- Добрый вечер, Ольга Самсоновна!
От неожиданности вздрогнула и остановилась: перед ней стоял Ардальон Порфирьевич.
- Фу ты! - не то досадливо, не то растерянно уронила ему в ответ.
- Неужто напугал? - мелкими бусинками покатился тенорковый смех Адамейко. - Вот и поймал… Вот и настиг, а?
- Здравствуйте… Очень рада встретить вас… Только… куда это вы? В ту или в эту сторону?
Они стояли на углу Литейного, набухшем, как мокрый узел, от притока человеческих волн: шедшие позади напирали, теснили, - и Ольге Самсоновне нужно было торопиться перейти на противоположный угол.
- Ну, куда?…
- В вашу сторону. Непременно в вашу!… - продолжал улыбаться Ардальон Порфирьевич и притронулся рукой к ее локтю.
- Да ну вас, - сразу и не скажет! - пожала плечами Ольга Самсоновна. - Пойдемте, что ли…
Она перед самым трамваем перебежала улицу и, остановившись на углу, ждала, покуда Адамейко ее догонит. Он, выждав, пока пройдет трамвай, пересек рельсы.
- Пугливый вы! - иронически улыбался навстречу чуть вдавленный, насмешливо собранный рот. - Ну, так куда же вы шли, Ардальон Порфирьевич?
- Сказал вам: в вашу сторону теперь иду, потому что - настиг! Вы ведь к подруге, конечно? К портнихе, Резвушиной, так?… Взяли мы с вами направление правильное…
Ольга Самсоновна удивленно посмотрела на него и в этот момент не обратила даже внимания на то, что спутник ее уверенно и твердо взял ее под руку.
- Никак не поймете, откуда сейчас такие подробности знаю? - опять рассыпались мелкие бусинки смеха, и Адамейко слегка прижал к себе мягкое плечо женщины. - Так ведь?
- Ну, да…
- Очень просто, заметьте… - уже серьезно и чуть-чуть глуховато, словно сзади кто-то хотел подслушать их разговор, продолжал Ардальон Порфирьевич. - Просто, как щепка, можно сказать… Зашел я к вам на квартиру, а вас и не застал. И Федора Семеновича не было, - одни дети только. Посидел я с ними, маленько покалякали, немножко угостил я их…
- Опять? чем же это?… - с благодарностью посмотрели на него близко придвинутые влажные глаза.
- А так, знаете… пустячком, собственно. Но сам, признаюсь вам, моральную приятность при этом почувствовал: к Пострунковой (ну, да, к той самой, про которую вам рассказывал!…) - к вдове этой, к дикому мясу этому, по делам зашел и стибрил, как говорится, два пирожочка… Не обеднеет: она их каждую неделю для своих "Николаев Матвеевичей" и собачонки приготовляет… И вкусно, заметьте, делает.
- Ладно. А как же все-таки насчет Насти Резвушиной?
- А-а… - протянул Ардальон Порфирьевич, словно вспомнил только теперь, каким вопросом начался их разговор. - Ну вот, значит… Покалякал я с ребятишками про разное, а тут и муж ваш в квартиру вернулся. "Где мама?" - спрашивает. "К тете Насте пошла", - Галочка ваша отвечает. Вы ведь ее так научили, а?
- Не научила, а сказала! - раздраженно ответила Ольга Самсоновна. - При чем тут "научила"?! Тоже еще скажете!…
- Вы не волнуйтесь, - мягко перебил ее Адамейко. - Я ведь почему так спросил, заметьте. - Это слово от мужа вашего, слыхал. "Опять к Насте?" - спросил он. "Опять…" - Галочка ваша отвечает. "Видали? Научила, как отвечать…" - говорит мне Федор Семенович. А для чего научать-то Галочку? Смышленая она девочка, память у ней хорошая, глаза толковые - многое понимают, заметьте! Толковостью своей и меня самого на некоторые разговоры вызвала…
- На какие это такие?
- Вот мы с мужем вашим минут десять посидели, - продолжал Ардальон Порфирьевич, как будто не расслышав обращенного к нему вопроса. - Потолковали… Осторожно это я выспросил адрес вашей приятельницы и фамилию - и распрощался с Федором Семеновичем…
- А для чего - "осторожно"? - усмехнулась Ольга Самсоновна.
- Очень просто, заметьте: ревнив! К тому же мое пребывание у вас стало частым, и разговоры близкие и дружеские. Не порицаю его, мужа вашего. Сам бы, может, ревновал вас, кабы в его формальном положении был! А тут еще случай с сынишкой вашим, и новое близкое звание для меня из ваших уст: "крестный"…
- Сообщенный здесь разговор требует некоторых пояснений, и краткое отступление наше от последовательного повествования событий, приведших Ардальона Адамейко на скамью подсудимых, будет уместным для того, чтобы полнее рассказать о тревожном случае с заболевшим ребенком Сухова, о чем второпях мы забыли сообщить читателю в конце предыдущей главы, а также и для того, чтобы понятнее стали создавшиеся за это время взаимоотношения между Адамейко и Ольгой Самсоновной, несколько новый тон их собеседования, на что, может быть, читатель уже и обратил внимание, заинтересовавшись их встречей на Невском проспекте…
Нужно сказать, что все страхи Суховых и вполне искренняя тревога Ардальона Порфирьевича за судьбу маленького Павлика оказались, к счастью, напрасными: приглашенный врач легко определил ангину, заставил вдыхать теплый пар, прописал необходимое в таких случаях лекарство, - и ребенок остался жить, а через три дня и совсем был здоров.
