Один из французских офицеров привстал, чтобы возразить, но осекся под строгим взглядом Фебрие де Пуанта. Командующий вознаградил помощника одобрительным кивком: вот так, дескать, нам надо и действовать впредь, поддерживать друг друга и пресекать ретивых офицеров.
- А теперь позвольте высказать свои соображения о предстоящем пути. - Дэвид Прайс взял указку и повернулся к большой карте Тихого океана, висящей на переборке. - Пусть теперь для вас не будет секретом: несколько английских кораблей раньше нас проследовало к восточным берегам России. Они проводят там рекогносцировку, ждут нас с последним важным сообщением. А пока, не зная, или почти не зная, расположения кораблей эскадры Путятина, нам трудно разрешить вопрос о будущих действиях неприятеля. Можно предположить, что Путятин сосредоточил свои корабли у восточных берегов Азии… Но, господа, обратите внимание, как они велики, - Дэвид Прайс провел указкой сверху вниз. - Эскадра может быть здесь, - указка обвела Авачинскую губу. - Здесь, - острый деревянный кончик замер у Татарского залива. - Или в одной из этих бухт, - адмирал обвел берега Охотского моря. - Однако не следует исключать, что эскадра Путятина может с целью прикрытия судов Российско-американской компании стоять тут, - указка отыскала у западного берега Северной Америки остров Ситха. - Да, господа, на этой маленькой земле построен порт Ново-Архангельск. Россияне называют его столицей Русской Америки.
Дэвид Прайс сделал короткую паузу и продолжил:
- Если не встретим эскадру адмирала Путятина у восточных берегов Азии, тогда рандеву с ней следует ожидать тут, около Аляски. Наша главная цель - сжечь, потопить на Тихом океане русские военные корабли, перекрыть пути торговым судам Российско-американской компании. А когда уничтожим в этом океане русский флот, можно считать, что Россия на Востоке не защищена. Мы можем беспрепятственно высадиться в любом месте восточного побережья воющей с нами страны, занять, на наш выбор, удобные бухты. А потом нам подскажут, как действовать дальше…
Дэвид Прайс замолчал, желая знать, какое впечатление произвела его речь. Увидя вопросительную мину командира французского фрегата "Форт", спросил:
Вы, господин Бурассэ, что-то хотите сказать?
Офицер согласно кивнул и поднялся.
Мне показалось верным ваше предложение о том, - медленно начал он, - что суда Российско-американской компании могут оказаться под прикрытием военной эскадры русских.
Могут, - подтвердил Дэвид Прайс.
Вот видите, - ухватился за слово француз.. - В Тихом океане вдоль берегов Америки, от Сан-Франциско до мыса Горн, ходит множество английских и французских коммерческих судов. С нашим уходом отсюда они окажутся беззащитными. А не оставить ли нам "Артемиза" и "Амфитриду" у этих берегов?
- Понимаю, - сказал командующий. - Вы, господин Бурассэ, допускаете мысль, что корабли Путятина могут подойти к берегам Америки? - Дэвид Прайс снисходительно улыбнулся. - Возможно, думаете, что русские моряки даже будут охотиться за нашим торговым флотом?
Ироническая улыбка командующего не смутила Этьена Бурассэ.
- Да, я так думаю, - ответил он, не отводя глаз. - История помнит знаменитое крейсерство американского капитана Дэвида Портера на фрегате "Эссекс". Во время; шгло-американской войны этот капитан в Атлантическом океане только в 1812 году захватил семь английских бригов, фрегат и военный шлюп "Алерт". На следующий год Портер перешел в Тихий океан и захватил еще несколько английских китобойных судов…
- Что вы хотите этим сказать? - Дэвид Прайс был явно недоволен упоминанием об отважном американце 11ортере, который действительно нанес своими дерзкими вылазками ощутимый урон и позор "владычице морей", о чем сам и поведал всему свету в книжке "Essex in 1812-1813-1814".
Хочу сказать, - настойчиво, почти с вызовом, произнес Бурассэ, - что русские моряки по отваге и мужеству не уступают американским.
- Браво, господин Бурассэ! - с сарказмом произнес 71-я!ид Прайс и с обескураживающей улыбкой уставился im французского адмирала: уберегите, мол, меня от таких ныеказываний.
Фебрие де Пуант что-то буркнул, и офицер, метнув
взгляд на командующего, сел. Весь его вид говорил, что он жалеет о высказанном, что разумных советов английский адмирал не понимает и не принимает.
Наступило неловкое молчание.
- Я разделяю беспокойство своего коллеги, - подал голос командир французского корвета "Эвридика" Ла Грандьер. - В русской эскадре может объявиться свой "Эссекс".
- Русские моряки всегда отличались дерзостью и смелостью, - поддержал соотечественников командир брига "Облигадо" Паскье Гужон.
- Какая завидная солидарность! - В голосе Дэвида Прайса уже не было прежней иронии. - Когда трое говорят, что ты пьян, надо идти спать. Что на это скажете вы, господин Фебрие де Пуант?
