По мнению чиновника, эти данные о Юрке были весьма важными и характерными. Следовало лишь узнать: нет ли и здесь умышленной фальсификации.
Пастор считал, что Юрка говорил правду. Другое дело – достаточно ли чиновнику этой правды, или, что более правильно, не заведет ли она чиновника слишком далеко, потому что Юркину правду надо было, так сказать, принимать на веру, а верить – это для одних слишком мало, для других же чересчур много. Юрка верит, что он Нечистый, сошедший в образе человека на землю, чтобы спасти душу, – и не в этом ли проявляется знамение времени: даже тот, кто считает себя Нечистым, жаждет блаженства! Даже тот, кто едва ли сознает, что у него живая и вечная душа, инстинктивно ощущает влечение к бессмертию. Даже тварь неразумная стремится стать безгрешной, – а в то же время нашему мирскому разуму совершенно нет дела до греховности, до прощения грехов. Но если нет греха, то кто же тогда пастырь? Кто – как не чиновник, как не тысячи чиновников? Поэтому пастору считал Юрку как бы сверкающей в кромешной тьме звездой, чей свет, однако, немного отклонился в сторону. Следовало бы изучить, отчего это божественное светило сбилось с пути истинного, – и тут, по мнению пастора, нужно было не столько карать, сколько поучать, наставлять, увещевать.
Чиновник, вдоволь наслушавшись пасторских рассуждений, сказал:
– Мне кажется, что Юрка слегка скудоумен.
– Правильно, – подтвердил пастор, – умом слаб, но в вере силен. Это и есть чудесное знамение времени.
Однако у чиновника были свои соображения; исходя из них, он и намеревался действовать в отношении Юрки. Чиновник интересовался не тем, кем человек считает себя, по кем является на деле. Поэтому, снова взявшись за Юрку, он сказал:
– Ты говорил пастору, что ты, мол, Нечистый. Дурака ты валяешь или действительно веришь в это?
– Чего там еще верить.
– И что твоя старуха была из бесовского рода?
– А то откуда же?
– Знаешь, Юрка, я тебе советую: брось дурачиться и скажи, кто ты, где получил свой паспорт и кто его подделал.
– Я же сказал пастору.
– Стало быть, Петр или ангел?
– А то кто же?
– И ты в это веришь?
– Вроде бы так.
– Неужели тебе так-таки и не понять, что это невозможно?! – воскликнул чиновник. – Неба ведь не существует, есть голубой воздух, и только. Как же ты к Петру на небеса попал, раз небес нет?
– Кто не верит, для того и нет, – спокойно возразил Юрка. – Откуда им быть-то, если не веришь.
– Проваливай в ад со своей верой! – закричал чиновник и хотел было продолжать в том же духе, но Юрка опередил его, сказав:
– И пойду, вот только сперва спасение души обрету.
– Спасения захотел? Затем, чтобы в преисподнюю отправиться? – разошелся чиновник. – Ты думаешь, о чем говоришь?
– Чего же тут думать?
– Ведь спасенные вознесутся на небеса, если они вообще куда-нибудь попадут!
– А не в рай, так в ад, – сказал Юрка.
– Если нет рая, так и ада нет.
– Ад есть.
– Ты бывал там?
– Оттуда-то я и пришел в образе человека, чтобы обрести блаженство.
"Опять старая песня!" – в сердцах подумал чиновник и помолчал, обдумывая, с чего бы начать. Он перепробовал разные уловки, но все они так или иначе приводили к одному и тому же: небо, ад, Петр, ангел. Только и услышал он нового, что Юрка долгое время работал у Антса. Тут у чиновника появилась надежда: авось будет за что ухватиться. Главное – разделаться бы пристойным образом со всей этой кутерьмой, ибо в сущности совершенно безразлично, кто этот пентюх и откуда он раздобыл себе документ.
Но Антса чиновничье горе только позабавило.
– С ним надо умеючи, с понятием, – сказал он, обещав заняться Юркой, и выразил надежду, что вскоре внесет в дело ясность.
– Странно, – пробурчал чиновник, – подходить с понятием к тому, кто сам ничего не понимает.
– Поэтому тем, кто воспитывает людей да руководит ими, и надо учиться выращивать скотинку, учиться помыкать ею. А мы точно мясники – первым делом накручивай быку хвост, – заключил Антс.
Оставшись наедине с Юркой, Антс спросил, что у него за напасть с чиновниками?
– Не верят они никому, а потому ни шиша не понимают, – уверенно ответил Юрка.
– Это оттого, что ты правду говоришь, – объяснил Антс.
– Что же мне делать? – недоумевающе спросил Юрка.
– Врать надо.
– Неужели тогда поверят и поймут?
– Сразу же.
– Но врать я не умею.
– Учиться надо. Что же ты за человек, коли не умеешь врать?
– Я спасения души ищу, а разве тут ложь пособит?
– Почему бы и нет, ежели врать как полагается…
– Научи же меня, Антс, врать как полагается!
Антс научил. Научил потому, что привязался к Юрке, как к домашнему скоту. Своими словами эта скотинка вырыла себе яму, откуда не может выбраться собственными силами и разумением. Так или иначе, а надо поспешить ей на помощь.
