В студии Леонардо царил разгром, лабиринт тропок вился между свёртками ткани, механизмами, кусками дерева и кожи, горшками краски, козлами для пилки дров и грудами чертежей. Нынешняя летающая машина занимала середину большой комнаты. Её окружали рисунки, насекомые, наколотые на досках, стол, заваленный летучими мышами и птицами в разной степени вскрытия, и конструкции разных частей новой машины: искусственные крылья, рули, клапаны элеронов.
Едкие испарения скипидара смешивались с запахами разложения; эти ароматы совершенно не трогали Леонардо, так как возвращали его в детство, когда его комната бывала завалена разной мёртвой живностью - для рисования и изучения. Все прочие его работы - картины, терракотовые статуэтки - были сложены в углу. Спать в захламлённой вонючей студии было больше невозможно; Леонардо и Никколо перебрались на ночлег в комнату младшего ученика Тисты.
Леонардо спал урывками, по два-три часа в сутки. Его томила тревога о Джиневре: она без единого известия покинула Флоренцию с отцом и Николини, и в день, когда Леонардо должен был начать её портрет, он явился в пустой дом, где остался только старый слуга. Поэтому Леонардо с головой погрузился в работу. Чёрная Смерть дала ему отсрочку - время на то, чтобы закончить и испытать машину - потому что Великолепный не только согласился перенести встречу из Пистойи в Винчи, но и сам назначил день этой встречи: через две недели.
В студии было невыносимо жарко. Никколо помогал Леонардо снимать с машины ворот и пару крыльев - их нужно было убрать в пронумерованный деревянный ящик.
- Чума приближается к нам, - заметил Никколо, когда все части были благополучно убраны. - Тиста говорил, что слышал, будто заболела семья близ Порта делла Кроче.
- Ну, а мы на рассвете уезжаем, - отозвался Леонардо. - Тебе поручение: проверь, чтобы всё было уложено как и куда надо.
Никколо был очень доволен; к слову сказать, он показал себя толковым работником.
- Но я всё же считаю, что мы должны подождать, пока испарения тьмы не рассеются - по крайней мере, покуда becchini не вывезут трупы с улиц.
- Тогда выезжаем с первым светом, - решил Леонардо.
- Хорошо.
- Возможно, ты и прав насчёт becchini и трупов - они распространяют заразу. Но вот испарения тьмы...
- Лучше не рисковать, - сказал Верроккьо; он стоял в проёме дверей и исподтишка заглядывал в комнату, как мальчишка, которому удалось незамеченным пробраться в дом. Он придерживал дверь, и полуотворенная створка очертила вокруг него рамку, словно он позировал для собственного портрета; особый, мерцающий послеполуденный свет, казалось, изменил и смягчил тяжёлые черты его лица. - Думаю, это именно то, о чём говорили астрологи: парад планет, - продолжал Верроккьо. - То же было во времена великой погибели тысяча триста сорок пятого года, но тогда сошлись три планеты, а это большая редкость. Сейчас так не будет, потому что совпадение не настолько точное.
- Лучше бы тебе уехать с нами, чем слушать астрологов, - заметил Леонардо.
- Я не могу оставить семью, я же тебе говорил.
- Тогда увези их силой. Мой отец уже в Винчи: готовит главный дом для Лоренцо и его двора. Можешь считать это деловой поездкой: подумай, сколько заказов ты сможешь получить.
- Заказов у меня сейчас довольно, - сказал Андреа.
- Неужели это говорит Андреа дель Верроккьо? - ехидно удивился Леонардо.
- Мои сёстры и кузены отказываются уезжать, - сказал Андреа. - И потом... кто же будет кормить кошек? - Он улыбнулся и вздохнул. Казалось, отказавшись, он испытал почти облегчение. - Моя судьба в руке Божьей... как было всегда. И твоя тоже, мой юный друг. Но я обещаю молиться за то, чтобы ты остался жив, и напишу в твою честь образ святого Николая Толентинского для монастыря в Бадио. Святой праведник почитается за многие чудеса; говорят, что особенно милостив он к морякам - а ты тоже своего рода моряк.
- Благодарю тебя за любовь, милый Андреа. - Леонардо помолчал и добавил: - Войдёт ли наконец в комнату мой благородный хозяин или он боится заразиться от двух несчастных подмастерьев?
- Как пожелаешь, - сказал Андреа, стягивая чёрную шапку, обесцвеченную гипсовой пылью. Потом, с неожиданно лукавым взглядом, распахнул дверь, пропуская Сандро Боттичелли.
- Пузырёк! - потрясённо воскликнул Леонардо. - Я думал, что ты в Карреджи.
Его друг набрал уже часть потерянного веса. Характерный румянец вернулся на лицо Сандро; светло-каштановые кудри отросли и были взлохмачены; но взгляд оставался тяжёлым, словно он всё ещё был под действием снадобий или магии. На нём была одежда цветов Медичи, а не короткая рубашка, какие обычно носила молодёжь. Леонардо почувствовал неловкость, но тут Сандро шагнул вперёд и обнял его.
- Я там и был, - сказал он, отерев пот со лба шёлковым рукавом. - Я боялся, что ты уже уехал. Времени у нас немного, потому что Лоренцо тоже уже в пути. Но я уехал пораньше, чтобы побыть с тобой, мой друг. Тебе трудно в это поверить?
