— Умник помолчал и добавил лично для Тарковского:
— Виктор Саулыч, а на вас я не в обиде — вы здесь лицо подневольное. Думаю, вскорости вас отпустят, если вы, конечно, не успели наговорить лишнего: новому генпрокурору мы с вами будем не нужны:
Запищали гудки отбоя. Молодой человек уже тыкал в кнопки стоявшего на письменном столе проводного телефона. Дозвонившись, он без особой надежды спросил:
— Ну как, Витюня, засекли?
Витюня отвечал гораздо дольше, чем требуется, чтобы сказать «да» или «нет». Молодой человек слушал; и лицо его вытягивалось.
— А из чьего кабинета?.. Ну, слава богу, что хоть не из Барвихи.
— Из Думы звонил? — предположил Тарковский.
— Откуда вы знаете?! — взъелся молодой человек. — Вам известно больше, чем вы говорите!
— Да ничего мне не известно. Просто знаю одного проходимца, который это любит: «Я вам из Госдумы звоню!»
А там телефоны для всех — внизу, еще перед милицейским постом: заходи с улицы и звони.
— Да, из Госдумы, — остыл молодой человек. — Виктор Саулович, а раньше он устраивал такие проверки?
— В том-то и дело, что нет, — вздохнул Тарковский.
Он был недоволен собой. Купился, как ребенок: «Сидит „ он рядом с вами, гэбистик молодой, передайте ему трубку“… Так-так! А» откуда Умнику знать, что следователь молодой?
Тарковский потянулся черед стол, ткнул кнопку. По приказу прокурорских в приемной сидела Наташа, изображала работу.
— Слушаю вас внимательно, Виктор Саулович.
«Внимательно» в их личном коде означало: «Внимание! В офисе посторонний». И, хотя предупреждение было чисто символическим — вот он, посторонний, третий час глаза мозолит, — Виктор Саулович растрогался:
«Птичка верная, блядюшка ненаглядная. Выйду — женюсь… А Валю куда? Не сходи с ума, — одернул себя Тарковский. — Это же клиника — жениться с такой разницей в возрасте. Притравит тебя птичка верная и правильно сделает».
— Слушаю, — повторила птичка.
— Наташа, в приемную никто не заходил?
— Николай Палыч из «Весты». Я у него сигареты стреляла для.., нашего гостя, — нашла обтекаемую формулировку Наташа.
— А еще кто?
Молодой человек, которому инициатива Тарковского поначалу явно не нравилась, теперь слушал, подавшись вперед. Понял.
— Больше никого не было.
— Уборщицы, охрана, — подсказал молодой человек.
— Наташа, а из персонала кто-нибудь был?
— Мойщик стекол. Нахал такой! — с базарными нотками прощебетала птичка верная. — Без спросу прется в кабинет, я говорю: «Хозяин занят», а он: «Пусть отдохнет, всех долларов не заработает!»
— И ты его отбрила, — заключил Тарковский.
— Ага. Говорю: «У него молодой человек из органов».
— Сука, — с чувством сказал Тарковский, сам не зная, кого имеет в виду. Пожалуй, что Умника. С птички что взять? Мозжонки махонькие. Он подумал и снял с руки «Ролекс». — Андрей Никитич, вы уж, пожалуйста, лично сдайте мои часы на хранение, а то их уже пытались замотать.
— Не перестаю вам удивляться. Знаете, что попадете под конфискацию… — начал молодой человек и осекся. — Виктор Саулович! Неужели вы думаете, что Генерального прокурора снимут из-за какой-то там кассеты?!
Я бы на вашем месте не обольщался.
— Кто знает… — ответил Тарковский.
И ПЕРЕД НЕЙ ВСТАЕТ МИНИСТР
Рассадка за столом на официальных завтраках, обедах или ужинах требует строгого соблюдения признанного служебного или общественного положения гостей. Нарушение этого основного правила рассадки может быть истолковано как сознательное нанесение ущерба как лично гостю, так и стране, им представляемой, что может привести к неприятным последствиям или осложнениям в отношениях.
Э. Я. СОЛОВЬЕВ. Этикет
Змей.