Но сообщники Кунанбая тоже не дремали и платили противнику той же монетой. "Убивали людей! Грабили аулы! Палили пастбища! Доводили беременных до выкидыша!" - самые невероятные жалобы на видных старейшин Жигитека и других родов, действовавших с ним заодно, поступали к Чернову. В этих заявлениях доказывалось, что Кунанбай вел справедливую борьбу с такими преступлениями и что виновные в них мстили ему теперь клеветою. Друзья Кунанбая защищали его всеми правдами и неправдами.
Чиновник не стал выносить заключения на месте. Он только выслушал жалобы обеих сторон и на третий день вечером объявил Кунанбаю:
- Вы поедете с нами в Каркаралинск. Выезжаем рано утром. Собирайтесь.
Это уж действительно пахло бедой.
Выйдя от чиновника, Кунанбай собрал на совет десять самых близких своих друзей и родичей. Среди пожилых были Изгутты, Жакип и Майбасар, из молодых - Кудайберды и Абай.
Совет вел сам Кунанбай. Он сообщил собравшимся о грозившей опасности. Кое-кто из стариков размяк и хотел было прослезиться, но Кунанбай сурово отрезал:
- Нечего реветь! Если ты в силах, дай совет. Помоги!
В такие минуты красноречием и многословием не поможешь. Надо было найти путь для решительных действий. Но никто не указал его. Кунанбай, поняв беспомощность своих друзей, начал сам.
- Дело передается на рассмотрение властей. Теперь все зло - в бумагах, а разве бумага считается с честью, именем, званием? Если сумеете, остановите дальнейшие жалобы, чтобы они не преследовали меня по пятам. Ничего не жалейте, но остановите! - твердо сказал он.
Что для этого нужно предпринять - ни один из ограниченных и нерешительных родичей сообразить был не в состоянии. Не нашлось ни одного человека, который смог бы нащупать выход. Абай был поражен растерянностью и безволием людей, окружавших его отца. Раньше он избегал говорить и давать советы, но сейчас решился.
- Чтобы остановить жалобы, нужно расположить к себе тех, с кем мы в ссоре, - сказал он.
Кунанбай бросил на него суровый взгляд:
- Уж не предложишь ли ты челом им бить?
- Нет, зачем? Но надо вернуть им отнятое и возместить убытки. Иначе они никогда не замолчат.
Кунанбай понял, но он хотел услышать мнение других, а потому выжидательно промолчал.
К совету Абая присоединились все. Но высказывались робко, неопределенно, хотя в конце концов приходили к тому же выводу. Один Изгутты отрезал напрямик:
- Все они - и жигитеки, и бокенши, и котибаки - думают только о пастбищах и зимовьях. Попробуем поделиться землею, больше делать нечего!
По существу такое решение было равносильно тому, чтоб принести повинную роду Жигитек. Гордость Кунанбая жестоко страдала. Он горел в бессильной ярости, но ни звуком себя не выдал: приходилось идти на уступки. "Если их удовлетворит земля и скот, пусть жрут и успокоятся! Ничего не поделаешь, жизнь безжалостна и требует жестокого унижения", - решил он.
Он отпустил собравшихся и оставил у себя только Жакипа, Майбасара и Изгутты, чтобы растолковать им, через кого следует начать переговоры с жигитеками.
Умилостивить врага - нелегкое дело. Идти к самому Байдалы - даже не унижение, а несмываемый позор. А эти недогадливые родичи способны на все. Кунанбай предвидел их беспомощность и сам назвал людей, которые могли бы стать посредниками в переговорах.
Одним из первых он упомянул Байгулака, самого уважаемого человека из молодого поколения. Вторым может быть Каратай из рода Кокше. Он, правда, в ссоре с Кунанбаем, но вступить в ряды вооруженных жигитеков все же отказался. Кунанбай приказал передать Каратаю свой салем: "Если будем живы, встретимся еще не раз. В жизни всякое бывает: и спиной повернешься, и дружбы ищешь. Но да будет светлым день нашей встречи! Вот все, чего я желаю!.."
На следующий день Кунанбай без огласки простился со своими друзьями, детьми и женами и отправился в путь. Его сопровождали только пять жигитов. Самым надежным из них был Мирзахан. Он с малых лет служил жигитом у Кунанбая и до такой степени сроднился с ним, что готов был жизнь за него отдать. В решительную минуту Кунанбай мог положиться только на него.
Какая участь ожидает гордого Кунанбая, никто не знал. Сменят его или оставят на месте - никому не было известно. Одно оставалось бесспорным: самовластный Кунанбай, еще так недавно громивший аулы набегами, был вынужден ехать в округ против своей воли.
Все это было большой радостью для жигитеков, бокенши и котибаков. Они шумно, как долгожданный праздник проводили эти дни. В общем веселье и скачках принимала участие не только молодежь, но и пожилые люди. Все три рода, давшие общий отпор Кунанбаю, точно срослись за это время, сроднились и жили теперь одним дыханием.
