Леонардо не смог удержаться от искушения. Он оседлал двухколёсное творение, проверил рукояти и педали и оттолкнулся ногами от пола. Несколько мгновений он ехал успешно, но прежде чем он успел нажать на педали, "конь" потерял равновесие и завалился набок.
- Нужен навык, чтобы удержаться на этой штуке, - с усмешкой сказал Бенедетто. - Но как только привыкнешь, дальше дело пойдёт проще. А теперь я оставлю тебя... в твоём мире. - И с этими словами Бенедетто вышел в коридор. Половина стражников последовала за ним, другая осталась с Леонардо, который смотрел на Зороастрова "коня" и пытался вспомнить последние минуты, прожитые Зороастро в зале пыток. Но то был сон, и всякий раз, когда Леонардо пытался припомнить его, сон изменялся.
В одном сне он убивал Зороастро. В другом - оставлял в живых.
Он поднялся и пошёл следом за Бенедетто, а солдаты последовали за ним.
Опять он был пленником.
И Бенедетто, как он полагал, тоже.
Леонардо обошёл пушечные мастерские, побывал в литейных, где уже царили суета и жар раскалённого металла - и на оружейных складах, где у стен ровными рядами были сложены снаряды, колёсные замки, зажигательные ядра, шрапнельные гранаты, бомбарды и многоствольные пушки. Это была настоящая фабрика, производившая пушки, снаряды и кульверины с колёсными замками; в каждом ряду были пушки одного вида; в каждой груде лежали одинаковые бомбарды и снаряды.
Леонардо попытался завести разговор с мамлюком, который ведал складами, но массивный евнух с жёстким лицом, разряженный в дорогие одежды даже здесь, в жаркой духоте литейных, словно не замечал его.
- Леонардо, это Абд аль-Латиф, - сказал Бенедетто по-арабски. Они шли по складу, выходившему на кузницы и литейные; рабы и солдаты налегали на рычаги нескольких больших подъёмников, а кузнецы и мастера наблюдали, как поднимают тяжёлые кургузые бомбарды и многоствольные пушки на артиллерийские возы, которые затем под охраной вывозили во двор. - Абд аль-Латиф недоверчив, - продолжал Бенедетто уже по-итальянски. - Но он знает, кто ты такой.
- И что же он знает обо мне? - спросил Леонардо.
- Он знает, что ты работал с Зороастро.
- То есть был его учеником? - Леонардо не смог удержаться от сарказма.
- Этого я бы не сказал, но он говорил мне, что считает вас обоих предателями, что смерть Зороастро под пытками - благое дело, хотя ему недостаёт Зороастро. Он весьма сентиментален.
- Как и ты?
- О, больше, Леонардо, гораздо больше.
Леонардо отвернулся от Бенедетто.
- Мастер машин, почему здесь так мало разных видов пушек и снарядов? - спросил он у евнуха по-арабски.
- Разве тебе не довольно того, что есть?
- Я был в мастерской маэстро Зороастро и видел много машин, которые могли бы нанести большой ущерб врагам калифа.
- То, что мы изготовили, нельзя сделать в походе, - сказал мастер. - Кузнецы сделают мосты и осадные орудия, а пушечные мастера изготовят порох.
- И мы повезём с собой косы, которые при нужде можно будет прикрепить к повозкам, - добавил Бенедетто. - Всё прочее можно будет собрать уже на месте, перед боем.
- Это идея Зороастро? - спросил Леонардо.
- Нет, - ответил Абд аль-Латиф, - эмира Хилала и моя собственная. Сила в простоте. Большинство изобретений Зороастро... неразумны.
- А эти? - спросил Леонардо, указывая на пушки, которые с помощью лебёдок грузили на возы.
- Маэстро Зороастро не изобретал их, - сказал Абд аль-Латиф. - Это сделал я.
Боеприпасы закончат грузить на заре, и именно тогда полки Хилала покинут Дамаск и отправятся на север, в Персию.
Поскольку Леонардо нечего было делать в пушечных мастерских, он обшарил студию Зороастро. Он читал заметки Зороастро, изучал его модели и уже готовые машины. В считанные минуты он разобрался в хаосе, царившем в студии, словно эта студия принадлежала ему - в определённом смысле так оно и было. Зороастро стремился стать Леонардо и почти преуспел в своём стремлении - Леонардо с трудом отличал его идеи от своих собственных. Зороастро придумал свои виды катапульт, баллист и конических снарядов; он создал машины, швырявшие камни, и арбалеты с несколькими тетивами; но более всего Леонардо захватила самодвижущаяся тележка, которая была спрятана в чулане, обнаруженном им по чистой случайности. Это было целиком и полностью творение Зороастро, однако зубчатая передача с разными трансмиссиями казалась Леонардо такой знакомой, словно он сам придумал её.