- Конечно нет, - солгал Леонардо.
- Я всё объясню позже, - продолжал Сандро, - но я не могу не страшиться за тебя, раз уж ты решил сломать себе шею на этом сооружении, передразнивая ангелов.
- Я очень счастлив, что ты здесь, Сандро. Великая Птица готова к полёту, и тебе совершенно нечего страшиться... В конце концов, это же я её и построил.
Сандро хмыкнул и покачал головой; Андреа возвёл глаза к потолку. Леонардо смотрел на них с усмешкой, но в этой усмешке была изрядная доля бравады, потому что кошмар о падении снова посещал его. Потом он сказал:
- Если ничего не случится, завтра, едва рассветёт, мы уезжаем в Винчи. Ты, конечно, поедешь с нами.
- Я так и собирался сделать. Подумал, что ещё одна пара рук тебе не помешает.
Никколо стоял рядом с Сандро, явно радуясь его появлению.
- Я был хорошим помощником маэстро Леонардо, - сказал он.
- Воображаю, каким хорошим.
- Он многому научился, Пузырёк, - вступился за Никколо Леонардо. - Боюсь, теперь мне без него не обойтись.
- А как насчёт шлюх? Вылечился?
- Вряд ли шлюх можно считать заразой, - сказал Никколо и нервно улыбнулся, когда все рассмеялись. - А ты, маэстро, уже исцелился от меланхолии?
- Да, мой юный друг - насколько от неё вообще можно исцелиться.
- А мадонна Симонетта? С ней тоже всё в порядке?
- Никко! - Леонардо резко глянул на мальчика.
- Ничего страшного, Леонардо, - сказал Сандро. - Вполне допустимый вопрос. - Он повернулся к Никколо. - Да, с ней всё в порядке.
Но когда Сандро вновь обернулся к Леонардо, в глазах его читались вина и тревога - они-то и отражали истинное состояние его души.
Они покинули город сразу после рассвета, держась подальше от встречных омерзительных becchini, которые возвращались от общих могил, где без отпевания хоронили жертвы мора. Хотя в воздухе висел туман, день обещал быть прозрачным и ясным - в самый раз для путешествия. Два десятка трубачей и плакальщиков шли по Лунгарно Аччьятуоли, вдоль маслянистых неспокойных вод Арно - возвращались с похорон. Только очень достойный - или очень богатый - человек мог быть похоронен с такими почестями в эти дни, когда сама Смерть звонила в погребальные колокола.
Никколо и Сандро перекрестились, то же сделали Зороастро да Перетола и Лоренцо ди Креди, у которого было прекрасное и невинное лицо ангела с алтарного полотна Верроккьо. Кроме Сандро, Никколо и Аталанте Мильоретти, Леонардо ещё сопровождали несколько учеников Верроккьо; все они ехали в двух запряжённых лошадьми повозках, где под холстами лежали части Леонардовой Великой Птицы. Леонардо и Сандро шли рядом с первой повозкой, и Никколо с Тистой, кажется, с удовольствием предоставили их самим себе: они спорили, кому держать поводья.
- Обычно я добирался домой, в Винчи, за день, - говорил Леонардо Сандро, который был как-то неуютно отчуждён. - Я знаю, как срезать угол через Витолини, Карминьяно и Поджио-а-Кайяно. Это старая заброшенная горная тропа, что ведёт вверх по Монте-Альбано; но чтобы ходить там, нужно быть любителем лазать по горам. А с повозками рисковать нельзя, так что придётся нам ехать вдоль Арно и заранее смириться с допросами, которые станут учинять нам солдаты Великолепного в каждом городишке, куда мы ни заедем. Впрочем, у нас пропуск с печатью Лоренцо.
Сандро молчал, целиком погруженный в свои мысли, но Леонардо продолжал:
- Когда моего отца задерживали во Флоренции дела, он спешно отсылал меня с посланием для Франческо - он и поныне управляет его владениями. Интересно, что было бы, если б я попробовал сейчас пробежаться коротким путём? Верно, заработал бы одышку. - И добавил после мгновенной паузы: - Сандро, мне страшно за тебя.
- Не надо, друг мой, - сказал Сандро, внезапно оживая. - Все говорят, что я пугаю их своей задумчивостью. Должно быть, душа моя ещё не вполне очистилась.
- Ты всё ещё боишься?..
- Да, - сказал Сандро, - я всё ещё боюсь за мадонну Симонетту... и за себя тоже. Когда надо мной потрудились врачи и я набрался сил, я настоял на том, чтобы отправиться с Лоренцо и Пико делла Мирандолой на виллу Веспуччи - повидать её. Я знал, что с ней что-то неладно, я чувствовал это. Лоренцо, конечно, справедливо опасался, но я умолил его, хотя юный граф Мирандола был решительно против - и ради меня, и ради дамы.
- И что же? - спросил Леонардо, потому что Сандро умолк.
- Я сказал им, что страсть испарилась... осталась только вина.
- Это правда?
- Да, Леонардо, боюсь, что так.
- Тебе бы радоваться, что опять здоров.