- Тогда откуда же комиссия? - как и прежде, не глядя на Даулетова, спросил с издевкой Нажимов.
- Приказом директора совхоза.
Теперь уж секретарь глянул и на Даулетова:
- Директора, значит?
- Моим. Как руководитель хозяйства, я хотел установить размеры посевной площади. Вернее, должен был установить. Нельзя руководить вслепую, проще говоря, обманывать себя и государство…
- Что?!
Нажимов оставил окно и подошел к Даулетову. Здесь, рядом с ним он хотел услышать ответ. И не только услышать. Увидеть человека, способного произнести такое.
- Обманывать себя и государство. Вот документ, свидетельствующий об обмане. - Даулетов вынул из папки акт обмера участка бригады Далбая и протянул Нажимову.
Не уважал бы себя Нажимов, да просто не посмел бы оставаться в этом кабинете, за этим столом, если бы принял бумагу из рук Даулетова и прочел ее. Бумаги не существовало для Нажимова. Нет и не должно быть никаких документов, способных хоть на миг поставить под сомнение его убежденность в своей правоте.
- Так… - протянул многозначительно Нажимов, глядя поверх головы Даулетова. - Совхоз "Жаналык" идет на срыв плана и на снижение показателей всего района. Весьма патриотический поступок, товарищ Мамутов. Так-то вы болеете за свой совхоз, за свой район?
Чувствуя, что Нажимов явно напирает на секретаря парторганизации и всю ответственность за перемер угодий возлагает тоже только на него, Даулетов решил защитить соратника:
- Мамутов сделал шаг, который подсказали ему совесть и долг, - выступил против обмана государства. Он достоин похвалы, а не порицания. Обнаружены скрытые от учета посевные площади…
- У нас разные понятия о долге и совести, товарищ Даулетов, - сквозь зубы процедил Нажимов. - Порочить доброе имя хозяйства, которое создавалось годами, дискредитировать людей, поднявших это хозяйство честным и беззаветным трудом, снижать показатели всего района - это за пределами долга и совести. Это иначе называется…
Даулетов собрался было возразить Нажимову, но тот жестом остановил его:
- И на обком надеяться не советую. За снижение показателей там тоже не погладят. - И прибавил холодновато-брезгливым тоном: - Не будем сейчас дискутировать по поводу поступка товарища Мамутова. Важнее другое: руководство совхозом не готово к тому, чтобы поделиться опытом работы в канун уборочной страды. И вообще не представляет себе, с чем придет к страде "Жаналык". Выступление ваше, товарищ Мамутов, на бюро райкома снимается. Слово будет предоставлено секретарю парткома хозяйства, которое готово к уборке и берет на себя достойные времени обязательства. Хорошо, что мы заранее побеседовали с вами и выяснили положение дел в "Жаналыке". Надеюсь, выводы сумеете сделать сами.
Нажимов вернулся к своему креслу и, как бы намереваясь сесть, застыл возле него в торжественно холодной позе. Кивнул сухо Мамутову и Даулетову.
- Спасибо за беседу. Она была прямой и откровенной. Всего вам доброго!
Говорят, как придет солнце в степь, так ее и покинет. Если в облаках поднимется, с облаками и опустится. Если в ясной синеве восходит, синева и проводит его к самому морю. А с ветром придет - бурей день завершится.
Говорить-то говорят, но не всегда сбывается сказанное. Ясным начался день для Даулетова, но только начался. Тучи набежали одна за другой, все заволокли. И на душе сплошная хмарь.
Тягостные раздумья одолели Даулетова после встречи с Нажимовым. Помощи не будет, понял он, даже на сочувствие рассчитывать смешно. Круг замкнулся, и в нем, в этом круге, он один. Мамутов от него отходит. Не под силу, видимо, учителю дело, которое они затеяли. Да под силу ли самому Даулетову?
В кабинете Нажимова он вроде бы держался. Защищал себя и Мамутова, даже нападал. А вот вышли из кабинета - скис. "Может, впрямь не ко времени этот перемер?"
Мамутов ехал молча. Голова опущена, сутулый какой-то. Здоровый, молодой мужик, а сейчас казался стариком. Две недели повоевал - и каюк. Даулетов хотел приободрить секретаря, да не знал как. Слова не находились. Сказать: "Выше голову, брат! Не все потеряно. Мы еще покажем себя!" - банальная бравада проигравших - она не утешает, а только злит и оскорбляет.
Тоскливое чувство одиночества опять вернулось к Даулетову. Неужто никогда не избавиться ему от этих приступов сиротства - как повелось с рожденья, так и на всю жизнь. Покуда суетишься, покуда крутишься средь людей, вроде бы и ничего, а чуть отойдешь в сторонку да призадумаешься, и поймешь: один, один, как турангиль в степи. Начнешь падать - зацепиться не за что.
Вот уже скоро два месяца его директорства. А что сделал? Огородил кладбище. Обеспечил аул газовыми плитами. Начал обмер посевной площади… тут и споткнулся. Да что споткнулся - шлепнулся! А ведь собирался стоять, идти собирался. На курултае так разнес Сержанова, что того чуть инфаркт не хватил. И то плохо, и то неправильно. Надо работать иначе, надо поднять хозяйство. На-кось, подними. Не только не поднял - уронил.