– Ты говорил пастору: я, мол, Нечистый… – начал было Антс свое вступление; но Юрка дерзко перебил его:
– Я и есть.
– Не важно. Главное – не говори об этом и не будь тем, кто ты есть, потому что человек никогда не должен быть по-настоящему самим собою. Каждый день человеку надо переделывать себя по-новому, надо рождаться заново, чтобы приспосабливаться и к окружающему и к обстоятельствам.
– Да ведь я не родился, а просто так пришел.
– В таком случае, чтобы стать настоящим человеком, изволь рождайся ныне же! Если ты действительно Нечистый и хочешь в ад, то сложи руки и смотри на небо. Если у тебя в теле медвежья силища, как это, впрочем, и на самом деле, то говори, что сила-де от нерушимой веры и от упования на господа. Спалишь своего батрака – говори, что батрак сам себя сжег; если убьешь свою бабу – говори, что она сама себя извела из-за Юлиных близнецов.
– Я свою бабу не убивал.
– Не о том речь. Я сказал: "если убьешь".
– А если я не убивал, как тогда? Сказать, что убил?
– Конечно, коли хочешь спасти Юлу ради ее двойняшек.
– Ну, а коли и Юла не убивала, тогда что мне говорить?
– Ничего. Молчи да горюй по бабе, хоть сам про себя и рад, что отделался от нее. А теперь заруби себе на носу, что я тебе скажу. Ты пришел прямиком из ада…
– Прямиком.
– Про то больше никому ни слова. Ежели спросят, почему ты раньше об этом болтал, отвечай: должно быть, потому, что медведя ножом забил, а тот тебе бок ободрал. Говори, что ребра из-под мяса наружу лезли, – с того, мол, и ад и все прочее. А к этому сразу добавляй, что тайком перебрался из России и что там кто-то огрел тебя по голове – ну, скажем, бутылкой с самогоном, гирей или колом, вообще чем-нибудь твердым и тяжелым. Паспорт у тебя тоже из России, а не от Петра и не от ангела, понял? От Петра отрекайся, как и он сам отрекся от господа; говори, что и не видел его, ничего о нем не слышал и ничего вообще знать не знаешь. То же самое говори и об ангеле, который вручил тебе паспорт. А спросят, почему ты имя Петра поминал, отвечай, что был-де в России такой Петр – не то поп, не то кузнец. Отчего из России удрал? Соври, что церкви там закрыли и ты за душу свою испугался. Сюда, мол, перебрался ради спасения своей души, ибо здесь церкви есть, да еще новые каждый день строятся, а стало быть – и блаженство здесь. Спросят: почему раньше правду скрывал? А потому что боялся, отвечай: пошлют-де обратно в Россию, где ни церквей, ни блаженства. Будешь этак вот говорить, все умные люди – а умным себя всякий мнит – подумают: ага, мол, значит Россия и есть тот самый ад, о котором ты раньше болтал, а Петр – ну, из полиции кто-нибудь или пограничник.
– Кто же тогда ангел?
– Петра нет, так и ангел ни к чему.
– А что с паспортом будет?
– Говори: купил, и все тут; купил у жида, нынче это в моде насчет жидов. И что другое тоже можешь на них валить. А спросят так, что ответить не сумеешь, говори: не помню, – и добавляй: баба-де моя помнила, да умерла. Жить не могла из-за этой самой памяти. И не забывай одного: чем меньше болтать будешь, тем лучше, ибо люди понимают слова большей частью неверно. Они и молчание, глядишь, поймут иначе, да все же это пореже случается. Поэтому чем меньше слов, тем лучше. А вот о спасении своей души можешь толковать сколько влезет, никто твои речи всерьез не примет.
– Сам-то я принимаю.
– Не беда, что принимаешь, – другие поймут, что все это для приличия. Нынче в спасение души верить – что в руку сморкаться, тот же срам.
– А я сморкаюсь.
– И я тоже, – согласился Антс – Да не все такие избранные, как мы с тобой. Спасения и я жажду, как и ты, да не все-то его хотят. Нынче весь мир в одно верит: чем в земном пекле жарче, тем к раю ближе. Вот и поддают жару народам, и большим и малым…
От беседы с Антсом у Юрки голова кругом пошла. Разве упомнишь все это? Но он быстро успокоился, вспомнив главный Антсов наказ: не сумеешь ответить, говори: не помню; баба помнила, да с того и померла. Теперь и к чиновнику смело идти можно; к тому же Антс обещал замолвить словечко, растолковать – как и что. У чиновника, когда к нему зашел Юрка, на лице играла улыбка, и он весьма любезно сказал:
– В прошлый раз мы дела до конца так и не довели. Сегодня авось лучше поймем друг друга. Итак, во-первых: может быть, ты скажешь, где паспорт раздобыл?
– Купил.
– У кого?
– У жида.
– У Петра, что ли?
– Не помню.
– Тот раз ты сказал, что у Петра.
– То был другой Петр.
– Какой еще другой?
– Не то поп, не то кузнец.
– У него и купил паспорт?
– Паспорт у жида куплен.
– Петр ведь – жид.
– Такого Петра не знаю, не помню.