- Не похоже, - сказал Куан. - И Мехмеду, и нашему калифу нужно вкусить крови. Вот увидишь, маэстро.
- А ты? - спросил Леонардо. - Что чувствуешь ты?
Куан пожал плечами.
- Убийство не радует меня, но и не вызывает отвращения.
- Что же тебя... радует?
- Я покажу тебе. Когда-нибудь... скоро. - И с этими словами Куан отвернулся от Леонардо. Оба в молчании смотрели на бойню.
И под зелёной, блестящей от солнца водой Леонардо вдруг почудилось лицо Никколо.
Словно у каждого юноши, погибшего сегодня, было его лицо.
Глава 21
Мираж в пустыне
Сперва я изучил укрепления, что помогают
противостоять могущественному врагу, а потом
применил знания свои к небесным сферам.
Франческо Замбеккари
Я сказал крестьянам: "Друзья мои, отойдите от
машины все разом вместе, когда я дам знак, и я
улечу". По знаку руки моей они отошли, и я взлетел,
как птица. За десять минут я достиг высоты в
1500 фатомов и более не мог разглядеть на земле
никаких предметов, ничего, кроме размытых теней.
Жак Александр Шарль
Там ему показали летающего верблюда.
Петачия из Ратисбона
Петух взлетает в небеса.
Девиз воздухоплавателя
Даже после чудесного потопления турецких судов Леонардо по-прежнему оставался пленником в своих покоях и мастерской, битком набитой машинами и оружием, откованным и сработанным по его описаниям. Но теперь он на самом деле был пленником, потому что его разлучили с друзьями. Куан пришёл навестить его лишь раз - да и то затем, чтобы сказать, что нужны ещё изобретения. Калиф желал изобретений каждый день. Калиф был очень доволен Леонардо: это и была его награда. Леонардо набросился на Куана с упрёками: его обманули, он не какая-то Шехерезада с тысячью и одним изобретением.
- Жизнь - испытание, - ответил ему Куан, отпустив перед тем несколько комплиментов его прекрасному вкусу в книгах. - Помни, Леонардо, твои друзья зависят от тебя... и ожидают тебя.
- Где они? - спросил тогда Леонардо.
Но Куан сказал ему довольно лишь для того, чтобы оставить его в подозрении, что калиф тайно оставил роскошь Каира и отправился со своими бедуинами в пустыню, взяв с собой Америго - робкого Америго, который равно боялся толпы и женщин. Теперь он был с Красным Джинном, с калифом, который может убить его просто из каприза. О судьбе Бенедетто и Зороастро оставалось только гадать.
Леонардо не видел никого, кроме стражей и шлюх, что навещали его по ночам. Но даже шлюхи были незнакомками: каждую ночь приходила новая. Он позволял им остаться, потому что отчаянно нуждался в обществе; и он представлял себе, что это Джиневра, или Симонетта, или Айше. Иными ночами, занимаясь с ними любовью, он втягивал ноздрями запах их мускуса и благовоний, словно это был удушающий дым пламени, которое пожрало Джиневру в её спальне.
Джиневру, обручённую со смертью.
Айше. Она снова и снова посещала его думы, мечты, фантазии; и Леонардо размышлял о времени, когда она была с ним. Он вспоминал мирные минуты и яростные мгновения любви и дивился, как и когда она успела так запечатлеться в его мыслях. Она не интересовала его, а занятия с ней любовью - ещё меньше. Однако она из ревности похитила у него Никколо. Он вспомнил, как она вскрикивала от боли, когда он брал её... со злостью. Словно она была не объектом вожделения, не сладостным бальзамом, а просто красивым чувственным орудием в чужих руках.
И он всё время помнил о Никколо - его подопечном, его ответственности... и поражении.
Когда худая прыщавая шлюха покинула его постель, Леонардо сел сочинять письмо при свете своей водяной лампы. Скоро мулла призовёт правоверных к молитве, и рассвет окрасит минареты в золотое и розовое. Он писал быстро, по-латыни.
"Дорогой маэстро pagholo!
Я пишу Вам это письмо с великою печалью и мукой, но я и так уже слишком долго колебался, нет, откладывал его. У меня есть основания и доказательства, чтобы быть уверенным: Никколо Макиавелли мёртв. Обстоятельства, которые привели к этому..."
Леонардо вырвал листок из записной книжки и смял в ладонях, пролив чернила на стол. Он обмакнул перо в чернильную лужицу и готов был уже начать сначала, когда Куан, вошедший в его покои неслышно, как дух, и стоявший в паре футов за его спиной, сказал:
- Итак, Леонардо, я вижу, ты наконец готов похоронить своего друга.
Куан был одет в пышные одеяния калифа.
- Добро пожаловать, Куан, - холодно сказал Леонардо, взглядывая на дверь, чтобы проверить, одни ли они. - Час слишком поздний - или, мне бы лучше сказать, ранний. Что привело тебя сюда?
