- Об этом не стоило бы беспокоиться; Лоренцо не отказался бы от тебя. Ты был бы под охраной Первого Гражданина.
- Но он ведь и не приглашал меня. Если память мне не изменяет, пригласить меня предложил ты.
- Ладно, не будем спорить. Мы уже вернулись домой. Похоже, Флоренция опять здорова - если не считать вот этого источника заразы.
- А Джиневра? - спросил Леонардо, так внимательно глядя на друга, словно мог прочесть ответ у него на лице. - Ты ничего не сказал про Джиневру.
- Я не видел её, - сказал Сандро. - Мы пробыли в Карреджи совсем немного, а потом мадонна Кларисса увидела во сне, что к ней подбирается дева-чума. Она очень испугалась, так что мы перебрались в Кафаджиоло - а это слишком далеко.
Леонардо кивнул при упоминании жены Лоренцо Клариссы.
- Так ты совсем ничего не знаешь о Джиневре?
Сандро помялся.
- Я писал ей, как и тебе.
- И?..
- Она ответила с обычной любезностью. Она, мол, здорова, а вот отцу из-за подагры приходится пускать кровь... Я так понимаю, что ты о ней вообще ничего не слышал?
- Ни словечка. - В голосе Леонардо звучала горечь. Он пытался найти ей извинения, но не мог отрицать правды: она бежала от него, как если бы он был чумой.
Сандро сжал его руку, потом полез в рукав своей рубашки и вытащил запечатанное воском письмо.
- Послание от того, кого ты так бранил.
- И кто же это?
- Великолепный.
- Но я никогда не...
- Вскрой письмо, - с упрёком сказал Сандро; обычный спокойный тон не мог скрыть его волнения.
Леонардо вскрыл письмо. На листе окаймлённой золотом бумаги Лоренцо стояли лишь слова: "Absoluti cum conditione ne retamburentur" - "Оправдан по причине неподтверждения доноса".
Обвинения с Леонардо были сняты.
Леонардо завопил и стиснул Сандро в медвежьих объятьях.
- Довольно, довольно! - со смехом отбивался тот. - Я всего лишь посланец! - И, когда Леонардо наконец выпустил его, продолжал: - Лоренцо сам узнал только что, и я попросил у него разрешения самому принести тебе радостную весть.
- Я рад, что ты её принёс, - сказал Леонардо, озираясь в поисках плаща и шляпы. - Я должен увидеть Джиневру.
- Пожалуйста, Леонардо, - сказал Сандро, - окажи мне маленькую любезность, потому что у меня есть ещё сюрприз. Но тебе придётся чуть-чуть потерпеть. Вот столечко. - Сандро поднёс согнутый указательный палец к большому, оставив между ними расстояние в дюйм. - Так как?..
Леонардо согласился подождать, но метался по комнате так, словно мог всё потерять, промедлив хоть на мгновение. И тут в дверь постучали, и в студию вплыла Смеральда с подносом, полным вина и снеди.
За ней шёл Никколо.
- Что это? - вопросил он, роняя мешок с платьем и постелью на пол и указывая на стол.
- Эксперимент, - сказал Леонардо и улыбнулся мальчику, который тут же оказался в объятиях мастера. Только сейчас Леонардо ощутил, до чего же ему не хватало общества Никколо. Мальчик действительно был ему небезразличен.
- Можно мне остаться с тобой, Леонардо? - спросил Никколо, выпрямляясь, чтобы казаться повыше - уже почти мужчина. - Мастер Тосканелли мне разрешил.
- Не уверен, что это будет хорошо для тебя.
- Но зато может быть благом для тебя, Леонардо, - заметил Сандро.
- Это не важно.
- А Тосканелли думает, что важно. Он считает, между прочим, что ты совсем замкнулся в себе.
Леонардо зарычал.
- Я писал тебе из Романьи, - продолжал Никколо. - Но ты ни разу мне не ответил.
- Я болел, Никко. Был чем-то вроде сомнамбулы. Помнишь, как болел Сандро? Немного похоже.
- Я не ребёнок, Леонардо. Ты можешь говорить со мной прямо, как с Сандро. - Тем не менее Никколо как будто удовлетворился этим объяснением. Он снова взглянул на застывающую на столе массу и непререкаемым тоном изрёк:
- Меланхолия. Но не чистая.
- Нет, Никколо, - возразил Сандро, - всё не так, как ты думаешь. Он не вызывал демонов, но он болен - даже сейчас.
- Да я здоровее вас! - отозвался Леонардо, приводя себя в порядок.
Сандро лишь дипломатично кивнул и попросил Никколо позвать Смеральду. Оказалось, что она поблизости - подслушивает под дверью.
- Эту комнату надо вымыть, - сказал ей Сандро. - Сейчас же.
Смеральда перекрестилась.
- Не скажу, чтобы мне это нравилось, - заявила она и удалилась в раздражении.
