Леонардо смотрел на фигуру святого Иеронима, страдавшего во тьме на холсте, смотрел так, словно и Никколо и Зороастро были лишь временной помехой; и улыбался картине, как будто это была шутка, понятная лишь им двоим. Корни её уходили в слоистые каменные стены грота за домом его матери в долине Бончио. На миг Леонардо даже почуял затхлый запах сырой земли и сладостный аромат снадобий из черники и шалфея, тимьяна и мяты. Ребёнком в той прохладной и душистой пещере он был счастлив.
- Идём, Никколо, - сказал он наконец, выходя из задумчивости. - Думаю, Зороастро уже настрадался всласть.
- Маэстро pagholo просил также, чтобы мы привели Тисту, - сказал Никколо. Хотя Тиста был ещё мальчиком, Верроккьо позволил ему уйти с Леонардо - как его ученику.
- Зачем бы это?
Никколо только пожал плечами.
- Ты никак не связан с этим?
- Нет, Леонардо. Даю слово.
Леонардо, Никколо, Тиста и Зороастро пришли к Тосканелли в последний момент.
Было ещё не темно, но колокола Великолепного уже звонили. Мечи не обнажались, не горели сигнальные огни - но Флоренция жила как в осаде.
Казалось, fortuna отвернулась от города удачи. Убеждённый, что Лоренцо в союзе с Карло Фортебраччо - кондотьером, который напал на папские области в Перудже, - Папа Сикст IV теперь открыто интриговал против Флоренции. Ходили также слухи, что король Неаполя Ферранте благословил флорентийских изгнанников в Ферраре на убийство Лоренцо. Те же слухи приходили и из Милана - так, во всяком случае, сообщал доверенный советник Лоренцо Джиованни Торнабуони. И теперь, когда Пацци объединились с Папой, до заговора было рукой подать.
- Входи, Леонардо, ты припозднился, - сказал Америго Веспуччи, настежь распахивая дверь bottega Тосканелли. И в этот миг из-за угла вывернулись трое Товарищей Ночи в чёрных рясах.
- Эй, вы, там, стоять! - рявкнул один из вооружённых священников.
- Преподобные, - сказал Америго монахам-воинам, - эти люди здесь по приглашению самого маэстро Тосканелли.
Старший из солдат кивнул и убрал руку с эфеса меча. К этому времени и Леонардо, и его спутники были уже в доме, вернее - в маленьком дворике; в сумеречном свете правильные ряды готических окон и тонкие колонны создавали впечатление высоты.
Леонардо обнял Америго.
- Почему нас ждал ты? - спросил он. - Это же дело слуги.
- Не тогда, когда гости приходят после колокола.
- Ну, с Товарищами мог бы поговорить и любой из нас, - заметил Леонардо, - хотя бы тот же Зороастро. - Как ни был против Леонардо покидать свою bottega, сейчас ему было уютно, даже легко. Что в мире имело значение? Быть может, этой ночью ему удастся напиться. Утром ему будет худо, и к работе он вернётся лишь после полудня.
Леонардо засмеялся над собой, и Никколо тревожно нахмурился.
- Пожалуй, я сыт по горло Леонардовыми шуточками, - сказал между тем Зороастро и повернулся, в одиночку направляясь к выходу.
Леонардо схватил его за руку и оттащил с порога. Он понимал, что не должен бы высмеивать Зороастро перед Америго, на которого Зороастро всегда стремился произвести впечатление - без особого, впрочем, успеха.
- Прости, Зороастро, - сказал он, - я поступил дурно, прости... Это всё из-за моего дурацкого настроения. Идём, поднимемся вместе. - И Леонардо кивком попросил Америго показывать дорогу.
- Прошлой ночью Товарищи арестовали и избили племянника Сигизмондо делла Стуффа, - сказал Америго, словно для того, чтобы отсрочить подъём. - Его нашли сегодня утром - бесчувственного. Кажется, сейчас на улицах небезопасно даже для тех, кому покровительствуют Медичи.
- Здесь мы в безопасности, - сказал Леонардо. - А теперь идём, Америго, и представь нас гостям маэстро pagholo.
- Просто идите наверх, - сказал Америго. - Я буду через пару минут.
- Так ты всё ещё стесняешься, - сказал Леонардо. - Идём с нами, составишь нам компанию. Ты всегда был самым блестящим из учеников маэстро pagholo.
Америго кисло улыбнулся.
- Только я никак не свыкнусь со своими достоинствами.
Тем не менее он повёл их наверх, и Леонардо позволил всё ещё дувшемуся Зороастро идти впереди.
Когда они вошли в салон на втором этаже, Тосканелли стоял перед собравшимися и держал речь. С верхней ступени лестницы Леонардо видна была его спина. Тосканелли излучал энергию, что было большой редкостью в его bottega. Его слушатели, всё внимание, сидели на стульях с мягкими подушками. Бенедетто Деи и Пико делла Мирандола улыбнулись Леонардо, Куан Инь-ци кивнул. Он был в пышных одеждах и цилиндрической, на китайский манер, шляпе. Бенедетто и Пико курили деревянные трубки длиной футов по пять, и их одеяния цветного шёлка были подпоясаны витыми золотыми шнурами. Слуги в кафтанах г и тюрбанах, стоя рядом с ними, набивали и раскуривали трубки.