- Дружбы тебе не довольно? - осведомился Куан.
- Для друга ты чересчур хорошо исполняешь роль тюремного надзирателя.
- Неплохо, - улыбнулся Куан. - Ты хорошо выучил арабский; скоро, думаю, ты начнёшь писать стихи на этом святом наречии.
- Быть может, уже начал. - Леонардо указал на диван. - Не хочешь ли закурить?
- А, так ты в конце концов оценил по заслугам радости гашиша?
- Я обнаружил, что ваш табак помогает мне думать. Разве не зовётся он "другом узника"?
- Но у меня создалось впечатление, что ты очень стоек в своих привычках. Я, кстати, полагал, что у тебя очень мало пороков - если они вообще есть.
- Ты затем и пришёл? Чтобы расспросить меня о моих привычках?
- Нет, Леонардо, я пришёл увести тебя отсюда.
- А что с...
- Твоими друзьями?
- Да, с моими друзьями.
- Они в безопасности - и далеко отсюда.
- Где?
- Тот, кому я спас жизнь, и фокусник Зороастро - с Деватдаром.
- Ладно, тогда - где Деватдар?
- Я доставлю тебя туда, Леонардо. Это менее опасно, чем объяснять. - Куан обвёл рукой стены с таким видом, как будто вдоль них выстроились ряды шпионов. - На тебя произвели впечатление мои фокусы с памятью на вечеринке у мессера Нери?
- Да, конечно, но...
- Ну так у меня припасено кое-что ещё, чтобы произвести на тебя впечатление, Леонардо. Быть может, ты не единственный человек, который умеет летать. Давай-ка поиграем в маскарад, как когда-то во Флоренции.
- Не уверен, что понимаю, о чём ты говоришь, - нетерпеливо сказал Леонардо.
- Ты устал, друг? - спросил Куан.
- Нет.
- Тогда пошли…
- Сейчас?
- Да, и времени у нас не много.
- Я должен собраться, у меня в bottega остались изобретения и записи.
Куан раскрыл сумку:
- Здесь записи из твоей мастерской. Бери те, что здесь, и идём. И не тревожься о своих машинах. Их тебе доставят.
С этими словами Куан вышел из комнаты, и стражи стали у дверей, дожидаясь, когда Леонардо выйдет следом.
- Ты как-то спрашивал, что меня радует, - сказал Куан, когда они уже стояли на широкой плоской крыше одной из стен Цитадели. - Так вот: это.
Ему не было нужды указывать на огромную колыхавшуюся массу бумаги и льна, что раздувалась и волновалась над прямоугольной кирпичной печью, сложенной в виде пирамиды. Даже с этого расстояния - более двадцати футов - Леонардо ощущал густой едкий запах дыма, которым наполнялась сшитая из бумаги и льна оболочка. Верёвочная сеть оплетала верхнюю полусферу; к верёвкам присоединена была плетённая из прутьев корзина.
- Что это? - спросил Леонардо. На сферу, которая уже целиком развернулась, должно было пойти не меньше трёх сотен элей материала. Двенадцать рабов всем весом удерживали канаты, чтобы не дать гигантскому шару уплыть в небо. Рассвет сделал резную громаду Цитадели серой с розовыми крапинками, словно длинные пальцы света сплелись с камнем; а Леонардо смотрел вверх, на сферу, теперь видимую ясно: она была украшена ало-золотым верблюдом из тесьмы, нашитой на поверхность шара; верблюд колыхался и казался живым.
Куан подбежал к шару и закричал на людей:
- Залейте огонь! Верблюд полон дыма! Он вот-вот вспыхнет!
Из печи вырывались язычки пламени. Рабы накрыли жерло железным колпаком и по приказу Куана поливали водой из вёдер плетёную корзину и льняное основание шара.
- Сюда, Леонардо! - позвал Куан. - Пора! Быстрей!
Заворожённый, Леонардо вслед за Куаном забрался в корзину; шар плясал и подпрыгивал в воздухе. Корзина, в которой они стояли, была около двадцати футов в диаметре снаружи и около семнадцати - изнутри. Над корзиной, так, чтобы легко можно было дотянуться, висела жаровня.
- Как это действует? - в восторге спросил Леонардо.
Перед ним явно была летающая машина, но такая, какую Леонардо никогда бы и не придумал, хотя, пожалуй, кое в чём она напоминала изобретённый им парашют - просмолённое льняное полотнище. Внизу, под стенами Цитадели, кричала и славословила толпа.
Куан рявкнул рабам отпустить ведущие канаты и освободить шар, что те и сделали.
- Втяни верёвки, - сказал он Леонардо.
- Почему бы их просто не перерезать?
- Они ещё пригодятся, - нетерпеливо ответил Куан, а потом, будто про себя, добавил: - Ветер нужный.