- То-то и оно, Леонардо, что не вполне здоров. Скорее наоборот. Боюсь, когда граф очищал мою душу, он заодно нечаянно лишил её способности к естественной любви, к экстазу.
- Вполне понятно, что ты чувствуешь себя слабым, неспособным к сильному чувству, - сказал Леонардо, - но тебе просто нужно отдохнуть и выждать. Ты ещё поправишься.
- Тем не менее я убедился, что пуст... как евнух.
- Будь помягче к себе, Сандро, - пробормотал Леонардо.
- Мне стало грустно, когда я увидел Симонетту, - продолжал Сандро. - Она серьёзно больна. Убеждён, что это по моей вине.
- А граф Мирандола не может ей помочь?
- В том-то и дело, что он не верит в её болезнь.
- Так, может, ты ошибаешься?..
- Нет, поверь, я точно знаю, что она больна.
- Она кашляла?
- Нет, не кашляла. Она была бледна, но это часть её красоты. Она подобна ангелу; сама плоть её бестелесна. Но мне удалось на минутку остаться с ней наедине - тогда уже все убедились, что ей от меня ничего не грозит, и не опасались за неё. Тогда я и понял... понял...
- Что ты понял, Пузырёк?
- Что Симонетта впитала мой ядовитый фантом и не исторгла его. Мирандола лечил её, но это было притворство: она обманула врача и удержала фантом.
Леонардо не мог всерьёз рассуждать об экзорцизме и удержании фантомов, но нужно было понять и успокоить друга: видно, он ещё не вполне пришёл в себя после опасного ослепления Симонеттой.
- Откуда ты знаешь, что она не исторгла его?
- Потому что она не отрицает этого. Она улыбнулась, поцеловала меня и попросила не обсуждать этих дел с Лоренцо.
- Я всё-таки не думаю...
- Она сказала, что скоро умрёт. И что моя любовь - сокровище, прекрасное и утончённое, бальзам, смягчающий боль её души. Под "любовью" она разумела фантом, который я создал в замену ей. Она назвала его... "дверью в горний мир".
Сандро помолчал и добавил:
- И тогда я увидел его. Увидел в её глазах.
- Тебе пришлось нелегко, друг мой, - признал Леонардо... и вдруг вспомнил, как улыбалась Симонетта, когда Мирандола изгонял из неё фантом. По спине у него пробежали мурашки.
- Когда я умирал от желания и тоски по Симонетте, я думал, что не вынесу этого, что лучше быть пустой тыквой, лишённой чувств...
Леонардо печально улыбнулся.
- Думаю, всякий, кто безнадёжно влюблён, мечтает о том же.
- Но вот теперь я пуст и жажду лишь одного - наполниться.
Леонардо хлопнул друга по спине и обнял его за плечи.
- Ты скоро поправишься, обещаю. Деревенским девкам от тебя спасу не будет.
- Не лги мне снова, Леонардо. - В голосе Сандро не было ни малейшей злости. - Ты ведь мне уже однажды солгал.
Леонардо отшатнулся.
- Я знаю, что твоя дружба с Симонеттой не была невинной. Но не нужно бояться, никому из вас я не причиню зла. - Леонардо хотел что-то сказать, но Сандро прервал его. - Не оправдывайся и не извиняйся. Ничего не нужно... сейчас. Я чувствовал, что в последнее время мы отдалились, и тревожился... тревожился за тебя, друг мой. Давай не дадим нашей дружбе остыть. К кому мы сможем прийти, если нас не будет друг у друга?
Леонардо согласился. Он чувствовал себя неловко и униженно и злился на себя, потому что Сандро был единственным близким ему человеком; и вот он, который куда лучше умел обращаться с машинами и холстами, чем с людьми, оказался близок к тому, чтобы потерять любовь единственного друга.
Они шли молча, а потом он сказал:
- Я не собираюсь поддаваться этому, Пузырёк, но мне страшно. Мне опять снилось, что я падаю.
- Может, тебе стоит попросить Лоренцо...
- Нет. Моя Великая Птица полетит, - сказал Леонардо. - Вот увидишь.
- Это вина Лоренцо. Он подбил тебя на это сумасбродство. Порой он забывает, что он не император. Он может быть так же суров, как те тираны, которых он так ненавидит. Но это не стоит твоей жизни, милый друг.
- Не нужно мне было заговаривать об этом сне, Пузырёк. Прошу тебя, не тревожься. Моё изобретение безопасно; со мной ничего не случится. Просто у меня душа немного не на месте, как у любого, кому предстоит выступать перед толпой.
- Конечно, - мягко сказал Сандро, словно успокаивая друга.
Но Леонардо уже пришёл в себя.
- А скоро обо мне будут слагать песни. - Он обернулся и окликнул: - Эй, Аталанте! Сочини-ка песню, чтобы исполнить, когда я поплыву меж облаков!
Аталанте Мильоретти - он сидел с Зороастро да Перетолой в последней повозке - помахал рукой в знак согласия и начал наигрывать на своей лире спокойную, почти монотонную мелодию. Леонардо впал в задумчивое молчание. Потом сказал:
- У меня должно получиться, потому что я не собираюсь стать посмешищем всей Флоренции. И потерять Джиневру.
- Тогда у меня есть для тебя послание.
- Какое?
- Симонетта просила сказать тебе, что она поговорит с его великолепием.
Настал черёд Леонардо промолчать.
- Думаю, это касается Джиневры, - продолжал Сандро. - "Audaces fortune juvat". Ты - живое доказательство этой пословицы.
Удача благоприятствует смелым.
Городок Винчи был укреплённой крепостью, над которой главенствовал старинный замок с кампанилой, окружённый пятью десятками домов из розовато-бурого кирпича. Красные черепичные крыши устилала листва каштанов, кипарисов и лиственниц, а виноградные лозы и заросли тростника подступали тенью к самым окнам и стенам. Городок с его выщербленными стенами и единственной крытой галереей стоял на возвышенности и смотрел на низину, поросшую оливковыми деревьями - когда ветер шевелил их листву, она казалась серебряной. Дальше лежала долина Лукки, зелёная, с лиловыми тенями; её окаймляли горные ручьи. Леонардо вспомнил, что, когда дождь очищает воздух, вдалеке отчётливо видны скалы и расселины Апуанских Альп близ Массы и Коцциле.
Лишь сейчас, приехав сюда, Леонардо понял, как он истосковался по дому. Небо было ясным, а воздух - прозрачным; но мучительные воспоминания затуманивали его взор: он вернулся в детство и снова скакал верхом с дядей Франческо, которого в семье звали lazzarone, потому что он не пожелал ограничить радости жизни одним ремеслом. Леонардо и Франческо, который был намного его старше, разъезжали, точно два принца, по всей округе, собирая ренту для Леонардова деда, патриарха семьи, - мягкого и педантичного Антонио да Винчи.
И, трепеща от пережитого тогда страха и радости, вспомнил он о чудище, которое отыскал в стылой, тёмной, высокой пещере на скользком склоне горы Альбано. Ему было тогда тринадцать лет; в тот же год он стал учеником у Верроккьо.
Леонардо повёл свою "свиту" из друзей и молодых подмастерьев вниз по мощённой булыжником дороге, мимо голубятни на длинном шесте - к горстке домов, окружённых садами, сараями, крестьянскими хижинами, крытыми землёй, и совершенно одинаковыми шелковицами, которые высаживал его дядя Франческо. "Лодырь" Франческо экспериментировал с шёлкопрядением, что могло оказаться весьма выгодным: самой богатой и влиятельной во Флоренции была Арте делла Сета - гильдия шелкоделов.
- Эй, Леонардо! - окликнул его Франческо из двора большого чистого дома, что некогда принадлежал синьору Антонио.
У Франческо, как и у его братьев, волосы были тёмные, вьющиеся, поседевшие на висках и поредевшие на макушке. Лицо казалось напряжённым - возможно, из-за опущенных уголков рта и крупного орлиного носа; глубокие морщины пролегли под глазами и по костистым щекам, придавая лицу властное выражение. Франческо заключил Леонардо в медвежьи объятия, едва не удушив его, и сказал:
- Поздравляю, племянничек, ты поставил этот дом вверх дном. Так хорошо я не проводил время с тех пор, как забавлялся с одной крестьяночкой, которая...
- Франческо! Довольно с нас твоего... tauri excretio. - В дверях дома появилась жена Франческо Алессандра. Она славилась своими длинными золотистыми волосами.
- Почему бы не сказать попросту "дерьма", любовь моя?
- Потому что я, хоть и обречена жить с медведем, который только и делает, что ест, спит и...
- Срёт, - подсказал Франческо.
- ...испражняется, - договорила Алессандра, - я предпочитаю оставаться дамой.
Она поцеловала Леонардо и пригласила его с друзьями в дом.
- Твой отец вне себя от волнений, - сообщил Франческо.
- Я так и думал. - Леонардо вошёл в зал. - Чудесно повидать тебя, дядя.
За этой просторной высокой комнатой было несколько спален, два камина, кухня с двориком и мастерские, где время от времени ночевали крестьяне, работавшие на нескольких хуторах да Винчи; выше был второй этаж с тремя комнатами и камином, а десятью ступенями ниже - подвал, куда Леонардо обычно прятал найденных им мёртвых животных. Всё было выскоблено до блеска; как же, должно быть, гонял и без того старательных Франческо и Алессандру отец Леонардо, чтобы подготовить дом к приезду Лоренцо и его свиты!
Эта комната была заново обставлена постелями, сундуками, скамьями и шкафом - чтобы разместить кое-кого из младших свитских. Лоренцо отец, без сомнения, отдаст собственную спальню.
- Покуда совсем не размяк, племянничек, поди-ка побеседуй с отцом, - предложил Франческо, скорчив гримасу.
Леонардо вздохнул, ощутив беспокойство, которое всегда появлялось у него в присутствии отца - словно Леонардо был его учеником, а не сыном.