- Чем черт не шутит, когда ангелы спят, - неопределенно ответил французский адмирал. - Опасения высказаны, видимо, нам (он сделал упор на "нам", не противопоставляя себя командующему) надо над ними подумать.
- Преувеличиваем опасность, - бросил реплику Ричард Барриджи. - Русские боятся англичан как огня.
- Бахвальство! - буркнул Паскье Гужон.
- Господа, спокойнее! - призвал к порядку командующий. - Прошу высказываться по существу и без запальчивости.
Как ни старался Дэвид Прайс, не сумел разубедить французов, что предложения, высказанные их стороной, не заслуживаюх внимания. И хотя последнее слово могло остаться за командующим эскадрой, он его не сказал.
Военный совет 10 мая к единому решению не пришел. Командиры разошлись по кораблям с разными мнениями: французы считали, что их предложения подлежат серьезному обсуждению, а не осуждению; англичане (им ничего другого не оставалось делать) во всем поддерживали адмирал а-соотечественника.
Через неделю, 17 мая, когда все корабли были готовы к отплытию, Дэвид Прайс распорядился вывести эскадру в открытый океан, оставив для крейсерства у западных берегов Америки корветы "Артемиз", "Амфитриду" и пароход "Ла Прони".
Погоня началась.
ТРУДНЫЕ МИЛИ
Путешествия по океанским просторам моряками всех стран измеряются расстоянием в милях и исчисляются временем пребывания в пути - часами, сутками, неделями, месяцами.
От перуанской земли до берегов Дальнего Востока ни много ни мало - девять с лишним тысяч миль.
Подходил к концу второй месяц путешествия "Авроры" от порта Калао. Преодолев по Тихому океану более двух третей заданного расстояния, фрегат вошел в студеную зону. Начались холодные, пронизывающие до костей переменные ветры. Скорость корабля сократилась вдвое. Моряки все чаще и чаще стали вступать в единоборство со стихией под дикий вой ветра в парусах. Волны хлестали людей просоленными жгутами. Вода, не успевая стекать по отводным шпигатам, в такт качки корабля с шипеньем и брызгами переваливалась по палубе от борта к борту, от носа к корме, от кормы к носу. Сырость, а с нею и стужа проникли в некогда теплые жилые помещения через палубные пазы и неплотно задраенные люки. Влажные переборки и углы кубриков покрылись плесенью. Продрогшие моряки, возвращаясь с вахты в мокрой одежде, не могли согреться, им некогда было высушить белье.
Заметно убывали запасы провизии. Из четырех оставшихся бычков два околели. Корабельный врач Вильчков-ский, несмотря на скудные остатки провианта, запретил убивать для еды сильно похудевших животных, заподозрив у них опасное заболевание. Через несколько суток околели и остальные. С падением бычков быстрее, чем предполагали моряки, кончились жиры, соленое мясо и мыльный сыр; не стало зелени и фруктов, так необходимых людям, недавно перенесшим скорбут. Лук, чеснок, лимоны, апельсины, груши и яблоки, при закупке свежие и сочные, не столько были употреблены в пищу, сколько сгнили из-за сырости в хранилище и частой смены температуры. Экипаж перевели на постные крупы и урезанную норму заплесневевших черных сухарей. Протухшую, дурно пахнущую гнилым деревом пресную воду также взяли на строгий учет.
Говорят, горе одно не приходит: "Пришла беда - отворяй ворота". Скорбут, приглушенный на последней стоянке, у перуанского берега, вскоре возобновился. Пронизывающие холодные и сырые ветры вызвали простудные
заболевания. От протухшей воды люди мучались животами. К изнурительным скорбуту и лихорадке прибавилась не менее опасная болезнь - дизентерия. У двоих матросов врач, к своему ужасу, определил пятнистый тиф. С каждым днем больных становилось все больше и больше. На фрегате кончился хинин, не стало хлороформа и нашатырного спирта. Санитары сбивались с ног, ухаживая за немощными. Нечем было приглушить скорбут, лечить простуженных, приостановить кровавые поносы; корабельные эскулапы боялись распространения тифа.
Вильчковский был верен клятве Гиппократа. О здоровье моряков фрегата медик заботился больше, чем о собственном. Каждое утро он докладывал о состоянии людей командиру корабля. Врач настоял, чтобы Изыль-мётьев распорядился выделять водку, ранее регулярно выдаваемую всем морякам по чарке, как профилактическое средство от простуды, только строго по предписанию медика для компрессов и натирания тела.
Людей с разными инфекционными заболеваниям нельзя держать в одном помещении. На фрегате началось переселение. Лазарет, расположенный вблизи носовой части корабля, за фок-мачтой, заполнили больные скорбутом и лихорадкой. В трех матросских кубриках, освобожденных под изоляторы, стонали, корчились от боли в - кивоте, бредили, метались в жару больные дизентерией я тифом.