, то были коварные слова, хитро расставленная ловушка. Однако непредвиденный случай помешал Гёргею: дверь была не закрыта и как раз тут, держа в зубах трепыхавшуюся сойку, вошла в комнату подружка девочки - кошка. Сойка совсем невпопад закричала: "Не бойся, Матяш, не бойся, Матяш", - а кошка, услышав вдруг у себя под самым носом человеческий голос, от изумления остановилась.
- Птика, - пролепетала Розалия и, протянув ручонки, решительно потребовала: - Хочу птику. Дай! Дай!
Госпожа Гёргей, увидев сойку, вскричала:
- Боже мой! Да ведь это же Дюрина сойка! Ловите скорее кошку! - И вместе с тетушкой Марьяк бросилась к кошке.
- Дай! Дай! - приказывала девочка кошке. Но та, разумеется, и не собиралась расставаться с добычей, - ведь она зашла к Розе только так, по-приятельски, похвастать своей охотничьей удачей; увидев же, что люди собираются отнять у нее птицу, кошка помчалась с нею по всем комнатам и, найдя где-то открытое окно, выскочила во двор, не обращая внимание на пронзительные крики сойки, ободрявшей себя: "Не бойся, Матяш!" (чему птицу с таким трудом обучил на каникулах Дюри). Затем она взобралась на замковую башню, а там в полном уединении и спокойствии воспользовалась плодами своего долгого и терпеливого выжидания у птичьей клетки..
Эта маленькая драма в одно мгновение рассеяла напряженную атмосферу, в которой вице-губернатор рассчитывал докопаться до истины. Хозяйка дома подняла страшный переполох: кто из слуг оставил открытой клетку в комнате молодого барина? Виновных не находилось, и барыня изливала свое негодование на всю челядь. Под конец бедная так разволновалась, что упала без чувств, ее пришлось уложить в постель, а потом долго отпаивать целебными отварами и настойками.
Желая избавить заболевшую хозяйку от тяжелой минуты прощания с малюткой, Каталина Дарваш на другой день рано утром велела запрячь (по возможности незаметно) лошадей и, заботливо уложив еще спавшую Розалию на перинки и подушки, укутав ее одеялами, отправилась вместе с нянькой девочки к себе в Ошдян.
Немного погодя собрались в путь и вице-губернатор с тетушкой Марьяк. Экономка уселась, разумеется, рядом с кучером, на козлах, но по дороге оборачивалась к барину всякий раз, когда тот окликал ее. Говорить они могли о чем угодно, так как возница понимал только по-словацки, а тетушка Марьяк в совершенстве владела и венгерским.
- Странно все-таки, - заметил вице-губернатор, словно подводя итог событиям минувшего дня, - странно, что моя невестка так убивается из-за какой-то птахи!
- Из-за птахи? - ответила своим обычным вопросительным тоном тетушка Марьяк. - Вы, ваше превосходительство, думаете, что из-за птахи она убивается? Гм, н-да, конечно, из-за маленькой пташечки!
Гёргей погрузился в долгое молчание, мрачно рассматривая возникавшие по сторонам и быстро исчезавшие пейзажи и слушая шум елей; даже трубку курить перестал и, когда кучер или экономка пытались обратить на что-нибудь его внимание, отвечал лишь движениями своих круглых черных глаз. ("Смотрите, какая высокая кукуруза уже вымахала здесь!" Или: "Вот это овцы так овцы. До чего ж хороши!") Только возле мельницы Дравецких Гёргей произнес несколько слов, но и они свидетельствовали о том, что бедняга все время думал об одном и том же:
- А скажите, тетушка Марьяк, вы заметили, как покраснела вчера моя невестка, когда я сказал, что девочка на нее походит?
- Покраснела? Нет, я не смотрела в ее сторону. А все из-за этой противной кошки! Значит, покраснела, говорите? - Экономка покачала головой и так широко развела руками, что чуть не выбила кнут у кучера. - Вот тебе на! А почему же она покраснела? Ну, почему? - И с напускной наивностью добавила: - Разве зазорно иметь сходство с таким ангелочком?
Она еще некоторое время ворчала что-то себе под нос, но стук колес и цоканье копыт четверки серых коней заглушили ее слова.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Quieta поп movere