На почётном месте восседал человек, которого когда-то Симонетта представила как посла калифа вавилонского - Деватдар Сирийский. Подле него стояли вооружённые слуги и несколько женщин, светлокожих и смуглых, в розовых платьях, шёлковых головных уборах и узорчатых вуалях, только подчёркивавших красоту их удлинённых глаз. Деватдар обратил на Леонардо пронзительный, словно оценивающий взгляд.
Сидели там и другие, богатые и почтенного вида итальянцы; но все они бледнели рядом с роскошно одетым Деватдаром и его свитой.
- Леонардо, - сказал Тосканелли, оборачиваясь, - приветствую. - И он представил Леонардо Деватдару Демурдашу аль Каити, который чуть склонил голову и сказал:
- Так ты и есть Леонардо да Винчи. - Говорил по-итальянски он хорошо, без акцента. Поблескивая в улыбке ровными красивыми зубами, он продолжал: - Я наслышан о тебе, мастер Леонардо, да, наслышан...
- Тогда у вас преимущество передо мной, - сказал Леонардо.
- Разумеется. - Деватдар поднялся, словно собираясь уступить своё место Леонардо. Он был огромен и внушителен: глубоко посаженные глаза, полные губы, бритые щёки и чёрные борода и усы. Те офицеры и женщины из свиты Деватдара, которые сидели вокруг него, разом вскочили, будто вознамерившись все стулья в салоне передать в распоряжение Леонардо, Никколо и Тисты.
Возникла мгновенная неловкость, и Тосканелли, заглаживая её, воспользовался моментом, чтобы представить Леонардо, Никколо и Тисту другим гостям; похоже, особенно ему хотелось, чтобы Леонардо познакомился с его protege из Генуи Кристофоро Колумбусом и инженером Бенедетто д'Абакко, которого прозывали Арифметико.
Когда Леонардо, Тосканелли и Деватдар наконец уселись рядом, Тосканелли вздохнул - словно представление, устроенное им для Деватдара, утомило его. Он вытер свой крупный нос и взглянул на Леонардо - мягко, в отличие от Деватдара.
- Леонардо, я позволил себе вольность познакомить его светлость с твоими изобретениями... и твоим письмом Великолепному.
- Я нашёл их весьма интересными, - заметил Деватдар.
- О чём ты говоришь, маэстро pagholo? - спросил Леонардо.
- О твоих военных изобретениях - бронированных повозках, взрывающихся стрелах, машинах, что могут летать и сбрасывать гранаты на врага, чтобы убивать и вносить замешательство, - пояснил Деватдар. - О да, маэстро Леонардо, это очень интересное письмо. А если к тому же ты действительно можешь сделать всё это - это было бы куда интереснее.
- Но как это письмо попало к тебе? - Леонардо обращался к Тосканелли, упорно пропуская мимо ушей слова Деватдара.
- В этом повинен я, Леонардо, - сказал Пико делла Мирандола. Говорил он глухо, всегда бледные щёки горели. - Я знал о твоём письме и рассказал о нём маэстро pagholo. Маэстро попросил показать ему письмо.
- А Лоренцо? - спросил Леонардо.
- Он считает тебя художником, Леонардо. Он не видит в тебе инженера.
- Но он же знает о моих изобретениях.
Пико засмеялся.
- Он - Лоренцо. Он сам выбирает, что знать и что видеть. А после смерти мадонны Симонетгы...
- Леонардо, Пико, - вмешался Тосканелли, - вы неучтивы к нашему почтенному гостю.
- Вовсе нет, - возразил Деватдар, - я вижу, маэстро Леонардо расстроен, и готов просить прощения, ибо в этом есть моя вина... Айше!
Женщина в вуали бесшумно подбежала к нему. На ней был длинный жилет с глубоким вырезом, обнажавшим половину полной груди. Меж грудей у неё была татуировка - голубые круги; длинные изящные пальцы были красными от хны. Голову её скрывала шёлковая накидка, глаза были подведены. Хотя лица её было не разглядеть - только тёмные блестящие глаза, - Леонардо решил, что она красива.
Деватдар заговорил с ней по-арабски и кивнул на Леонардо.
- Маэстро Тосканелли был столь любезен, что позволил мне развлекать его и его гостей, - сказал Деватдар. - Я настаиваю, чтобы мне было разрешено возвратить часть тех почестей, которые он оказывает мне и моей свите всякий раз, когда я посещаю ваш прекрасный город. А потому сейчас вы попробуете наш кофе из Эль-Ладикийи, ароматизированный серой амброй, - пейте его, вдыхая дым из своих трубок.
- Этот дым пьянит, - сказал Пико, и Леонардо лишь сейчас понял, что его друг пьян. Человек, сидевший подле Мирандолы - его представили как Кристофоро Колумбуса - тоже выглядел захмелевшим. Лицо его горело.
- Мы называем это снадобье - гашиш, - сказал Деватдар. - Мне, когда дым наполняет мои лёгкие, нередко являются джинны... Ты их ещё не видишь?