- Ты даже не спрашиваешь о детях.
Герман задумался на минуту:
- Что здесь спрашивать?
- И не спрашивай. Я знала, что праведники существуют, но никогда бы не поверила, что дети, маленькие дети, могут быть праведниками. Они повзрослели за одну ночь. Не ели ни кусочка моего хлеба, потому что хотели оставить его для меня. Они шли на смерть, как святые. Души существуют, а Бога нет. Не спорь со мной. Это так. Это мое убеждение. И да будет тебе известно, что Довидл и Йохведл приходят ко мне, не во сне, а наяву. Ты, конечно же, подумаешь, что я сошла с ума, но меня это не волнует.
- И что они говорят?
- О, разные вещи. Там они снова стали детьми… Что ты собираешься делать? Разведешься со мной?
- Нет.
- А мне тогда что делать? Переехать к твоей польке?
- Для начала тебе нужна квартира.
- Да, у них нельзя оставаться.
Глава четвертая
I
"Это смешно, смешно, - думал про себя Герман. - Это настолько трагично, что даже смешно".
Герман перешел Четырнадцатую улицу, разговаривая сам с собой. Он оставил Тамару у дяди, а сам намеревался ехать к Маше. Позвонил ей из кафе и сказал, что нашелся его дальний родственник из Цевкува. Даже имя ему придумал: Файвл Лембергер, бывший учитель Талмуда лет шестидесяти. Скептичная Маша спросила: "А может, это Хава Краковер, твоя прежняя любовь, женщина лет тридцати?" Герман ответил: "Если ты хочешь, я вас познакомлю".
Теперь Герман зашел в аптеку, чтобы позвонить Ядвиге. Все кабинки были заняты, и Герману пришлось ждать. Его удивляло не столько само случившееся, сколько то, что во всех своих фантазиях, проигрывая разные варианты поворота событий и возможные совпадения, он никогда не мог себе представить именно этого. А может, он просто не помнит? Может быть, и дети тоже воскреснут? Раз уж высшие силы играют с ним, они вскоре опять что-нибудь выдумают. Но что? "Ладно, их не перехитрить! - решил Герман. - У них есть бесчисленные способы удивить человека. Если уж они придумали Гитлера и Сталина, от них всего можно ожидать…"
Герман ждал десять минут, но все кабинки были по-прежнему заняты. Один говорил и жестикулировал, будто его собеседник на другом конце провода мог его видеть, другой шевелил губами без остановки, произнося монолог, третий при разговоре все время затягивался сигаретой и пересчитывал мелочь с готовностью продолжать беседу. Какая-то девушка смеялась, то и дело поглядывая на красные ногти на левой руке, как будто разговор касался этих ногтей, их формы и цвета… Возникало впечатление, что от всех звонящих требовали объяснений, оправданий или отговорок. Лица попеременно выражали насмешку, серьезность, любопытство и заботу.
Дверь в кабинку открылась, и Герман вошел внутрь. Несколько секунд он вдыхал запах и тепло другого человека, потом набрал номер. Ядвига тут же сняла трубку, словно все время провела у телефона в ожидании звонка Германа.
- Ядзя, darling, это я, - сказал Герман.
- Да, да!
- Как дела?
- Откуда ты говоришь?
- Из Балтимора.
Ядвига немного помолчала.
- Это где? Ладно, все равно.
- В паре сотен миль от Нью-Йорка. Слышно хорошо?
- Да, хорошо.
- Вот, пытаюсь торговать книгами.
- И что, покупают?
- Трудновато, но покупают. А иначе кто будет за меня платить квартплату? Как ты провела день?
- Ну, я постирала белье. Здесь все так пачкается, - сказала Ядвига, видимо не отдавая себе отчет в том, что каждый раз говорит одно и то же. - Местные прачечные рвут белье в клочья.
- Как там птички?
- О, болтают. Они целый день рядышком, целуются друг с другом.
- Везет им. Я сегодня переночую в Балтиморе. Завтра еду в Вашингтон. Это еще дальше, но я тебе позвоню. Для телефона расстояний не существует. Электричество передает голос со скоростью триста тысяч километров в секунду, - говорил Герман, сам не понимая, в чем заключается смысл этой лекции. По всей видимости, он хотел показать Ядвиге, как далеко он уехал и как мала вероятность того, что он скоро вернется домой.
При разговоре по телефону Ядвига словно менялась: было тяжело вытянуть из нее хоть слово. Она все еще немного боялась этого аппарата.
В тишине Герман слышал, как щебечут попугаи.
- Ты меня слышишь? - спросил он.
- Да.