Чем ближе было к дому, тем острее чувствовал Даулетов свое одиночество. К нему присоединилось еще чувство тревоги. Увидел он окна своего коттеджа, горящие ярким, необычно ярким светом. Во всем ауле светились огни, спокойные огни, его же окна ослепляли.
Машина влетела в аул и с ходу уперлась в штакетник палисадника.
- Спокойной ночи, учитель! - бросил Даулетов Мамутову.
На крыльцо не взошел, вспрыгнул. Распахнул дверь. И услышал музыку. Спокойную, веселую музыку. От сердца отлегло. Его встретила Светлана. Нарядная, красивая. Лучезарная какая-то.
- Наконец-то! А мы заждались. Стол давно накрыт, - облегченно вздохнула она.
Неужели гости? Даулетов открыл дверь в столовую и увидел праздничную скатерть и на ней фрукты, закуски, вино.
Нет гостей! В чем же дело? Он вопросительно взглянул на жену.
- Ты что, забыл? - она аж руками всплеснула. - Сегодня Айлар восемь лет.
- Вот те на! - смутился Даулетов. - Девочка, где ты? Из детской выпорхнула птицей Айлар с огромным красным бантом в волосах. - Папочка! Жаксылык поднял ее на руки и поцеловал.
- Расти, расти, родная! Будь большой и умной. Счастливой будь! - Он прижал ее голову к своей щеке и прошептал: - Прости меня! Подарок не успел купить… Завтра. Чего бы ты хотела?
Застеснявшись, Айлар уткнулась в его плечо. Она не знала, чего хочет. А если бы и знала, не сказала. Боязно просить большое.
- Ну хорошо, я сам решу…
Опустив дочку на пол, Даулетов прошел в ванную умыться с дороги. Подставив голову и плечи под струю холодной воды, он продолжал беседовать со Светланой. Надо было как-то объяснить ей, почему опоздал и каким образом умудрился забыть о дне рождения Айлар. Винясь и принимая молчаливые упреки, он с болью думал о том, что ненароком обидел девочку.
- Айлар осталась без подарка?
- Что ты, милый? А я-то зачем? Да и в ауле, оказывается, знают, что у малышки день рождения. Видел цветы на столе?
Наверное, он видел цветы. Что-то яркое и пестрое возвышалось над скатертью.
- Ну?!
- Так их заказали для Айлар в Ташкенте.
- Где??
Невероятное сообщала Светлана. Цветы из Ташкента. Да что Айлар, знаменитость какая? С чего такое внимание?
- Кто заказал? - выключил он кран и накинул на голову полотенце.
- Завмаг! - весело открыла тайну Светлана. - Тебя так любят и так ценят люди, ты даже не представляешь себе… Я так рада. Удивилась даже…
- Не тому дивишься! - Даулетов вышел из ванной. - Он еще что-то преподнес?
- Не поверишь! Видел платьице на Айлар?.. Стыдливое и вместе с тем гневное чувство охватило Даулетова. "Купили! За пеструю тряпочку купили! За цветики-цветочки, розы-мимозы".
- Ты недоволен, Жаксылык? - встревоженно вскинула глаза на мужа Светлана.
Он прикусил досадливо губы.
- Я счастлив!
- Нет… Вижу, что огорчен. Но ведь день рождения… Люди от всей души!
- Да, уж чего-чего, а души у него - навалом, хоть вразвес продавай!
- Нельзя так. Нельзя, Жаксылык. Ты не должен так говорить о людях. И вообще ты стал слишком придирчив и подозрителен. Слишком. К тебе тянутся, а ты отмахиваешься.
- Где он?
- Кто? - спросила Светлана, хотя отлично знала, о ком речь.
- Да Завмаг! Завмаг!
- Принес подарки, посидел, понял, что неприлично задерживаться в доме, если нет хозяина. И ушел. Очень тактичный человек.
- Это точно. Тактичный… Тактик… Стратег.
- Жаксылык! - Светлана сказала это строго, но тут же добавила уже помягче:-Милый. Ты должен позвонить ему, поблагодарить и пригласить на ужин.,
- Позвонить? - переспросил он. - Точно, позвоню, пусть придет и к черту забирает свои тряпки… и что там еще он от души пожертвовал?.. Все, все ему верни! Слышишь?!
- Не смей! - Светлана кинулась к телефону, будто пытаясь заслонить его от мужа. - Не смей! А что люди скажут, ты подумал? А что будет с Айлар, когда начнем снимать с нее платьице? Она тебе не кукла. А кем ты выставишь меня? Хотя о чем я говорю!.. На меня и дочь тебе, конечно, плевать…
- А меня, меня ты кем выставила? Хоть понимаешь? Нет? Так слушай… Помнишь, говорил тебе об аварии. Так вот - это Завмаг чуть не угробил меня… Друга нашла… Друзей не покупают, а он рад меня с потрохами купить, чтобы потом продать подешевле… Все верни ему… Все!
- И индюшку тоже? Но она же уже в духовке.
- Еще и индюшка?!
- Я ведь не знала.
- А что ты знаешь? Десять лет вместе, а ты ничего обо мне не знаешь. Ничего. И знать не хочешь. Только о собственных удовольствиях печешься. Только они на уме… Празднуйте, пируйте… Но без меня.
Он выскочил из дома, даже не надев шляпу.