- Больше ему назад не вернуться! - говорили они, упоенные успехом. - Мы его в ссылку загоним, жалобами доканаем, в пропасть свалим! Отомстим за Божея!
Они готовили новые жалобы и приговоры и собирались снова отправлять Тусипа в округ.
В разгар этих приготовлений подоспел Байгулак и Каратай. После долгих переговоров и обсуждений им удалось приостановить поток жалоб. От жигитеков вел переговоры сам Байдалы, и Каратай больше всего напирал на него.
- Если ты решил не останавливаться ни перед чем, мы не можем одобрить тебя. Мы смотрим со стороны. Кунанбаю приходится каяться в своей непримиримости - сейчас для тебя самое удобное время вернуть все. Прими от него землю за убытки своего рода!
Переговоры длились дня три. Все горячо обсуждали предложение Каратая, и наконец оно было принято.
Байдалы поставил свои условия. Он потребовал возвращения пятнадцати зимовий, которые в течение десяти лет Кунанбай одно за другим отобрал от своих соседей хитростью или принуждением. Каждый из четырех родов - Жигитек, Бокенши, Котибак и Торгай - получил по нескольку пастбищ и зимовий.
Но земли достались только знатным старейшинам родов и богатым аулам. Говорили о "возмещении за урон, понесенный всем народом", требовали земли "для блага народа", - а окончился этот шум тем, что пастбища и зимовья достались Байдалы, Байсалу и Суюндику с их друзьями. Остальным аулам заткнули рот небольшим количеством убойного скота, предоставлением во временное пользование лошадей, уступкой бычков и телок. А тяжесть расплаты легла не только на Кунанбая и его богатых старейшин, - ее делил весь род Иргизбай.
Враждующие примирились через десять дней после отъезда Кунанбая. Отправка жалоб в округ прекратилась. Главари родов, получившие землю и табуны, торжествовали и, празднуя победу, щедро раздавали скот ближайшим родичам. Днем и ночью в жертву создателю и духам предков, оказавшим помощь в трудном деле, кололи несчетное количество баранов. Многолюдные торжественные сборы, праздники с их играми, скачками, песнями не прекращались долгое время. В этом ликовании была уверенность в прочности наступившего благоденствия.
3
С того дня как вражда прекратилась и жизнь вошла в обычное русло, аулы покинули Жидебай и Мусакул и тронулись кочевкой вниз по склонам Чингиса к своим осенним пастбищам.
Осень стояла на редкость холодная. Пронзительный, леденящий ветер, мелкий дождь, тяжело нависшее свинцовое небо - все дышало гнетущим холодом. А когда зимнее дыхание повеет так рано, благоразумнее держаться поближе к зимовью. Заботясь о своей старой свекрови и о детях, Улжан решила дойти в три перегона до Осембая, провести там осеннюю стрижку овец, а потом сразу перебираться на зимовье.
После отъезда отца Абай никуда не выезжал, но до него доходили слухи о торжествах и неудержимом веселье в роде Жигитек. Он знал и о том, что пятнадцать зимовий, уступленных его родом, перешли во владение лишь нескольких старейшин. Немного погодя пришли новые вести: эти самые старейшины не сумели поделить между собою полученных земель, стали тягаться и наконец рассорились. Абая это уже не поражало: он много повидал за этот год.
"Народ стонет… Народ изнемогает от непосильного бремени… Народу тесно!" - говорили старейшины. Почему же они не поделились с народом?.. Эти главари родов будто бы боролись за честь Божея, но чего же стоила эта честь, если ее оказалось возможным променять на землю и зимовки?.. Абай много думал, и мысли терзали его: ему было стыдно за этих людей. Он воочию убедился, что все раздоры и ссоры продолжались до тех пор, пока главари родов не набили себе брюха. А как только их алчность была удовлетворена, все было забыто.
Эта осень открыла перед Абаем истинное лицо биев и аксакалов, которое они так старательно скрывали. Когда раньше эти люди называли его отца насильником, Абаю казалось, что они действительно думают о народе. "Кунанбай обирает бедноту, отнимает земли народа, ввергает в слезы неимущих", - твердили они. Но почему же теперь, когда сила оказалась в их руках, они сами так же обманывают и грабят народ? Почему вместо того, чтобы вернуть народу отнятое у него Кунанбаем, они сами норовят обобрать его еще больше? Получалось так, что добычу одного Кунанбая поделили между собой пять кунанбайчиков… Шли против него за память Божея, а, сломив его, продали ее за полученные зимовья…
Думая над этим, Абай понял, как обманут народ и как вместе с ним обманут и он сам. "Ворон ворону глаз не выклюет, - видно, о таких своих попечителях и говорит народ", - размышлял Абай. Нет, не из среды старейшин, которые сегодня против Кунанбая, а завтра вместе с ним, выйдет настоящий заступник народа… Народ должен выдвинуть его из людей совсем другого склада…