Старую обиду Божею пришлось затаить глубоко в душе. Отомстить он был бессилен. Однако, чуть только речь заходила о Кунанбае, он не скрывал своего возмущения и подбивал Тусипа на ссору с ним. "Говорили мы с Кунанбаем достаточно. Теперь пора действовать. Если ты храбр, вооружись мужеством. Если нет, продолжай свое - покоряйся", - повторял он. То же твердил он и Суюндику. В свои тайные замыслы он посвящал и Байдалы, которого считал надежнейшей опорой рода Жигитек.
Но с каждым из них он говорил об этом наедине, соблюдая строгую тайну.
2
Аулы Кунанбая дошли до Кольгайнара в семь перегонов. Они уже собрались разъезжаться по своим зимовьям, как внезапно повсюду было получено приказание Кунанбая: никому не двигаться с места без его приказа. Взяв с собой Майбасара, он поехал в горы Чингис. Путь туда был недалекий, но Кунанбай целый день не сходил с коня, объезжая всю местность. Вернулся он в аул только к сумеркам и подъехал прямо к юрте своей старшей жены - Кунке.
Сегодня здесь собрались только женщины: матери Кунанбая - жены его умершего отца, жены его дядей и другая женская родня двух поколений. Их аулы - числом около двадцати - давно уже выделились из общего хозяйства и кочевали отдельно. Все они приехали в гости и привезли полагающееся по обычаю угощение.
Два раза в год женщины этих аулов приносят такое угощение в юрты Кунанбая. Первый раз - когда его аулы прикочевывают на весеннее пастбище; после долгой разлуки женщины, соскучившись на отдаленных друг от друга зимовьях, спешат побывать везде, начиная с Большой юрты, где живет Зере; второй раз они собираются осенью, перед зимней разлукой.
Как только в двери, почтительно откинутой Майбасаром, появилась внушительная фигура Кунанбая, смех и шумная болтовня женщин мгновенно смолкли.
Мужчины сели. Обратиться к Кунанбаю осмелилась одна Таншолпан, вторая жена его отца, считавшаяся старшей после Зере:
- Сын мой дорогой, твои матери и старшие невестки принесли угощение. Теперь мы собираемся расходиться. А твоей старой матери приношение уже сделано…
В последние годы, говоря при Кунанбае о Зере, все называли ее почтительно "старая мать". Вслед за другими и Таншолпан так же называла свою прежнюю соперницу. Кунанбай промолчал. Таншолпан была одною из своенравных матерей в их семье. Говорили, что в дни молодости она с пикой в руке бросилась догонять врагов, напавших на конский табун ее аула. У Таншолпан - четыре сына, а младшие жены, у которых много сыновей, обычно становятся своенравными и смелыми.
Молчание Кунанбая не понравилось ей, она снова оживленно заговорила:
- Мы угощаем не Кунке, а тебя: ты молод, но уже стал нашим главою. Завтра мы разъедемся по зимовьям, до весны нам придется просидеть, как в норах. Такова уж женская доля… Пусть мое угощение будет добрым пожеланием тебе до будущего года и молитвой о твоем счастье, сын наш.
Кунанбай взглянул на нее, кивнул головой и ответил после недолгого молчания:
- Ты сказала "разъедемся по зимовьям"? А что, если не будем разъезжаться? Как бы не пришлось вам принести угощенье еще раз!
Он многозначительно усмехнулся. Женщины поспешили подхватить его смех, хотя и не поняли, в чем дело. Кунке, высокая смуглая женщина с бледным худощавым лицом, решила воспользоваться хорошим настроением Кунанбая.
- А я приказала слугам завтра развязывать тюки и ставить юрты для всех. Разве мы кочуем дальше?.. Вы смутили весь аул; никто не знает, останемся ли мы здесь или тронемся еще куда-нибудь, - сказала она и вопросительно посмотрела на Майбасара.
- Зато жди второй раз угощенья, - подмигнул тот.
- Не вели развязывать тюки и ставить юрты: завтра опять двинемся, - сказал Кунанбай.
- Э, дорогой мой сын, что это за новая кочевка? - с удивлением спросила Таншолпан, пристально глядя ему в лицо.
- Будем кочевать все вместе. Завтра с самого утра тронемся на Чингис. Мы осмотрели пастбища и места для аулов. Так и передайте по своим аулам: пусть готовятся в путь, - ответил Кунанбай.
На следующий день на заре все двадцать аулов рода Иргизбай снова двинулись с места и направились в самое сердце Чингиса.
Они снялись все вместе, дружно, и шли, не растягиваясь в пути. Обыкновенно аулы во время кочевки тянутся вереницей, как стая журавлей или гусей. А сейчас все они сгрудились, как стая уток, на которую напал ястреб. Эта внезапная кочевка и началась необычно. Чуть занялась заря, Кунанбай приказал строго:
- Пусть не мешкают и собираются быстрей! И чтобы не растягивались в пути! Трогаться всем одновременно и двигаться без остановок! - коротко бросал он, рассылая нарочных по аулам.