Да, здесь Зороастро наконец стал самим собой, и только теперь Леонардо до конца понял своего друга. Он потерял родственную душу; чертежи и механизмы в этой студии не были делом рук подражателя. Леонардо как будто отвернулся, когда убивали его самого; и когда он - безмерно усталый, почти дремлющий - видел мысленным взором своего друга и вспоминал разные случаи из прошлого - он ощутил на себе свой же осуждающий взгляд.
Словно вновь сжигали его горящие глаза отца.
Насколько уродлив был Зороастро, настолько красив Леонардо. Однако Зороастро был зеркалом Леонардовой души. Та хитрость и себялюбие, которые Леонардо видел в своём друге, были частью его самого. Опустившись на колени перед машиной Зороастро, окружённой железными и деревянными конструкциями, словно разными статуями самой Святой Девы, Леонардо заснул.
И во сне чудился ему скрежет шипастой железной колыбели, которая падала вниз, протыкая сердце и лёгкие Зороастро.
Он проснулся в комнате Зороастро, в постели Зороастро. Должно быть, стражники отнесли его сюда по приказу Бенедетто. В подсвечниках оплывали свечи, что-то стучало снаружи по двери спальни - вероятно, пика стражника. Леонардо вновь уснул, ему приснился сон.
Быть может, стук пики дал толчок именно такому сну, потому что дверь спальни отворилась, и вошла Джиневра. Она разделась около постели и скользнула под шёлковые покрывала, рядом с Леонардо. И когда её тело, пахнущее розами и потом, оказалось рядом с ним, он проснулся.
- Джиневра?! - Леонардо отпрянул, не веря и страшась, ибо не признавал существования ни духов, ни привидений, ни джиннов - однако перед ним, во плоти, была Джиневра. Он протянул руку и коснулся её лица. Она была настоящая, живая, но чем дольше смотрел на неё Леонардо в мечущемся отблеске свеч, тем яснее видел, что это конечно же не Джиневра. Лицо у неё было чуть мягче, губы уже, не такие пухлые и жадные, глаза не зелёные, а чёрные; и тем не менее абрис лица, сочетание пропорций глаз, носа и губ принадлежали Джиневре. Конечно, сама её внешность была совсем другой, и волосы, хотя и выкрашенные хной, от природы были каштановыми; и тем не менее с первого взгляда это была Джиневра. Даже теперь, когда Леонардо понял, что перед ним всего лишь дешёвая подделка, сердце у него колотилось так бешено, что эхо гулкого стука отдавалось в ушах.
- Маэстро Зороастро считал, что я похожа на эту женщину, - сказала она по-арабски, словно отвечая на его невысказанный вопрос.
- Его женщину? - спросил Леонардо.
- О нет, я знаю, она любила тебя, он рассказал мне об этом. Он всё рассказал мне, и о том, какой ужасный вред причинил он вам обоим. Но он тоже любил её. Так он говорил мне; но я всё же думаю, что он, наверное, любил и меня.
- Не сомневаюсь, - саркастически сказал Леонардо.
- Ты говоришь так из жестокости или искренне? - спросила она.
Леонардо заметил, что она дрожит.
- Чего ты боишься? - спросил он.
Женщина смотрела на него прямо, не отводя глаз, но молчала.
- Тебя прислал ко мне Бенедетто?
Она кивнула.
- Он тоже любил тебя?
Она отвела взгляд.
- Зачем Бенедетто прислал тебя ко мне?
- Отвечать на твои вопросы.
- О Зороастро?
Женщина пожала плечами.
- Бенедетто сказал, что вы с ним больше не увидитесь, разве что во Флоренции.
- Почему?
- Он уплатил свой долг.
- Какой ещё долг? - спросил Леонардо.
- Долг эмиру Куану, который спас ему жизнь.
- И Бенедетто уже знает, как добраться домой?
- Да, маэстро, - сказала она. - Ты хочешь отправиться с ним?
- Скажи твоему господину, что мои обязанности удерживают меня здесь.
- Он не мой господин, - сказала женщина. - Мой господин - ты. - И с этими словами она придвинулась ближе, положила голову на согнутый локоть Леонардо, как ребёнок, обнажив этим движением изгиб спины и шеи; под бледной кожей проступали бугорки позвонков. - Ты возьмёшь меня с собой?
- А ты знаешь, куда я отправляюсь?
- Да, - сказала она, поднимая голову и прямо глядя в его глаза. Она ласкала его грудь и живот окрашенными хной пальцами; быть может, Зороастро находил этот цвет возбуждающим.
- Если ты знаешь это, почему хочешь покинуть дворец?
Она не ответила.
- Тебе здесь грозит опасность? - спросил он.
- Я была рабыней предателя.
- Но теперь ты ведь будешь моей рабыней?
Она кивнула.
- А меня тоже считают предателем, разве нет? Со мной тебе не будет безопасно.
- Ты возьмёшь меня с собой?