Оторванный от мировой цивилизации, в темноте, в тисках двойного гнета, казахский народ веками углублял свою мудрость, оттачивал свой язык, собирал, копил и откладывал, как крупицу золота, бессмертные слова - сокровища. И через несколько столетий - в советскую эпоху - щедрыми руками своего просвещенного сына выплеснул все это богатство, немало удивив цивилизованный мир.
Именно об Ауэзове можно сказать, что он нашу художественную мысль поднял на самый высокий современный уровень. Сейчас как никогда его творчество, его труды и раздумья свято чтит народ, для возвышения которого он сделал, несомненно, больше, чем кто-либо из живших на земле казахов. Каждый, кто возьмет на себя смелость называться учеником Ауэзова, должен проникнуться сознанием ответственности перед памятью художника и перед своим временем. Чтобы идти дальше, необходимо прежде всего вобрать в себя ту беспредельную любовь, которой он был наделен, его культуру и его язык.
Ауэзов не искал легких путей в творчестве. Он мечтал показать современного человека во всей многогранности его гражданского, нравственно-психологического и интеллектуального облика, в труде, в быту, в горениях и сложных взаимоотношениях с окружающим миром. Создать образ подлинного героя, глубоко и ответственно мыслящего о своем времени, сделалось смыслом творческих исканий писателя.
После завершения эпопеи "Путь Абая" он сразу же принялся напряженно работать над новым романом "Племя младое" (1961), последним произведением своей жизни. Обуреваемый новой идеей, он сделался еще более беспокойным, страстно ищущим, любознательным ко всему тому, что могло затрагивать человеческий интерес.
Несмотря на свои уже немолодые годы, он ездил по аулам, бывал в самых отдаленных уголках на юге Казахстана, где ночевал, а кое-где останавливался ненадолго. Превозмогая болезнь, он с карандашом и записной книжкой в руке слушал людей. Иногда, неожиданно встрепенувшись, оживлялся, вступал с кем-нибудь в спор, соглашался или отрицал…
Однажды он встретился с чабанами одного крупного колхоза. Встреча состоялась за аулом на бугре, чабаны сидели, ожидая любимого писателя. Не заставляя долго ждать, появился и он. Шел приветливый, с сияющей улыбкой на усталом лице, кивая по сторонам, отвечая на приветствия. Прошел на середину, на ковер, и сел по-восточному, поджав под себя ноги. Обвел взглядом притихших людей и, как всегда слегка закашляв, заговорил:
- О люди! Может быть, выделяет меня от вас лысина ученого, а во всем остальном в думах и помыслах своих - я вместе с вами!
И действительно, тут он был другим человеком, не похожим на прежнего (каким мы все знали его всю жизнь) изысканно-интеллигентного писателя, с европейским воспитанием и образованием. Теперь он скорее всего походил на древнего и мудрого старца Востока, проводившего всю свою жизнь в этой степи, среди этих простых и честных людей.
Человечество помнит немало подвигов, послуживших потомкам и примером для подражания. Могут исчезнуть цветущие города под копытами коней завоевателей, могут даже ассимилироваться и исчезнуть языки под прессом каких-то безжалостных социальных ситуаций, бесследно кануть в прошлое, раствориться в бездонной пучине другого языка, языка более могущественного народа. Все это может случиться, но благородные подвиги человеческого гения не померкнут никогда в сознании людей, и, как Млечный Путь в истории человечества, будут сиять из глубины далеких веков. Нет спору, когда Магеллан открывал новые земли, а старец Галилей упрямо повторил даже под страхом пыток и смерти свое ясновидящее: "А все-таки она вертится", - бесспорно, то, что с ними были великие спутники истинных мужей науки и литературы - ТРУД, ТЕРПЕНИЕ И УПОРСТВО.
Когда писатель идет трудной дорогой, выбирая себе трудную судьбу, он должен быть сильным и мужественным. И он непременно добьется победы. И этому учил нас Мухтар Ауэзов, учил тех, кто избрал судьбу писателя и идет торной тропой, взвалив на плечи всю боль, гнев, радость, страсть, порыв, дерзания и мечту человечества.
А. НУРПЕИСОВ
Часть первая
Перевод А. Никольской, Т. Нуртазина и Л. Соболева
Возвращение
1
Мальчик спешил домой. Он готов был на все, чтобы третий день пути был и последним. На ночевке в Корыке он затемно разбудил Байтаса - родственника, приезжавшего за ним в город, и уговорил своих спутников выехать, едва занялась заря. Весь день он подгонял коня, держась впереди провожатых на расстоянии пущенной стрелы. Байтас и старый Жумабай только восклицали:
- Ну и торопится же мальчуган в аул!
- Бедняга!.. Видно, всю зиму пропадал в медресе со скуки!
И оба шевелили коней, то рысью, то вскачь догоняя его, - Жумабай - зажимая под коленом свой черный шокпар, Байтас - придерживая носком сапога длинный березовый соил. Возле урочища Тадирбулак Байтас, умеряя пыл подростка, крикнул ему:
- Не скачи без нас! В Есембаевом овраге воровской притон!