Леонардо увидел, что Никколо таскает кусочки капусты и варёного мяса с принесённого Смеральдой подноса, и вдруг сам почувствовал, как он голоден. Но, точь-в-точь как у пьяницы, приходящего в себя после загула, голова у него болела, во рту было сухо и вязко. Всё же он начал есть - сперва капусту, затем даже пару кусков мяса, а Сандро между тем уговаривал его есть помедленнее, не то он разболеется. Леонардо глотнул вина и сказал:
- Я должен найти Джиневру и рассказать ей новости. И пока я этого не сделаю...
- Позволь мне пойти с тобой, - настойчиво попросил Никколо.
- Как я ни рад тебя видеть, не знаю, могу ли я уже взять на себя ответственность...
- Мы оба пойдём с тобой, - перебил его Сандро, - но не сегодня, не этим вечером. Завтра, когда ты окрепнешь.
Леонардо уступил; его вдруг охватила усталость, в голове стало пусто, а на душе - легко: обвинения наконец-то сняты. Он уснул, и покуда он спал, Сандро и Никколо убрали органические остатки его опытов. Только тогда явилась Смеральда, вымыла полы, сменила постельное бельё и привела студию в надлежащий вид.
Но когда Леонардо проснулся и принял горячую ванну - а он не мылся по-настоящему несколько недель, - он настоял на том, чтобы выйти на узкие, переполненные народом улицы. Сандро и Никколо ничего не оставалось, кроме как пойти с ним, потому что Леонардо был переполнен энергией; он будто копил её все эти два месяца - и теперь она разом выплеснулась наружу.
- Куда мы идём? - спросил Никколо, стараясь поспеть за мастером, одетым весьма и весьма щегольски: veste togata с cappucio, переброшенным через плечо, красно-синие туфли и тех же цветов берет.
- Никуда... и куда угодно, - сказал Леонардо, хлопая Никколо по плечу, чтобы взбодрить его, а заодно и Сандро. - Я свободен!
Он глубоко вдохнул; но уличные запахи всё ещё были нестерпимы, ибо во время недавней паники из-за чумы, что могла унести так много добрых граждан Флоренции, мусор и отбросы никто не убирал, и их скопились огромные кучи - куда больше, чем могли сожрать бродячие псы. Кое-где вонь сделала улицы непроходимыми; и куда бы ни пошли Леонардо и его друзья, мостовые были скользкими от иссиня-чёрной грязи, которая, казалось, покрывала всё, от стен домов до лотков уличных торговцев.
Мастеровые и торговцы трудились вовсю. На многолюдных улицах царил праздник. Было тепло, хотя и необычно хмуро; до конца дня оставался ещё час. Повсюду было шумно и ярко: с окон свисали полотнища, цветные навесы протянулись над балконами, и все горожане, что богатые, что бедные, равно были подобны ярким косякам рыб в спокойных и тусклых водах. В толпе царило возбуждение: скоро должен был прозвонить вечерний колокол, и похоже было, что все крики, покупки, продажи, любовь, беседы и прогулки одновременно сосредоточились в этом отрезке сумерек между вечером и ночью. Скоро в беднейших кварталах большинству жителей не останется ничего иного, кроме как идти спать или сидеть в темноте - потому что сальные свечи или даже просто вонючие, смоченные в жиру фитили стоили дороже, чем мясо.
Никколо зажал нос, когда они проходили мимо останков разорённой лавки рыботорговца; Сандро поднёс к лицу платок. Толпа издевалась над тощим блёкловолосым человеком, прикованным к позорному столбу у лавки; на груди у него висело ожерелье из тухлой рыбы и табличка со словом "вор". Таково было традиционное наказание для нечестных торговцев. Руки и ноги его были в грубых кандалах; он сидел и смотрел в мостовую и вскрикнул только раз - когда брошенный каким-то мальчишкой камень попал ему в голову.
Друзья миновали дворец гильдии шерстобитов и пошли вниз по Виа Каччийоли - улице торговцев сыром - и дальше, по Виа деи Питтори, где жили и работали художники, ткачи, мебельщики и горшечники.
В восторге, не зная, куда Леонардо ведёт их, Никколо радостно сказал:
- Сандро, расскажи Леонардо о празднике Мардзокко.
- Лоренцо хочет, чтобы ты присоединился к нам на празднике Мардзокко, - сказал Сандро. Ему было не по себе из-за того, как стремительно шагал Леонардо - быть может, потому, что он знал, что идут они ко дворцу Веспуччи. Однако об этом не было сказано ни слова. - Я, конечно, скажу Великолепному, что ты предпочитаешь получить приглашение лично от него.
- Перестань, Пузырёк, - сказал Леонардо.
- На улицах везде будут звери, - сообщил Никколо. - Дикие вепри, медведи, львы, натравленные друг на друга.
- Зачем устраивать этот праздник? - спросил Леонардо, всё ещё словно издали, словно прежде был отделён от всего, кроме своих мыслей.
- На каком свете ты жил? - осведомился Сандро. - Вся Флоренция празднует, потому что две львицы в зверинце окотились.
Мардзокко, геральдический лев, был эмблемой Флоренции. Сотни лет Синьория держала львов в клетках Палаццо. Их защищало государство, и смерти их оплакивались, а рождения праздновались. Рождение льва предрекало преуспевание, смерть - войну, чуму или иные несчастья и катастрофы.