Но случай этот сильно способствовал тому, что Ардальон Порфирьевич за несколько дней знакомства с семьей Сухова сблизился с ней, стал в квартире на Обводном почти завсегдатаем и - часто - помощником во многих делах для своих новых друзей…
Это последнее обстоятельство не могло не сказаться и на внешних взаимоотношениях, приобретших вскоре характер некоторой непринужденности, а иногда даже - фамильярности, что, впрочем, меньше всего было присуще в данном случае Ардальону Порфирьевичу.
Ольга Самсоновна же - к чрезвычайному удивлению и в то же время и удовольствию Ардальона Порфирьевича, - часто склонна была выказывать эту фамильярность, и тогда невинные голубые донья-глаза, - как всегда, пронизанные долгим лучом прозрачно-чистого света, - не казались уже Ардальону Порфирьевичу загадочными, а сама Ольга Самсоновна - недоступной и недосягаемой, как с горечью подумал он при первой встрече.
Глаза притягивали к себе: сгорали в голубом огне их - встречные, - но глаза жили своей собственной, самостоятельной жизнью - чарующей, но обманной, как понял теперь Ардальон Порфирьевич: они обманывали, порождая мысль о в нут рением сиянии чуткой и вдумчивой человеческой души…
Но то, что понял это Ардальон Порфирьевич, не печалило его теперь: тем легче были встречи и доступней казалась эта женщина!
Он радовался всегда непринужденности этой, радовался так быстро установившейся дружеской близости и рисковал уже все чаще и чаще говорить с Ольгой Самсоновной о том, что так же близко было к целиком захватившим его желаниям.
А когда оставался наедине со своими мыслями, иронически и самодовольно думал: "Ну что, Медальон, - не ожидал такого, а? Умный казак всегда в атаманы выбьется…"
Рассуждая же насчет дружбы, Адамейко однажды сказал присутствующим:
- Дружба, заметьте, - что пузо человечье - вот что! Наполнил его как следует, - оно и всякие стеснительные кушаки заставит снять и само себе, по законам естественности, может все дозволить…
Однако вернемся к Знаменской площади, куда вышли, беседуя, Ольга Самсоновна и ее спутник.
- А как отрекомендуете меня? - спросил Адамейко, когда стояли они уже у подъезда широкоплечего бурого дома.
- Скажу - "новый кум" мой! - рассмеялась Ольга Самсоновна, открывая скрипучую парадную дверь и быстро вбегая по первым ступенькам лестницы.
- Смотрите, вам лучше знать! - ухмыльнулся Ардальон Порфирьевич, догоняя ее.
- Доходный домик. - коридорная система… комнаты, наверное, в спичечную коробочку! - делился он своими наблюдениями, покуда они проходили длинный коридор, направляясь к Резвушиной. - А где тесно, там, заметьте, горюч и на всякое способен человеческий материал…
Они подошли к разыскиваемой двери. Из комнаты доносился мягкий тупой звук чьих-то быстрых и коротких шагов.
Ольга Самсоновна чуть приоткрыла узенькую дверь:
- Настя, я не одна сегодня, - можно к тебе?
- Воспрещен вход только налетчикам и наводчикам, а еще - разным красавцам, потому каждый из них может выкрасть мое сердце.
Голос звучал бодро и звонко, а слова вплетались друг в друга скороговоркой и округло, как у проворной вязальщицы - петли кружева.
- Значит, вам можно входить! - громко рассмеялась Ольга Самсоновна, легонько хлопнув по плечу своего невзрачного спутника. - Под Настюшин приказ не подходите…
Ардальон Порфирьевич хотел как-то возразить, но не успел: сама хозяйка, выйдя навстречу, широко открыла перед ними дверь, - и он очутился уже в комнате.
А через пять минут и хозяйка и гости живо беседовали, и Ардальон Порфирьевич почти не чувствовал неловкости от того, что сидел у совершенно незнакомой женщины, никогда не знавшей раньше о его существовании.
Комната Резвушиной, как он и предполагал, была маленькой, квадратной, и воздух в ней стоял несколько тяжелый и по особенному сухой. Сухости этой и специфическому запаху немало способствовала, вероятно, портняжья профессия Резвушиной, сказывавшаяся здесь во всем: черный манекен был обвешан несколькими кофтами и жакетами; на распиралках, по стенам, висели аккуратно выправленные блузки разного цвета; на спинке дивана, на котором сидел Ардальон Порфирьевич, лежала завернутая в бумагу какая-то материя, а у противоположной стены стояла ножная швейная машина, и на ней - большие и маленькие ножницы, катушки ниток и жестяная коробочка с иголками.