***
Мне кажется, что Пушкин хорошо относился к Александру Петровичу Сумарокову. Наверное, не зря он сделал Петрушу Гринёва последователем и подражателем Сумарокова, который, как сказано в "Капитанской дочке" читал стихи Гринёва и "очень их похвалял". Или стихотворение Пушкина "Французских рифмачей суровый судия…", строки из него:
О вы, которые, восчувствовав отвагу,
Хватаете перо, мараете бумагу,
Тисненью предавать труды свои спеша
Постойте…
Они написаны в такой ритмико-синтаксической форме, за которой явно проступают строки очень известной в то время сумароковской "Эпистолы о стихотворстве":
О вы, которые стремитесь на Парнас,
Нестройного гудка имея грубый глас,
Престаньте воспевать!
Да и написано пушкинское стихотворение по тому же поводу, что "Эпистола" Сумарокова, который в ней сражался за чистоту профессии, против пустозвонства и неграмотности коллег.
Кстати, "Эпистола о стихотворстве" была ещё и ответом Ломоносову, который неодобрительно отнёсся к тому, что Сумароков писал любовные песни, широко расходившиеся в списках. Ломоносов был убеждённым сторонником гражданской поэзии, а из лирики признавал только оду.
Вместе с любовными песнями Сумарокову снискали известность его стихотворные трагедии "Хорев" (1747), "Гамлет" (1748), "Синав и Трувор" (1750). Фактически с пьес Сумарокова начинается театр в России. Директором первого постоянного публичного театра был сам Сумароков. В 1772 году он написал лучшие свои комедии "Рогоносец по воображению", "Мать – совместница дочери", "Вздорщица", а годом раньше – самую известную свою трагедию "Димитрий Самозванец".
Издавал Сумароков с 1751 года первый русский литературный журнал "Трудолюбивая пчела".
Словом, его заслуги перед русской литературной несомненны.
Умер Александр Петрович 12 октября 1777 года. (Родился 25 ноября 1717 года.)
13 октября
Вообще больше всех для покойного Алексея Тимофеевича Прасолова (родился 13 октября 1930 года) сделала критик Инна Ростовцева, его близкая подруга. Помню, как она приходила в "Литгазету" с его стихами, как откликалась на его имя с всегдашней готовностью написать о нём, написать рецензию на вышедшую после его смерти (он покончил жизнь самоубийством 2 февраля 1972 года) очередную книжку стихов.
Известность пришла к Прасолову в 1964 году, когда Александр Твардовский опубликовал в "Новом мире" (№8) большую подборку его стихотворений. Прасолов рассказывал, что Твардовский помог составить его книжку "Лирика", которая вышла в 1966 году. Да, он приходил к нам в "Литературную газету", но близкого знакомства с ним ни у кого из нас не возникло: мешала его хроническая тяга к алкоголю.
Это потом, усилиями всё той же Инны Ростовцевой стихами Прасолова заинтересовался влиятельный критик Вадим Кожинов, написавший о нём, составивший его книги в издательстве "Советская Россия" в 1978-м и в соавторстве с И. Ростовцевой в 1983 году. Даже обычно не жаловавший современников поэт Юрий Кузнецов соглашался, что Прасолов – поэт настоящий. Он подарил мне книгу Прасолова, вышедшую в "Современнике" в 1988 году с его послесловием.
Разумеется, Кожинов и Кузнецов прописали покойного поэта в свой русофильский лагерь, представили его выразителем их воззрений. Не знаю, проживи Прасолов больше, он, может быть, и соблазнился примкнуть к людям, имевшим большие возможности печатать своих сторонников и в периодике, и в издательствах. Но я помню Прасолова, читающего не только любимых Блока и Тютчева, но и любимых Твардовского и Слуцкого. И, конечно, свои стихи, многие из которых действительно прекрасны:
Мирозданье сжато берегами
И в него, темна и тяжела,
Погружаясь чуткими ногами,
Лошадь одинокая вошла.
Перед нею двигались светила,
Колыхалось озеро до дна,
И над картой неба наклонила
Многодумно голову она.
Что ей, старой, виделось, казалось?
Не было покоя средь светил:
То луны, то звёздочки касаясь,
Огонёк зелёный там скользил.
Небеса разламывало рёвом,
И ждала – когда же перерыв,
В напряженье кратком и суровом
Как антенны, уши навострив.
И не мог я видеть равнодушно
Дрожь спины и вытертых боков,
На которых вынесла послушно
Тяжесть человеческих веков.
***
Прекрасная переводчица "Малыша и Карлсона, который живёт на крыше" и вообще книг Астрид Линдгрен, героиня пятнадцатисерийного телефильма "Подстрочник" Лилиана Зиновьевна Лунгина как раз в этом фильме так отозвалась об Алексее Александровиче Суркове: "Это был злой, хитрый, опасный человек, типичный аппаратчик". Я Алексея Суркова злым или опасным не застал. Хотя имел с ним дело как сотрудник "Литературной газеты".
Конечно, я хорошо знал биографию этого номенклатурного работника, родившегося 13 октября 1899 года. Знал, что он был в руководстве РАППа. Знал, что работал он в журнале "Литературная учёба" под руководством Горького. Знал, что он воевал. Что написал знаменитую свою "Землянку", ставшую известной песней, после того, как попал в окружение, сумел выбраться из землянки и дойти до своих, его шинель была изрешечена осколками, и он произнёс, глядя назад: "До смерти четыре шага". А потом в один присест написал стихотворение и отправил родным в Чистополь треугольным солдатским письмом.
Великолепное стихотворение посвятил Суркову Константин Симонов.
Но знал я, конечно, и о том, что был он в руководстве Союза писателей, а в 1953-1959 годах и его первым секретарём. Что он опубликовал статью против Пастернака ещё задолго до кампании с "Доктором Живаго". Что он переводил стихи Мао Цзедуна. Наконец, нисколько не удивился, увидев его подпись в "Правде" под письмом против Сахарова и Солженицына в августе 1973-го.
Хотя, мне кажется, что подпись свою он поставил вряд ли с большой охотой. Он умрёт через 10 лет – 14 июня 1983 года. Но и тогда в 1973-м был уже в солидном возрасте. А мне показалось в 1970-м, когда мы общались, что ему безумно хочется замолить свои грехи, которых было у него немало.
Но не хватило решимости отказаться. Прошлое подсказывало ему, что может сделать советская власть с отступником.
Мне он много рассказывал про своё окружение. Он презирал большинство тех, кто заслуживает презрение. Вспоминал, что помогал Ахматовой.
Сталина, который дал ему две сталинских премии – одну за песни в 1946-м, другую за бездарный сборник стихов "Миру – мир!" в 1950-м, при ком он был ответственным редактором "Огонька", ректором Литературного института, членом Центральной ревизионной комиссии партии, – так вот Сталина он не любил. Вспоминал о нём, как о злодее и душителе талантов. Старался откликнуться на какие-то новые веяния. Например, хорошо мне говорил о Вознесенском и Ахмадулиной. Я не был их горячим поклонником, но оценил его доброе расположение.
Я просмотрел сейчас его стихи. Подъём его поэзии приходится на войну. Тогда многие стали писать лучше, чем писали до неё. Но большинство после войны словно растеряли свои способности. Относится это и к Суркову. Хотя вот стихотворение 1951 года. По мне – пристойное:
Когда устану или затоскую,
Взгляну в глаза, как в прозелень морскую,
Уйдёт усталость, и тоска отпрянет,
И на душе заметно легче станет.
Вот так вся жизнь – то хлопоты, то войны.
И дни без войн, как прежде, беспокойны:
Сегодня в Минске, завтра в Тегеране, -
Попробуй встречу загадай заране.
А сколько в суматохе каждой встречи
Признаний выпало из нашей речи!
А сколько мы, прощаясь на вокзале,
Заветных слов друг другу не сказали!
За встречами, за проводами теми
Невозвратимо пролетело время.
Мы в тишине вдвоём не насиделись
Как следует в глаза не нагляделись.
И всё ж, мой друг, сомненьями не мучась,
Не злясь на эту кочевую участь
Взгляни в глаза мне, глаз не опуская,
Они всё те же – как волна морская.
***