- К тебе кто-нибудь заходил? Я имею в виду соседок…
- Что? Никого не было. Но кто-то звонил в дверь. Я открыла на цепочку, за дверью стоял молодой человек с машиной, которая всасывает пыль. Он хотел мне показать, как она работает, но я сказала, что без тебя никого в дом не пускаю.
- Правильно сказала. Он может быть продавцом пылесосов, а может оказаться вором и убийцей.
- Я его не пустила.
- Хорошо. Чем будешь заниматься вечером?
- Ну, помою посуду. Поглажу твои рубашки.
- Ладно, пока.
- Когда ты позвонишь?
- Завтра.
- Где будешь ужинать?
- В Филадельфии, то есть в Балтиморе, здесь полно ресторанов.
- Не ешь мяса. Испортишь желудок.
- Не буду, пока.
- Ложись спать не поздно.
- Хорошо, пока.
- Когда вернешься домой?
- Послезавтра, не раньше.
- Приезжай, без тебя тошно.
- Я тоже скучаю. Я привезу тебе подарок.
И Герман повесил трубку.
"Добрая душа, чистая душа, - думал он про себя. - Как так получается, что в этом распущенном мире существуют такие добрые создания? Это загадка, разве что придется поверить в переселение душ… - Герман вспомнил Машино утверждение о том, что у Ядвиги может быть любовник. - Это неправда, неправда! - разозлился он от этой мысли. - Она совершенно неспособна лгать…"
При этом Герман представил себе, как какой-то поляк сидит сейчас рядом с Ядвигой. Пока она говорила с Германом, тот стоял позади нее и проделывал всякие подлые штучки, хорошо знакомые самому Герману.
"Да, можно быть уверенным только в смерти, - вспомнил Герман чье-то выражение. - Мы ищем удовлетворения потребностей собственного тела, пренебрегая душой ближнего. - Размышляя, Герман перефразировал изречение рабби Исроэла Салантера. - Если ты будешь честен, мне будет легче тебя обмануть. Наверное, в этом и заключается цель всех проповедников и блюстителей морали…"
Герман вспомнил о рабби Лемперте. Если сегодня раввин не получит главу, он может уволить Германа раз и навсегда. Скоро Герману придется снова вносить квартплату в Бронксе и в Бруклине… "Я сбегу! Сбегу. То, что сегодня произошло, это уже слишком! Это меня прикончит".
Он спустился по лестнице в метро. Какая духота! Что за липкая жара! Негры носились взад-вперед, в их криках было что-то нью-йоркское и африканское одновременно. Женщины в платьях с мокрыми подмышками толкали друг друга пакетами и коробками. Их глаза сверкали от сдерживаемой ярости. Вы хотели развитие техники, так получайте развитие техники, жарьтесь в аду, который вы создали сами! Герман полез в карман брюк за платком, но платок тоже промок.
На платформе теснился народ, тела плотно прижаты, все мысли сосредоточены на одном - занять место. Поезд подъехал быстро, со свистом, словно собираясь промчаться мимо станции. Вагоны были набиты битком. Толпа ринулась к открывшимся дверям, прежде чем выходящие пассажиры успели выскочить из вагона. Неуемная сила втиснула Германа в вагон. На него давили чужие тела, бедра, груди, локти. "Словно меня похоронили заживо, - размышлял кто-то внутри Германа. - По меньшей мере, здесь исчезает иллюзия свободного выбора. Здесь человек подобен камню, лаве, метеориту в космосе".
Герман стоял в тесноте и завидовал высоким людям, чьи головы торчали из толпы. На них наверняка дуют вентиляторы. Так жарко не было даже летом на сеновале. Такая толкотня была, наверное, только в товарных вагонах, которые везли евреев в газовые камеры…
Герман закрыл глаза. Что теперь делать? С чего начать? Тамара приехала без денег. Она получит материальную поддержку от "Джойнта", но только при условии, что скроет тот факт, что в Америке у нее есть муж. Она заранее предупредила, что не намерена обманывать американских филантропов… А как Герман сможет вести жизнь двоеженца, к тому же имеющего любовницу? Его посадят на пару лет в тюрьму и только потом депортируют в Польшу.
"Мне нужен адвокат! Нужно срочно обратиться к адвокату! - подумал Герман. - Но как объяснить американскому адвокату всю ситуацию? У них на все простой ответ: кого ты любишь? Разведись с другой… Покончи с этим делом… Найди работу… Сходи к психоаналитику…"
В своих фантазиях Герман увидел, как судья выносит ему приговор, тыча в него указательным пальцем:
- Ты злоупотребил нашим американским гостеприимством…