- Разбойники, наверное, следят за тобой, - прибавил Жумабай. - Скажут: "Ишь храбрец, скачет один!" Стукнут тебя по голове!
- А вы на что?
- Ой-бой! А что мы сможем с ними сделать? Нас двое…
- А их - целая шайка, - поддакнул Жумабай. - Хорошо, если примут нас за сородичей, - проскочим. Нет - дело плохо! - заключил Жумабай, запугивая подростка.
Но эти слова только подзадорили мальчика.
- Ну, раз и вы ничего не сможете сделать, так не все ли равно, один я буду или с вами? Я поехал!..
Он ударил коня, поскакал вперед и до самой лощины Есембая ни разу не оглянулся назад.
Два первых дня пути старшие двигались не спеша и совсем вывели мальчика из терпения. Теперь он был рад, что хоть в последний раз нашел средство заставить их торопиться: он решил до самого аула скакать впереди.
Спутники почти потеряли его из виду, но он все скакал. Путь пролегал по буграм и сопкам. Когда аулы откочевывают в горы Чингис, здесь становится совсем безлюдно. С каждого холма можно отлично следить за проезжими, и охотникам до чужого добра нетрудно нападать на них из оврагов и лощин.
Байтас сокрушенно покачал головой:
- И как это мальчуган не боится? О господи, да есть ли у него рассудок?..
Жумабаю, который тоже не сумел справиться с мальчиком, оставалось только поддержать своего приятеля:
- Весь в отца! "Я - сын матерого волка", - вот что говорит он своими выходками… Ничего не поделаешь, Байтас, не отставать же нам!
И оба помчались, обгоняя друг друга. Под Байтасом был черногривый скакун самого Кунанбая. Жумабай тоже ехал на хозяйском коне - на рослом белоснежном скакуне по кличке Найман-кок. Один перевал мгновенно остался позади, кони помчались к другому. Всадники вылетели на гребень холма, но мальчика все еще не было видно. Они поскакали дальше, и, когда начали спускаться в лощину, Жумабай услышал слева четкий цокот копыт, как раз от перевала Есембая. Хуже того - прямо из Есембаева оврага…
"Ох, вылез, нечистый! С мальчиком расправился и гонится за нами!" - мелькнуло в мыслях Жумабая, и, вне себя от страха, он погнал коня, даже не смея оглянуться на всадника. Но тут же он услышал грозный гнусавый оклик:
- Закрывай глаза!
Жумабай оглянулся: лицо всадника было завязано платком, - в этих местах грабители всегда поступают так при дневных налетах. Байтас молча скакал в сторону во весь опор. Значит, кому суждено страдать, так только ему, Жумабаю… "Отобьюсь во что бы то ни стало", - решил он, хватаясь за шокпар, зажатый под коленом, но тут его поразила страшная догадка, что и тот может ударить его по голове шокпаром, - и он пригнулся к гриве коня.
Незнакомец, не дав времени вытащить из-под колена дубинку, налетел на старика и быстро надвинул ему на глаза его широкополую черную шапку. Жумабай не смел поднять головы. Схватиться с противником он не решался, а выскользнуть из его рук и ускакать было уже невозможно. Грабитель воспользовался его растерянностью и нагло выхватил у него шокпар. Найман-кок вдруг остановился на всем скаку, точно налетев на препятствие. Жумабай осторожно выпрямился и, весь дрожа, сдвинул со лба шапку.
Не мерещится ли ему? Перед ним на коне - мальчик!.. Так вот кто налетел на него, отобрал шокпар, остановил коня и теперь заливается смехом, не в силах вымолвить ни слова. Нет, Жумабай не ошибся: перед ним действительно был "волчонок Кунанбая" - Абай.
И стыд и злость на самого себя за безрассудный страх перед мальчишкой охватил Жумабая.
- Ой, сынок, накличешь ты беду своими шутками! Нашел место - в самом воровском логове! - сказал он с досадой.
Смуглое лицо подростка раскраснелось от сдерживаемого смеха, и он, опустив голову, начал вывертывать свою шапку. Как разбойник с большой дороги, Абай заранее вывернул наизнанку чапан и малахай, а лицо завязал платком и, догоняя Жумабая, кричал ему, как опытный вор, изменив голос и гнусавя, чтобы тот не узнал его.
Байтас уже возвращался к ним. Трудно было сказать, испугался ли он. Теперь, поняв проделку Абая, он подъезжал с веселым смехом:
- Посмотри-ка, он даже лысину своему буланому затер!
Жумабай только сейчас увидел, что мальчик обмазал отметину на лбу коня глиной. Но Жумабай привык пользоваться всеобщим уважением и вовсе не желал стать посмешищем. Он решил сам обернуть в шутку все происшедшее и, натянуто улыбаясь, сказал: