Майбасара и его спутников освободили лишь тогда, когда торгаи были уже далеко. Коней своих они смогли разыскать только с восходом солнца, а до Кунанбая добрались к обеду. Все сторонники Кунанбая находились в это время в Жидебае. Тесные ряды аулов иргизбаев, топаев, жуантаяков и карабатыров заполняли пастбища верст в десять окружностью.
"Жигитеки избили и опозорили Майбасара и Кудайберды и силой увели к себе аул Кулиншака" - эта весть мгновенно облетела все аулы.
Кунанбай отдал срочный приказ. Не успел бы вскипеть чай, как сто пятьдесят жигитов уже сидели на конях. Во главе их были сам Кунанбай, его названый брат Изгутты и племянник Акберды.
В полдень Кунанбай, который ни на один день не упускал из виду передвижения аулов жигитеков, отдал новый приказ собравшемуся ополчению:
- Им нужны набеги и насилие - пусть испытают их на себе! Нападите и силою верните вон ту кочевку жигитеков!
И он двинул свой многочисленный отряд на большую кочевку, проходившую по долине Мусакул. Отряд налетел дико, внезапно, не разбираясь, на кого он нападает. Разъяренный Кунанбай тоже долго не раздумывал. "Достаточно того, что это кочевка жигитеков!" - решил он.
Действительно, это была кочевка жигитеков, но та, в которой перевозили траурную юрту Божея.
Вооруженный отряд обрушился на табуны и стада, шедшие впереди, быстро разбил и рассеял всех мужчин кочевавшего аула и угнал лошадей и коров. Иргизбаи хотели увести с собой и караван, но Жакип и Изгутты, скакавшие впереди, поняв, что это кочевка Божея, не посмели напасть и отвели от нее свои отряды. Обе дочери Божея с остриженным конем в поводу продолжали путь со своим заунывным плачем, как будто ничего не замечая вокруг. Только байбаше Божея, приостановив коня и задержав верблюдов, обратилась к нападавшим:
- Бессовестные! Напали на траурную кочевку! Чтоб вам выть в ваших могилах, богоотступники!..
Как только Кунанбай узнал, что это кочевка Божея, он сразу же отдал приказ:
- На эту кочевку не нападать! Но пусть она не двигается дальше и ставит юрты там, где находится сейчас!
Кочевка Божея сбилась в кучу, задержалась и начала ставить юрты в долине. Отряд Кунанбая отхлынул обратно.
Новая весть разлетелась по аулам жигитеков: "Кунанбай напал на траурную кочевку Божея!.. Оскорбил память умершего!"
Всю ночь напролет жигитеки готовили оружие и снаряжение, мужчины все до единого сели на коней. Местом сбора был назначен аул Божея. Байсал решился выступить против Кунанбая и собирал отряды котибаков. Суюндик поднял на ноги всех бокенши.
В ту же ночь в Жидебай непрерывным потоком стекалось и ополчение Кунанбая. Мусакул находится от Жидебая всего в трех верстах. Долина должна была стать полем кровопролитной битвы. Кунанбай собрал не только роды, находившиеся поблизости, он разослал нарочных с заводными конями и к самым дальним родам.
То же самое делали Байдалы и Байсал. Они разослали нарочных по аулам Каратая в род Кокше и в многочисленные племена Мирза и Мамай.
Предвидя надвигающиеся события, Байдалы сделал еще один ход: на Кунанбая были составлены приговоры и жалобы, заверенные печатями разных родов. В них говорилось: "Ага-султан правитель Кунанбай громит аулы, напал на траурную кочевку. Он вовлекает роды Тобыкты в кровопролитные схватки и взаимные убийства". Все это было сделано необычайно быстро. Байдалы вручил приговоры Тусипу, дал ему в сопровождение пять жигитов и набил его карманы деньгами. Нарочные взяли с собой несколько заводных лошадей - и Тусип тотчас же тронулся в Каркаралинск.
Теперь Байдалы ничего больше не оставалось, как без колебания идти на открытое столкновение.
Чуть забрезжил рассвет, дружины Кунанбая с криком и барабанным боем стремглав понеслись вперед.
Байдалы, Байсал и Суюндик вскочили на коней и подняли тревогу. Оседланные кони жигитеков уже стояли на привязи, соилы и шокпары были наготове - и отряды бесстрашно ринулись на ряды Кунанбая. Оба войска, с поднятыми соилами и пиками наперевес, ожесточенно схватились друг с другом и смешались в одну сплошную кучу. В облаках пыли жигиты беспощадно избивали друг друга.
Этот бой, получивший впоследствии название "Мусакульской битвы", долго жил в памяти Тобыкты. Каждая из сторон насчитывала тысячное войско. Кунанбай не имел численного перевеса; его отряды несколько раз бросались на противника и всякий раз были вынуждены откатываться назад. В каждой схватке падало человек десять - пятнадцать раненых. Их убирали с поля тут же.
Первый день жаркого боя прошел с переменным успехом. К вечеру обе стороны отступили.
На следующий день ожесточенная борьба возобновилась, но ни та ни другая сторона по-прежнему перевеса не имела.
Небывалый бой продолжался уже третьи сутки. В этот день, по приказанию Кунанбая, сто пятьдесят лучших жигитов пересели на отборных бегунов и, оставив соилы, вооружились только секирами и острыми пиками. Ожесточенное сопротивление жигитеков и их бесстрашие взбесило Кунанбая. В порыве мести Кунанбай неумолимо и твердо решил любым путем добиться победы.
Он начал заманивать врага. Двинув сперва вперед отряды, вооруженные только соилами, он в середине боя стал отводить их назад, изображая отступление, - ему хотелось завлечь лучших жигитов противника.
Его замысел удался. Из войска жигитеков и котибаков скоро выделились кучки, которые наступали с остервенением и упорно преследовали отходившего неприятеля. Среди них мчались все "пять удальцов" Кулиншака, Пушарбай, Кареке. Преследуя иргизбаев, они приблизились к возвышенности, на которой стоял сам Кунанбай. Тот только и ждал этой минуты; он внезапно двинул из засады своих лучших жигитов, вооруженных секирами и пиками, и сам помчался вперед вместе с ними.
Под предводительством Изгутты они врезались в ряды противника, обратили его в бегство и понеслись преследовать. Десять отбивавшихся жигитов были заколоты на месте. Сам Изгутты налетел с секирой на Пушарбая. Кареке, пытаясь защитить старика, кинулся к ним. Изгутты размахнулся и со всей силой опустил секиру на его голову. Тот увернулся в сторону, и топор, не размозжив ему головы, только отрубил нос. Кровь мгновенно залила все лицо и одежду Кареке, и он на полном скаку полетел с коня на глазах у Пушарбая. Друзья не смогли даже вынести его: им пришлось спасаться самим.
Наступил тот момент боя, который выражался двумя словами: "Враг бежал". Кунанбай рвался вперед, яростно преследуя противника.
Но тут позади жигитеков поднялись тучи пыли. Казалось, что по широкому склону холма хлынуло многочисленное войско.
Лазутчики еще раньше сообщили Кунанбаю: "Жигитеки послали нарочного в род Коныр, ждут войско и из Мамая". Кунанбаю было ясно, что если прибудет Мамай, то жигитеки возьмут верх. В этом была самая большая опасность. И вот, едва он успел отбросить врага, как на холме показалось войско Мамая, смутившее его жигитов. Изгутты и его отряд невольно сдержали своих коней, - судя по облакам пыли, через горы перевалило по меньшей мере человек пятьсот.
Дружины Кунанбая тут же повернули обратно, но отряды жигитеков не проявили особого желания преследовать их. Обе стороны разъехались как раз в то время, когда, казалось, должен был разгореться самый жаркий бой.
Кунанбай так и не догадался, что был жестоко обманут. Байдалы тоже решил пойти на хитрость: пустив слух о том, что приближаются войска из Коныра и Мамая, он приказал собрать из ближайших аулов всех верблюдов и гнать их по склону, поднимая как можно больше пыли. Грозная толпа, остановившая дружины Кунанбая, была табуном верблюдов.
Кунанбай не подозревал этого и отступил. Байдалы, в свою очередь, не рискнул преследовать уходящего противника.
Так закончилась трехдневная Мусакульская битва. Кунанбай не сумел сломить противника, а жигитеки доказали свою способность отражать любое нападение Кунанбая и с оружием в руках отстаивать свои права.
Битва кончилась, но слухи, толки, неугомонная молва, горячие споры и бесконечные рассказы носились в воздухе и, как пожар, охватывали весь край со всех сторон.
Что касается самих главарей, то Байдалы и его друзья стали говорить более уверенным голосом и точно выросли на голову. Приближенные Кунанбая, наоборот, были сдержанны и молчаливы. Они, казалось, застыли в яростном безмолвии. Уже одно это говорило о их неудаче.
Что делать дальше? Как заставить повиноваться тех, кто и впредь осмелится выступить открыто и пожелает померяться силами в схватке?.. Кунанбай волновался от одной этой мысли.
Прошло десять дней полного затишья, молчания и покоя. Противники Кунанбая торжествовали. "Рухнул утес Кунанбая, дрогнула его сила", - повторяли они. У них шли непрерывные взаимные угощения, для которых не жалели ни коней, ни баранов. Они совершали благодарственные молитвы, завязывали дружбу и в порыве общей радости роднились, сватались и праздновали сговоры.
Род Жигитек торжествовал недаром: на десятый день после отъезда Тусипа прибыло из Каркаралинска пятнадцать вооруженных казаков. Тусип к этому времени тоже успел вернуться к своим. Все решили, что по заявлению рода Жигитек приехал "чиноулык" с вооруженной охраной для допроса Кунанбая.
С отрядом действительно приехал чиновник Чернов, командированный корпусом. Для прибывших поставили десять юрт между Жидебаем и Мусакулом. В течение трех дней Чернов вел следствие. С самого приезда он стал держать себя с Кунанбаем строго. Вопрос о снятии его с ага-султанства он, видимо, считал уже решенным и хотя открыто этого не говорил, но обращался с ним, как с обыкновенным подследственным. Жигитеки, бокенши, борсаки и котибаки учли это и засыпали чиновника жалобами.