С левой стороны дороги, ведущей на Чингис, стоит одинокая сопка. Кунанбай в сопровождении Майбасара и Кудайберды, своего старшего сына от Кунке, обогнал аулы и поднялся на вершину холма. Его гнедой конь, подтянутый, настороженный, вырисовывался на рассветном небе и казался огромным и длинным. Вытянув прямые уши, точно метелки камыша, он чутко прислушивался и часто оглядывался, будто торопя человеческий поток, катившийся мимо него. Кунанбай стоял на холме высоко перед толпой, - казалось, он хотел что-то сказать движущемуся у его ног народу.
Солнце еще не всходило, когда двадцать аулов молча, без обычного шума и криков, начали вьючить тюки. Но теперь, тронувшись с места, все зашумели, загомонили - и волны звуков хлынули, сливаясь в один могучий многообразный хор. Там кричит верблюд, которому тяжелый груз режет спину; тут жалобно ноет верблюжонок, отставший от матери; здесь рычат друг на друга сторожевые собаки. Издалека доносятся крики верховых, - это жигиты вскачь подгоняют вьючных верблюдов. Слышен детский плач и сердитая брань матерей; со всех сторон над отарами раздаются громкие окрики погонщиков.
Когда дружные ряды аулов уже двинулись с места, Кунанбай, стоя на вершине, повернулся к Камысбаю и Кудайберды:
- Поезжайте вы двое и созовите ко мне старейшин всех аулов!
И два коня мгновенно сорвались с холма. Высокий, стройный Кудайберды и широкоплечий Камысбай, обгоняя друг друга, помчались по склону наперерез человеческому потоку. Долетев до кучки мужчин, ехавших перед первым кочевьем, они чуть задержались и снова поскакали дальше. Немедленно же из этой кучки выделились двое верховых и ровной рысью направились к сопке, где стоял Кунанбай. Заметив, что правитель ждет их, они заторопили коней и прибавили ходу.
Пока Кудайберды доскакал до крайнего аула, к Кунанбаю уже подъехало около тридцати человек. Наступал безветренный свежий осенний день. На прозрачном небе не было видно ни облачка. А когда к Кунанбаю со всех аулов вереницей потянулись верховые, огромный сияющий диск солнца, разбрасывая снопы лучей, всплыл на гребень дальнего хребта.
Вздыбившись, бугристой каменной громадой лежал Чин-гис. Его высокие хребты были подернуты голубоватой дымкой. Золото лучей хлынуло на них, и горы засверкали своим многоцветным нарядом. Жаворонки тучей взвились к небу, - вероятно, их спугнули тронувшиеся в путь караваны, - бескрайный небесный простор наполнился их звонкими песнями. Едва виднеясь в вышине, длинной вереницей медленно плыла стая журавлей, посылая свое однообразное прощальное "тру-тру" проходившим внизу толпам.
Кудайберды и Камысбай облетели все аулы и на взмыленных конях вернулись к Кунанбаю вместе с тремя стариками. В числе этих трех был брат Кунанбая от другой матери - Жакип. Кунанбай принял его салем и тотчас же пришпорил коня, коротко сказав: "Едем!"
Кони затопотали по сопке. Кунанбай в сопровождении старейшин направился на Чингис. Ряды кочующих потеснились, давая им дорогу. Но всадники не торопились.
В центре их ехал сам Кунанбай. С обеих сторон его окружали дяди по отцу, братья, двоюродные братья и другие сородичи.
Кунанбай - единственный сын своей матери Зере, старшей жены его отца. Большая юрта рода осталась за ним; он владеет огромными богатствами, пользуется неограниченной властью. Он старше своих родных и по возрасту. И потому ни один из потомков его деда Иргизбая не смеет поднять против него голос, во всех двадцати аулах никто не решается даже высказать ему свое недовольство. И если Кунанбаю нужна поддержка, никто не щадит себя; его покоряющая сила, его властный голос и неудержимая воля заставляют всех следовать за ним. Предстоял ли захват чужих земель или подавление непокорных родов - каждый из старейшин понимал Кунанбая по одному едва заметному движению его век. Даже в семейном быту, где так сложны взаимоотношения, где возникает столько поводов для ссор, - одно имя Кунанбая мгновенно пресекало все дрязги. Даже своенравные жены-соперницы, готовые каждую минуту разорвать друг друга, не решались на шумные ссоры: братья мужей или старшие родные быстро умеряли чрезмерный пыл и молодых и пожилых женщин. Неугомонных они укрощали побоями.
Двадцать аулов, тесным кольцом окружавшие Кунанбая, походили на стаю хищников, вылетевших из одного гнезда. Во всем огромном Тобыкты род Иргизбай действовал не стесняясь: там, где не помогали слово и власть, в ход шло открытое насилие. Небольшой круг иргизбаев был крепким и цельным, и они сумели подчинить своему влиянию всех, кто составлял племя Тобыкты. С людьми, нужными им, они роднились: "Из длинной пряди и аркан длиннее", - гласит пословица, они достигали своих целей обходными путями. Бывали случаи, когда они нарочно впутывали кого-нибудь в сложное темное дело, а потом являлись в роли спасителей и друзей - и тем самым расширяли круг своих сообщников и пособников.